Одна из наиболее известных интерпретаций - из числа тех, что вдохновлены культурным эволюционизмом, - трактует наскальные рисунки, оставленные нам обществами среднего палеолита как магические наглядные изображения, связанные с охотничьими ритуалами. Ход рассуждения следующий: нынешние примитивные популяции обладают охотничьими ритуалами, которые часто кажутся нам лишенными утилитарной значимости; доисторические наскальные рисунки - и по их количеству, и по их расположению в самой глубине пещер кажутся нам лишенными утилитарной значимости; творцы этих рисунков были охотниками: стало быть, рисунки служили охотничьим ритуалам. Достаточно проговорить эту имплицитную аргументацию, чтобы заметить ее непоследовательность. Впрочем, она имеет хождение преимущественно среди неспециалистов, поскольку этнографы, располагающие непосредственным опытом общения с этими примитивными популяциями, столь охотно "под разными соусами" потребляемыми псевдонаучным каннибализмом, не почитающим полноту человеческих культур, солидарно утверждают, что ничто из наблюдаемых фактов не позволяет сформулировать какую-либо гипотезу относительно рассматриваемых памятников. И поскольку здесь мы ведем речь о наскальных рисунках, то подчеркнем, что за исключением южноафриканских наскальных изображений (некоторые считают их недавним туземным творением), "примитивные" искусства настолько же далеки от искусства мадлен и ориньяк, как и от современного европейского. Ибо эти искусства характеризуются весьма высокой степенью стилизации, вплоть до крайних деформаций, тогда как палеоисторическому искусству присущ захватывающий реализм. Вероятно, можно попытаться увидеть здесь начало европейского искусства; однако это будет неточным, поскольку на той же территории за палеолитическим искусством последовали другие формы, не обладавшие такой характеристикой. Преемственность географического местонахождения ничего не меняет в том факте, что на той же территории друг за другом следовали различные популяции, не знавшие искусства своих предшественников или не придававшие ему значения, и каждая из них несла с собой противоположение в верованиях, техниках и стиле.
Доколумбова Америка накануне ее открытия по состоянию цивилизации напоминает европейский неолитический период. Но это уподобление не выдерживает сколько-нибудь внимательного рассмотрения: в Европе земледелие и доместикация животных происходят совместно, тогда как в Америке развитие касается исключительно первого из этих занятий, что сопровождается почти полным незнанием второго (во всяком случае, оно чрезвычайно ограниченно). В Америке каменные орудия находят свое продолжение в земледельческой экономике, а в Европе она ассоциируется с началом металлургии.
Не стоит множить примеры. Ибо попытки познать богатство и оригинальность человеческих культур и одновременно свести их к положению реплик западной цивилизации в разной степени отсталых, сталкиваются с другой трудностью, гораздо более глубокой: в целом (делая исключением для Америки, к чему мы вскоре обратимся) все человеческие общества имеют позади себя прошлое, величиной примерно одного и того же порядка. Чтобы можно было трактовать определенные общества в качестве "этапов" развития некоторых других, следовало бы признать, что в то время как для этих последних нечто происходило, для первых не происходило ничего или совсем немногое. И действительно, охотно говорится о "народах без истории" (с тем чтобы иногда сказать, что они самые счастливые). Эта эллиптическая формула лишь означает, что их история неизвестна и таковой останется, а не то, что ее не существует. На протяжении десятков и даже сотен тысячелетий, также и у этих народов, человеческие существа любили, ненавидели, страдали, изобретали, сражались. Поистине нет народов-детей; все - взрослые, даже те, кто не вел дневников своего детства и отрочества.
Можно сказать, несомненно, что человеческие общества в неравной степени использовали прошедшее время, для некоторых из них это будет потерянное время; одни ели в две глотки, тогда как другие в пути ротозейничали. Таким образом, подходим к различению двух видов истории: одна история поступательная, приобретающая, аккумулирующая находки и изобретения для возведения великих цивилизаций, а другая история, возможно, равно деятельная и исполненная таланта, но ей недостает дара синтеза, являющегося преимуществом первой. Всякая инновация, вместо того чтобы прибавляться к прежним, таким же образом ориентированным инновациям, растворяется в каком-то колыхающемся потоке, который никогда надолго не отклонится от изначального направления.
Эта концепция представляется нам гораздо более гибкой и нюансированной, чем те упрощенные воззрения, которым было отдано должное в предыдущих параграфах. Нам удастся сохранить для нее место в нашем очерке, интерпретирующем разнообразие культур, причем не ущемляя какую-либо из них. Но прежде чем к этому приступить, требуется рассмотреть несколько вопросов.
5. Идея прогресса
Сначала нам надо рассмотреть культуры, принадлежащие ко второй из трех выделенных нами групп: те, которые исторически предшествовали культуре какова бы она ни была, с той точки зрения, где мы себя поместим. Их ситуация гораздо сложнее, чем в прежде рассмотренных случаях. Ибо гипотеза эволюции, кажущаяся столь неопределенной и хрупкой, когда ее используют для того, чтобы внести иерархию в современные общества, отстоящие друг от друга в пространстве, здесь предстает трудно оспоримой и даже впрямую удостоверенной фактами. Из солидарных свидетельств археологии, палеоистории и палеонтологии известно, что нынешняя Европа сначала была населена различными видами рода Homo, использовавшими инструменты из грубо вырезанного кремния; что за этими первичными культурами последовали другие, с более тонкой обработкой камня, позднее сопровождавшейся шлифовкой и работой по кости и бивню; что затем появляются гончарство, ткачество, земледелие, скотоводство, постепенно ассоциируемые с металлургией, где мы можем также различить два этапа. Эти последовательные формы упорядочиваются в смысле эволюции, прогресса: одни превосходят, а другие занимают подчиненное положение. Но если все это верно, то как же этим различиям не повлиять неизбежно на тот способ, каким мы трактуем современные формы, между которыми присутствуют аналогичные разрывы? Наши прежние выводы рискуют быть пересмотренными ввиду этой новой уловки.
Шаги прогресса, совершенные человечеством со времени его происхождения, настолько явственны и ярки, что любая попытка оспорить их
сведется к упражнению в риторике. И все же не так легко, как полагают, упорядочить их в регулярный продолжающийся ряд. Вот уже около пятидесяти лет как ученые, чтобы представить их себе, используют восхитительно простые схемы: век оббитого камня, век шлифованного камня, века меди, бронзы, железа. Все это слишком удобно. Сегодня мы подозреваем, что шлифовка и оббивка камня иногда сосуществовали. Когда вторая техника полностью затмевает первую, это не выступает результатом спонтанного технического прогресса, скакнувшего из предшествующего этапа, но является попыткой повторить в камне оружие и орудия из металла, какими располагали цивилизации, несомненно более "передовые", но бывшие фактически современниками своих подражателей. Наоборот, гончарство, которое считали сопряженным с "веком шлифованного камня", в некоторых регионах Северной Европы ассоциировано с оббитым камнем.
Рассматривая период оббитого камня, называемый палеолитом, еще несколько лет назад думали, что различные формы этой техники характеризующиеся использованием орудий из цельных кусков камня, затем орудий из отщепов и, наконец, орудий на пластинах, - соответствуют историческому прогрессу в три этапа, называемых нижний, средний и верхний палеолит. Сегодня допускают, что эти три формы сосуществовали, образуя не этапы однонаправленного прогресса, но аспекты или, как говорят, "обличья" одной реальности, конечно, нестатичной, а подверженной весьма сложным вариациям и трансформациям. Действительно, культура леваллуа, уже нами упоминавшаяся, расцвет которой наступает между 250-м и 70-м тысячелетиями до н. э., достигает совершенства в технике оббивки, что должно обнаруживаться только в конце неолита - на двести сорок пять - шестьдесят пять тысяч лет позднее и что мы воспроизведем сегодня с большим трудом.
Что справедливо для культур, верно и в плане рас, хотя и нет возможности (ввиду различий в величине порядков) установить какую-либо корреляцию между двумя процессами: в Европе неандерталец не опередил появление наиболее древних форм Homo sapiens; таковые были его современниками, а возможно, даже его предшественниками, и не исключено, что наиболее отличающиеся типы гоминид сосуществовали во времени, если не в пространстве: "пигмеи" Южной Африки, "великаны" Китая и Индонезии и т. д.
