Мы упомянули о переводах с английского и должны прибавить, что переводы наши часто неверны: теперь, кажется, стали они лучше. Скажем общее замечание о переводах. В каждом народе и в каждом языке есть общее человеческое достояние и есть оттенок собственной национальности. Не будь первого — не было бы взаимного понимания народов, не будь второго — не было бы жизни и действительности, и общее оставалось бы отвлеченным. При переводах общая сторона передается в том же духе и на другой язык, но национальность никогда не может и не должна передаваться национальностью. Национальностями различаются народы между собою. Что же выйдет, если эти разницы смешаются, если передавая особенность народа, вы уничтожите ее, заменив особенностью другого народа? Выйдет совершенная бессмыслица; это будет уж не перевод, а беззаконная и бессмысленная замена одной особенности другою; все равно, как если бы вы вздумали одеть Джонбулля {29} русским крестьянином или русского крестьянина Джонбуллем. Сходясь в общечеловеческом значении, они расходятся в образе национальном.
В нашей литературе переводы занимают такое важное место, что мы сочли не лишним сказать об них несколько слов.
Что же скажем мы в заключение нашего обозрения современной литературы? У нас речь идет о литературе вообще, о направлении литературы. — Что же скажем мы о ней?
Она многоплодна, это не подлежит сомнению. Перед нами множество писателей и множество произведений, но нет основной мысли, которая бы двигала эту массу повестей, романов, комедий и пр<очее>. В самом этом отсутствии общей мысли есть свой смысл. Это отсутствие общей мысли, эта бесполезность талантов выражают, по нашему мнению, прекращение литературы, начавшейся с Кантемира, дух которой в основании был — подражательность. Эта литература давала нам поэтические произведения, более или менее отвлеченные, произведения истинных талантов, попавших на общий ложный путь; она давала нам их, пока не замкнула своего круга, пока не истощила своих сил, пока не поколебалась вера в ее направление. Но теперь наступила эта минута, и прежняя литература, после полутораста лет своей деятельности, впала в совершенное бессилие. На рубеже ее стоит Гоголь, величайший писатель русский, не договоривший своего слова, которое рвалось уже в новую область. Когда решится задача, чем станет русская мысль и поэзия — это дело будущего. В настоящее время перед нами толпа писателей, покинутых духом прежней эпохи, свидетельствующих собою о прекращении целого направления. У нас есть несколько авторов с замечательным талантом, которые, хотя ничего не изменяют в общем состоянии нашей литературы, не дают иного направления ее ходу, но в них светится какая-то, чуть видная, заря литературного будущего дня; она исчезнет, как скоро появится солнце.
Такова наша современная литература. Но унывать мы не будем. Пусть темнеет ночь прожитого, наконец, нами дня, пока не займется заря желанного утра! Мы знаем, что жизнь жива; не станем же жалеть о ее выражении, ее брошенном и потерявшем свой смысл, выражении, в котором было столько ложного.
Дела нам много, и, конечно, первое место в наше время принадлежит мысли и ее справедливой и светлой деятельности; ученые занятия, исследования имеют в наше время важное значение. Самобытное мышление, сознание самих себя, сознание русского начала жизни, выразившейся в народности, в общественности, в истории, в языке и т. д., сознание, достигаемое изучением нашего прошедшего вообще и настоящего в простом народе, — вот наше дело; оно пробуждает в нас вновь русского человека, так долго спавшего.
Призрак никогда не должен достигать действительности; и как скоро побеждает природа, то искусство должно удалиться.
