Двадцать первого декабря 1960 года квартет Орнетта Коулмена и квартет саксофониста Эрика Долфи (Eric Dolphy) (то есть сдвоенный состав участников: два саксофониста, два трубача, два басиста и два барабанщика), играя каждый в своем стереоканале, записали две длинные импровизации. Вторая, длиной в 37 минут, была издана под названием «Free Jazz». Для обложки была использована картина абстракциониста Джексона Поллока. Ее хаотично пересекающиеся линии казались очень подходящими к музыке: Поллок, как известно, разливал жидкую краску из банки на лежащий на полу холст. Музыка выстроена вокруг причудливой темы, между повторениями темы — так называемые коллективные импровизации. Они не очень удачны и большей частью консервативны: кажется, что музыканты не понимают, что от них требуется, и играют клише. Но поскольку эти клише заранее не согласованы, то возникает ощущение непредсказуемости и хаотичности происходящего. Положение спасает Эрик Долфи, который расталкивает и ломает музыку своих коллег.
Сесил Тэйлор
Вскоре выяснилось, что нью-йоркский слепой пианист Ленни Тристано (Lennie Tristano) записал нечто очень напоминающее опыт коллективной свободной импровизации еще в 40-х годах. Но это была единичная выходка.
Куда ближе к новой музыке находился пианист Сесил Тэйлор (Cecil Taylor), который звучал гораздо радикальнее и агрессивнее Орнетта Коулмена. Тэйлор играл очень быстро, атонально и ритмично. Он говорил, что его цель — двигать пальцами, как танцор двигает ногами, иными словами, прыжки, перебежки и остановки его музыки вдохновлены танцем, его фортепиано — это ударный инструмент. Сесил Тэйлор получил консерваторское образование, потому ни о какой наивной имитации танцев речи идти не могло, его музыка напоминала музыку европейского авангарда, а также ускоренного и усложненного Телониуса Монка. Критики хвалили Тэйлора, но выступал и записывался он крайне мало.
Эрик Долфи
Саксофонист Эрик Долфи записал в феврале 1964-го диск «Out To Lunch» («Ушел на обед»). Меньше чем через полгода после записи этого альбома, 29 июня, в Берлине, находясь на европейских гастролях, музыкант внезапно скончался. У него был диабет, который обнаружили слишком поздно. Альбом «Out To Lunch» так и остался смущающим ум исключением, он стоит одиноко, без продолжения и, как кажется, без предисловия. Про Эрика Долфи говорят, что он «почти состоявшийся гений».
Его немногочисленные записи вовсе не были авангардными, они близки к джазовому мэйнстриму, характерному для той эпохи. И в этом как раз и состоит главная проблема. Долфи не был радикалом, он был крайне сдержан и осторожен. С другой стороны, в его игре было много сложных многослойных ритмов, ломаных линий, меняющейся окраски звука — но все это не совсем в духе фри-джаза. Игру Долфи отличала невероятная живость, ее наполняли свет и радость. По сравнению с Долфи, его друзья и единомышленники Орнетт Коулмен и Джон Колтрейн звучали напыщеннее и зануднее.
Музыка Долфи состоит из пластичных пассажей, обладающих связной, закругленной формой, в каждом таком пассаже есть напор, динамика, он выливается как упругая жидкость из ведра. Основное внимание в «Out To Lunch» уделено возникающим на короткое время музыкальным формам, афоризмам, которые плавно и логично друг друга сменяют. А фри-джаз склонен длиться бесконечным разнородным потоком.
Очень похоже на то, что Долфи просто не дожил до начала фри-джаза — саксофонист принадлежал предыдущей эпохе, эпохе 50-х.
ESP-Disk
Орнетт Коулмен в 1962-м на несколько лет ушел со сцены, он чувствовал себя неоцененным. Разговоры о «новом джазе» затихли. В джазовые клубы Нью-Йорка ходили в основном туристы. Звучал там превратившийся в заезженное клише джаз 50-х, так называемый бибоп.
Независимо мыслящая темнокожая джазовая богема переехала в нью-йоркский район Ист-Виллидж, ставший центром кристаллизации нового андеграунда. В первый раз он заявил о себе во время так называемой Октябрьской революции 1964-го; этот фестиваль стал началом новой эпохи. Изменилась не только музыка — начала резко меняться общественная ситуация. Убийство Кеннеди, начало расовых волнений и бунтов, взрыв черного самосознания, война во Вьетнаме, движение протеста, распространение ЛСД, хиппи-бум, сексуальная революция, появление рока — все это за пару лет создало совсем новую культурно-социальную ситуацию, не похожую на 50-е. Одним из ее элементов был фри-джаз.
Хотя свободный джаз был единственным живым джазом середины 60-х, массового успеха он не имел. Джаз в целом медленно исчезал под давлением рока, джазовые клубы закрывались. Фри-джаз находился в андеграунде, он был делом аутсайдеров. Играли фри-джаз не в клубах, а в церквях, школах, художественных галереях, маленьких залах и просто на квартирных концертах. Мы имеем возможность слушать сегодня нью-йоркский фри-джаз благодаря счастливой случайности. Юрист Бернард Столлмен (Bernard Stollman) занимался вопросами авторского права в шоу-бизнесе. Он имел много контактов в музыкальной среде и вскоре заметил, что главная проблема джазовых музыкантов состоит в том, что у них нет возможности записать свою музыку, а когда такая возможность появляется, музыканты не имеют возможности решать, с кем они будут играть, — составлением ансамблей занимаются продюсеры. Столлмен присутствовал на Октябрьской революции нового джаза и был очень впечатлен. Он решил приспособить имевшийся у него лейбл ESP-Disk, созданный для издания песен на искусственном языке эсперанто, для выпуска современной новаторской музыки. По его мысли, музыканты получали полную свободу в выборе коллег, репертуара, студии грамзаписи, звукоинженера и даже обложки грампластинки. На обратной стороне каждого диска был напечатан лозунг: «Музыканты сами решают, что вы услышите на их ESP-диске». На запись альбома выделялось всего час-два студийного времени. Никакого сведения или редактирования записи не предусматривалось. Столлмен задокументировал интереснейшую эпоху, он издал большое количество интенсивной и странной музыки, на его лейбле выходили записи и таких рок-групп, как The Fugs и The Godz. Конечно, лейбл ESP-Disk не преуспевал и гонораров музыкантам не платил.
Среди музыкантов ESP были: Элберт Эйлер (Albert Ayler), Сан Ра (Sun Ra), Чарльз Тайлер (Charles Tyler), Байрон Эллен (Byron Allen), Милфорд Грейвс (Milford Graves), Фрэнк Райт (Frank Wright), Генри Граймс (Henry Grimes), Мэрион Браун (Marion Brown), Марцетт Уотте (Marzette Watts). Встречались крайне причудливые составы ансамблей: кроме самого альт-саксофониста Чарльза Тайлера в его квартете играли виолончелист и два басиста, а ударных не было. В своем устрашающем Революционном ансамбле скрипач Лерой Дженкинс (Leroy Jenkins) использовал басиста/виолончелиста и барабанщика, его музыка — бесконечный нервный свист.
Сан-Ра
«Инструкция для народов Земли: вы должны понять, что у вас есть право любить красоту. Вы должны быть готовыми прожить жизнь в самом полном объеме. Конечно, для этого требуется воображение, но, для того чтобы его иметь, не обязательно быть образованным человеком. Воображение может научить тебя истинному смыслу удовольствий. Слушание может стать одним из самых больших удовольствий, потому что, слушая, ты учишься видеть скрытым глазом своего разума».
Это фрагмент обращения, украшавшего первую грампластинку Сан Ра, выпущенную в 1956-м. Конечно, чувствуется пафос, как и стремление сказать о главном, и примерно понятно, о чем идет речь. Хотя на самом деле, совсем не понятно. Дело в том, что, чем дольше говорил Сан Ра, — а говорить он мог часами, его репетиции часто представляли собой многочасовую промывку мозгов, которую он устраивал своим музыкантам, — так вот, чем больше говорил Сан Ра, тем причудливее становилась живописуемая им картина устройства мироздания. Сан Ра еще в 50-х прочитал огромное количество спи-ритуальной литературы, труды теософов и Елены Блаватской, горы книг о нумерологии, мистицизме, Древнем Египте, жизни на других планетах, скрытом смысле истории, тайном предназначении черной расы, генезисе, странных сектах, исчезнувших цивилизациях индейцев Америки — и так далее без конца. Хорошо знал он и Библию. Все это срослось в его голове в живой конгломерат. Он мог одной фразой сбить с толку кого угодно, спросив, например: «Если ты готов отдать свою жизнь за родину, готов ли ты отдать свою смерть за меня?»
У него было крайне своеобразное отношение к жизни и смерти. Сан Ра виртуозно выявлял скрытые смыслы, переставлял слова во фразах, заменял на созвучные, читал слово от конца к началу.
Разговоры о музыке встраивались внутрь этого лабиринта, музыка оказывалась то ощущаемыми нами вибрациями Вселенной, то топливом, заправляющим космические корабли, то истиной, то общим древним языком, существовавшим до знаменитого эпизода со строительством Вавилонской башни. И всего этого было очень-очень много.
Трудно сказать, можно ли как-то реконструировать систему мировоззрения Сан Ра. Грубо говоря, он считал, что наш мир — царство уродливости, мерзости и всякой прочей дряни. Единственное, что было на Земле приличного, — так это древние египтяне. Сан Ра был одержим Древним Египтом, его загадками и, главное, разгадками. Древние египтяне были потомками инопланетян, но они исчезли. Правда, не окончательно. Чернокожее население Америки — их далекие, забывшие обо всем, ослепшие и поглупевшие потомки. Собственно, тот мрак, который нас окружает, не имеет никакого значения, как и наши переживания, надежды и цели, — все это плоды смущенного и слепого ума. Существуют сверхчеловеческие истины и цели, существует совсем иной мир, который не имеет отношения к Земле, но имеет отношение к космосу. Потому что космос и есть наша родина.
