Николай Шошунов - Как писать стихи?

Вы, конечно, сразу же спросите: а зачем мне отличать ямб от хорея, какой мне в этом прок, что я с этого буду иметь? Вот и добрый приятель А. С. Пушкина Евгений Онегин, будучи глубоким экономом, тоже не понимал, зачем это нужно, если не приносит прибыли. И ошибался, ибо прибыль — такая субстанция, которую можно извлечь из чего угодно, в том числе и из поэзии.

Не буду голословным и приведу два примера. Когда-то на игре «Что? Где? Когда?» знатокам был задан вопрос: каким размером написано четверостишие «…Всё же, знаток, поработай мозгами И заслужи для команды очко»? Знатоки уверенно ответили, что это ямб — и очко ушло автору этого четверостишия, написанного дактилем. Не помню, получили ли те знатоки свою хрустальную сову, но бывает и хуже. Не так давно в игре «Как стать миллионером?» молодому парнишке был задан вопрос: каким размером написана строка «Ветер по морю гуляет»? Парнишка с ходу ответил, что ямбом. Затем на всякий случай позвонил другу, который подтвердил его догадку. Потом ещё спросил помощь зала, большинство в котором тоже было за ямб. И для полной уверенности убрал два неправильных ответа — остались ямб и хорей. Уже оттопырив карман для миллиона, парнишка окончательно высказался за ямб — и ушёл из студии, унося в кармане ноль рублей ноль-ноль копеек. Предоставляю вам самим с трёх раз догадаться, на какой стихотворный размер Пушкин переложил эту сказку Арины Родионовны. Вот видите, как выгодно на всякий случай знать хотя бы основы техники стихосложения.

На вопрос «как надо писать стихи?», можно ответить коротко — как Пушкин! Потому что Пушкин был первым русским поэтом, который стал получать денежные доходы с издания своих стихов. А стихи его печатали и покупали именно потому, что он требовал за них достойную плату в ассигнациях. И все видели и понимали: да, этот поэт сам знает цену своим стихам — значит, они и в самом деле чего-то стоят! А другие поэты, типа графа Хвостова, печатали свои стихи за свои же деньги. А потом пытались всучить их бесплатно всем встречным и поперечным. Но никто почти не брал и не читал. А зачем же читать то, что и сам поэт ни во что не ставит? Вот видите, как выгодно высоко ценить свою поэтическую продукцию.

Наше изучение стихосочинительства мы начнём с разбора того, как написан Пушкиным «Евгений Онегин». Давайте прочитаем хотя бы известную первую строфу про дядю Онегина. Другие строфы можно не читать, потому что они ничем не хуже и не лучше первой.

Первое, что полагается усвоить начинающему поэту — это то, что «Евгений Онегин» написан не прозой, а стихами. Он так и называется — роман в стихах, в отличие от «Мёртвых душ» Н. В. Гоголя, которые есть (или суть?) поэма в прозе. Классическое определение того, что есть проза и что есть поэзия, дано в комедии Мольера «Мещанин во дворянстве»: всё, что не стихи — то проза, а всё, что не проза — то стихи. В пьесе господин Журден был очень удивлён, когда открыл для себя, что он, оказывается, всю жизнь говорил прозой — даже тогда, когда звал к себе в спальню служанку под надуманным предлогом, чтобы та принесла ему ночной колпак. На слух отличить стихи от прозы не так просто, особенно когда то и другое декламируется громко и «с выражением». Но распознать стихи в написанном тексте иногда всё же удаётся. Обычно стихотворный текст разбит на отдельные строки, каждая из которых (собственно и называемая «стихом») начинается с заглавной буквы. Как легко заметить в приведённой строфе про дядю, Пушкин так и делал. Но так делают далеко не все.

Многие современные поэты считают последнее совершенно излишним. Они не только начальные буквы строк не делают заглавными, но и знаки препинания напрочь игнорируют. Зато текст на строчки они разбивают как можно мельче — так, чтобы в пределе строка состояла из одного слова. А порой и это слово дробят на слоги — по одному в строке. И правильно делают: ведь гонорар исчисляется с объёма текста, а объём текста измеряется в авторских листах. Авторский лист — это прозаический текст, содержащий 40 тысяч печатных знаков, включая буквы, цифры, знаки препинания и пробелы — то есть текстовый файл объёмом около 40 килобайт. Или же стихотворный текст из 700 строк. Ага, почувствовали разницу! Заглавная буква в любом тексте стоит столько же, сколько и строчная — так какой смысл выделять начальные буквы строк? Далее, знаки препинания ценятся только в прозе, а в стихах не учитываются — так незачем их и ставить. А вот нашинковать текст на как можно более мелкие строчки — это ж прямой резон. Вот видите, насколько выгоднее быть не прозаиком, а поэтом.

Второе, что надо знать — это то, что «Евгений Онегин» написан в рифму. «Палка — селёдка» — не рифма, потому что её придумал Незнайка. «Тоска — музыка» — рифма, потому что её придумал Вознесенский. Рифмы «кровать — давать» и «мать — перемать» — мужские. Рифмы «мужчина — дурачина» и «козлина — кобелина» — женские. Рифма «эники-беники — ели вареники» — дактилическая. Рифма «долото — болото — золото» — мужско-женско-дактилическая. Рифмы «каменная — прачечная» и «кухонная — булочная» — гипердактилические и ассонансные. Рифмы «ёлки — палки» и «бляха — муха» — женские и диссонансные. В строфе про дядю видим, что у Пушкина рифмы тоже есть. Рифма «забавлять — поправлять» — глагольная, но звучная. Звучная, но глагольная — а к «-лять» ведь так и просится в рифму имя существительное. Рифма «занемог — не мог» — тоже глагольная и звучная, но какая-то не такая. Рифма «себя — тебя» — не глагольная, но и вообще никакая. Многие современные поэты справедливо полагают, что чем такие рифмы — лучше уж никаких. И пишут совсем без рифм.

С одной стороны, эти поэты совершенно справедливо рассуждают: если гонорар платится с количества строк, то какое вообще значение имеют рифмы? Но тут они не совсем правы, ибо рифмы — это те авторские метки, которыми стихотворные строки отделяются друг от друга. Можно, конечно, нашинковать текст помельче да как попало — ну и отдать в печать. Ан ведь и издатель не промах — ишь, за пустоту ещё платить! Он на этот случай специально держит технических редакторов, которые посмотрят этак на авторскую мелкую нарезку, ухмыльнутся криво да и давай себе упаковывать рассыпанные строчки поплотнее обратно. И ведь не докажешь потом ни в каком суде, что вначале-то всё было не так — а где в тексте метки-указки, что тут вот надо уже на следующую строку перепрыгнуть? Нету. А рифмы — это ж совсем другое дело! Тут уже и доказывать нечего, и так ведь всем ясно: вот тут «-лять» — и вот тут она же самая. Вот видите, насколько выгоднее писать в рифму, нежели без неё.

Третье, что полезно уяснить — это то, что «Евгений Онегин» написан ямбом. Ну то бишь метром таким, повторяющимися двусложными стопами с ударением на втором слоге: «Мой дЯдя сАмых чЕстных прАвил». А хорей — то же самое, что и ямб, только ударение в стопе на первом слоге. В самом начале мы уже говорили, что хореем написано «ВЕтер пО морЮ гулЯет». А ещё раньше мы познакомились и с дактилем — трёхсложной стопой с ударением на первом слоге: «И заслужИ для комАнды очкО». Думаю, что теперь вы и сами сможете припомнить или даже сочинить строки в метре амфибрахия и анапеста (трёхсложные стопы с ударением на втором и третьем слоге). Если у вас начнутся трудности с соблюдением стоп и ударений — не обращайте на это никакого внимания. Все эти нарушения метра — только кажущиеся, этакая аудиовизуальная иллюзия.

Дело в том, что метр стиха определяется совсем не тем, что в нём написано, а тем, куда в нём при чтении ставится ударение. А ударение в русском языке — вещь, как говорят, шибко вариативная. Вот мы взяли и прочитали: «ВЕтер пО морЮ гулЯет» — и получился хорей. Но что ж это за ударения такие — «пО морЮ»? «По мОрю», а не «пО морЮ»! Давайте прочитаем правильно: «ВЕтер по мОрю гулЯет» — вот вам уже и не хорей вовсе, а дактиль! И вообще, если уж на то пошло, то ударения в строке могут стоять как попало, нисколько при этом не нарушая назначенного метра. Вот у Пушкина в первой строке явно лишнее ударение в слове «мОй», в во второй строке — отсутствует требуемое ударение в «зАнемОг». Вот так же и вы пишите — как Пушкин. Если же вам укажут на лишнее ударение, ответьте загадочно: «Это — спондей!». А если укажут на отсутствующее ударение, ответьте снисходительно: «Это — пиррихий»!». Убьёте непрошенных редакторов и критиков интеллектом наповал. Вот видите, насколько выгоднее писать метром, нежели без него.