Музыка не занимала важного места в семье Ульвеусов. Гуннар играл на мандолине, но, как вспоминает Бьерн, «если говорить откровенно, это звучало не очень впечатляюще». В доме не было проигрывателя, поэтому главным источником популярной музыки служило радио, которое, по сравнению с сегодняшним днем, предоставляло мало возможностей для развлечения.
По воскресеньям утром, между долгими и нудными лекциями по сельскому хозяйству, шла получасовая передача «En glad ton pa gram- mofon» («Веселая мелодия на граммофоне»), в которой звучали хиты наряду с популярной фолк-музыкой. Эта передача выходила в эфир с конца 40-х и служила для юного поколения 50-х единственной возможностью услышать то, что называлось «поп-музыкой».
«Популярная музыка» в Швеции той эпохи была синонимом так называемой шлягерной музыки, которая звучала в «Еп glad ton pa gram- mofon». Слово «шлягер», переводимое как «хит» или «популярная песня», имеет немецкое происхождение и вошло в обиход в Швеции в 20-х годах. Не имеющая ничего общего с американским джазом и ритм- знд-блюзом, шлягерная музыка уходит корнями в столь разные жанры, как немецкий военный марш, австрийская оперетта, итальянская и восточноевропейская фолк-музыка и французский шансон. Ее шведский вариант был окрашен в национальные тона.
В начале 50-х Швеция во многом была все еще сельскохозяйственной страной, по крайней мере, по своему духу, и широко распространенная ностальгия по «прежним временам» находила отражение в ее поп-культуре: На этом фоне происходило первое знакомство юного Бьерна Ульвеуса с музыкой. Наиболее сильные эмоции вызвал у него Тори Бернхардс, чрезвычайно популярный певец того времени. Его песня 1952 года «Vildandens sang» («Песня о дикой утке») — душещипательная баллада, повествующая о паре диких уток, одну из которых убивает охотник, — исполнялась с большим пафосом под аккомпанемент аккордеона, фортепьяно и скрипки, подчеркивавшей мелодию.
«Она была хитом тем летом, когда я гостил у моих двоюродных братьев на западном побережье, — вспоминает Бьерн. — Я услышал ее по радио, и она показалась мне невыносимо печальной. Это была первая песня, действительно запавшая мне в душу». Бьерн также вспоминает, что ему очень нравились шведские версии Элис Бабе столь же сентиментальных песен «Mockin' Bird Hill» (Лез Пол, Мэри Форд и Патти Пэйдж) и «А Dear John Letter» (Джин Шепард), которые также были хитами примерно в то же самое время. Сочетание нежной мелодии и грустных стихов произвело на мальчика неизгладимое впечатление.
В гораздо меньшей степени его вдохновляли уроки музыки, которые Бьерн посещал в середине 50-х. На этих занятиях, введенных в 40-х в дополнение к обычной программе, школьников обучали играть на «правильных» инструментах, таких, как скрипка или фортепьяно. Подобно многим другим детям, Бьерн находил их ужасно скучными и старался пропускать при каждом удобном случае, предпочитая играть с товарищами на улице. «Они абсолютно ничего не давали», — вспоминал он.
В мир музыки Бьерн попал на волне повального увлечения стилем скиффл, которая поднялась в середине 50-х в Великобритании и прокатилась по другим европейским странам. «Мой двоюродный брат Йон был старше меня на год и уже давно играл на трубе и фортепьяно. Когда наши семьи собирались вместе, он обычно устраивал концерт. Он, как и все, увлекся музыкой скиффл и предпочитал покупать пластинки малоизвестных групп, например, Vipers, вместо по-настоящему популярных исполнителей, таких, как Лонни Донеган».
Скиффл проник в Швецию в 1957 году. В том году на Рождество Бьерн испытал незабываемое ощущение. Они с Йоном сидели за большим фортепьяно в доме Ульфсетеров и играли в четыре руки. «Музыка казалась мне чем-то фантастическим. Когда в тот вечер мы вернулись домой, я начал приставать к родителям: «Пожалуйста, купите мне что- нибудь, на чем можно играть». Так следующей весной, на свой тринадцатый день рождения, Бьерн получил акустическую гитару — довольно необычный подарок для того времени. Это был один из счастливейших моментов в его жизни.
Подобно будущим Beatles и другим британским группам, ставшим популярными в 60-х, Бьерн и Йон создали скиффл-группу с классическим набором гитар, басом из чайного ящика и стиральной доской. «Мне в одинаковой мере нравилось играть музыку и выступать», — вспоминает Бьерн.
Итрая в группе, Бьерн познакомился с басистом Тони Рутом. Тони учился в одном классе с Йоном Ульфсетером и в скором времени стал лучшим другом Бьерна. «Отец Йона был очень богат, и они жили в большом доме, — вспоминает он. — В этом доме имелся подвал, где мы могли играть и шуметь, сколько нам влезет». Отец Бьерна тоже по-мог им: по его просьбе на бумажной фабрике была изготовлена бас-гитара для Тони.
Репертуар группы состоял, главным образом, из песен со скиффл- альбомов Йона. «В те дни на конвертах альбомов еще не печатали тексты песен, — вспоминает Бьерн. — Мы знали английский не настолько хорошо, чтобы разбирать, что в них поют, и поэтому просто издавали похожие звуки».
Примерно так же действовали многие первые популярные шведские рок-музыканты в конце 50-х. В шведских кавер-версиях песен Элвиса Пресли, Бадди Холли и Джина Винсента зачастую слышалось лишь несколько неразборчивых слов, которых наверняка не было ни в одном английском словаре. «Это говорит о том, как мало значил текст, — отмечает Бьерн. — Его смысл ограничивался лишь фонетическим звучанием. В такой атмосфере я и вырос».
В благополучной, идиллической, процветающей Швеции конца 50-х зачастую вызывающие тексты рок-музыки ускользали от понимания меломанов. Такие ее аспекты, как расовый характер и средство молодежного бунта, имели еще меньшее значение. В музыкальных магазинах термин «рок-н-ролл» впервые прозвучал во второй половине 1956 года и то только в качестве названия новой разновидности джаза, пришедшего из Америки. Рок-н-ролл, как особый музыкальный стиль, не мог прочно закрепиться на шведской музыкальной сцене до конца 1957 гола. чему способствовало враждебное отношение к нему на шведском радио. Первая передача, специально предназначенная для молодежной аудитории, начала выходить в начале 1957 года, но ее ведущие откровенно заявляли, что хотя она и призвана служить источником развлечения для всех, «единственное, в чем мы твердо убеждены, так это в том, что ненавидим рок-н-ролл». Джаз считался более подходящим для радиослушателей, по крайней мере, по мнению ведущих этой передачи.
Для Бьерна конфликт между джазом и рок-н-роллом не имел никакого значения. Он знал только то, что обожает музыку и хочет играть на гитаре в скиффл-группе своего двоюродного брата. Правда, ему потребовалось некоторое время, чтобы овладеть инструментом. «Я купил одну из этих книжек, где изображены аккорды с точками, указывающими, какие струны нужно зажимать. Поначалу я не мог понять, как это делается, и мне пришлось разбираться. В конце концов у меня стало получаться довольно забавно».
Мать Бьерна Айна с трудом выносила упражнения сына в игре на гитаре. «Я надевала пальто и уходила из дома, лишь бы не слышать всего этого», — вспоминает она. Впоследствии Бьерн говорил, что очень благодарен своим родителям за то, что они разрешали ему играть дома и тем самым поощряли его интерес к музыке.
В августе 1956 года Бьерн перешел в среднюю школу, и за несколько лет его оценки заметно улучшились. Хотя он и не отличался примерным поведением, его определенно нельзя было назвать хулиганом. Бьерн был дружелюбным парнем из семьи, принадлежавшей к среднему классу, и уже в том возрасте демонстрировал незаурядный интеллект.
Тони Рут вспоминает: «Меня всегда поражал его острый ум. Бьерн отлично учился, и я никогда не замечал, чтобы он занимался больше других. Ему очень легко давались языки. Наша преподавательница английского, проработавшая в школе около сорока лет, говорила мне, что у нее никогда не было такого способного ученика, как он».
Когда Йон Ульфсетер решил отказаться от скиффла и переключиться на трэд или диксиленд (разновидности джаза), Бьерну понравилась эта музыка, и он сменил гитару на банджо. Такая метаморфоза была довольно распространенным явлением среди шведских поклонников скиффла. Трэд представлял собой возрождение изначального нью-орлеанского джаза начала XX века, и тинэйджеры, игравшие эту музыку, были уверены в том, что старшее поколение их одобрит.
Хотя нам хорошо известно, что западная молодежь во второй половине 50-х пристрастилась к рок-н-роллу, Бьерн и его друзья все же были хорошо воспитанными мальчиками из среднего класса, а в этой среде, как в Швеции, так и в других странах, этот стиль называли «примитивной музыкой для рабочего класса». Он считался если не венцом аморальности, то уж во всяком случае атрибутом низменной культуры.
Рок-н-ролл, который постепенно завоевывал Швецию, исполнялся исключительно белыми музыкантами, такими, как Элвис Пресли, а пионеры этой музыки — черные исполнители — были фактически неизвестны большинству ее поклонников. Бьерн подтверждает это: «Конечно, мне нравился Элвис, но не музыканты типа Чака Берри. Мы не слушали его музыку, и я даже не подозревал о его существовании. В маленьких шведских городах в то время школьники по-настоящему увлекались не рок-музыкой, а фолком, диксилендом и скиффлом».
