При этом он изъясняется с просителями-помощниками загадками и намеками, ребусами («Поищите свои валентинки в машине Распая» и т. д.) — ни дать ни взять, патер Браун. Или логхир Покойник. Или дельфийская пифия. Ганнибал Лектер указывает ключ к разгадке, но ключ этот, в свою очередь, упрятан в загадку.
Он эстет, обожает прекрасное — в том числе, разумеется, цветы. Так же, как Вульф, он пытается отказываться от расследований, а если и соглашается, то выбирает помощника (или помощницу) сам, как капризное божество: «Я ваша избранница, доктор Лектер. Вы сами выбрали меня для разговора…»
А как насчет платы? О, тут все становится еще более интересным: «Qui pro quo. Я кое-что скажу вам, а вы скажите мне… Возможно, мы сторгуемся, но только за информацию о вас лично. Да или нет? — Задавайте вопрос. — Да или нет? — Задавайте ваш вопрос. — Ваше самое страшное воспоминание детства…»
Он принимает плату… душами. Он поглощает прошлое своих собеседников, их сны, их воспоминания.
Что происходит с ними, с теми, кто общается с доктором Лектером, пользуется его услугами?
Либо они становятся его «адептами» — открыто, разделяя все его вкусы, в том числе и «гастрономические» пристрастия (по сути принимают жертвоприношения) — как, например Старлинг в последнем романе трилогии. Либо теряют часть души — как, например, Уилл Грэм из «Красного дракона». Теряют часть души, а на место ее приходят взгляды и принципы… доктора Лектера: «Природе чуждо милосердие. Милосердие привносят в мир люди. Оно рождается в тех клетках мозга, благодаря которым за миллионы лет эволюции мозг рептилии превратили в мозг человека. Убийство само по себе тоже иллюзия. Его не существует. Наши понятия о морали создали убийство, и только для нас это слово имеет смысл. Грэм слишком хорошо понимал, что в его душе нераздельно сплелось все, что делает человека убийцей. И милосердие, наверное, тоже. Он отдавал себе отчет в том, что слишком хорошо понимает природу и тайные пружины убийства, и это тревожило его. В едином, необъятном сознании человечества, подумал он, в сознании, направленном к свету и разуму, темные, первобытные желания, которые мы подавляем, и подсознательные ощущения этих желаний создают порочный вирус, против которого восстают все защитные силы организма. А что, если страшные, подавляемые цивилизацией желания и есть тот вирус, из которого создается противоядие?..»
Они становятся живыми мертвецами — это хорошо показано на образе «нормального» сыщика — не безумца, не маньяка, обратившегося к кровавому и всемогущему божеству за помощью. Офицеру ФБР Крофорду, начальнику Клэрис Старлинг. Вот что пишет о нем Харрис («Молчание ягнят»): «Джек Крофорд … сильно похудел, ворот рубашки казался слишком большим, а вокруг воспаленных глаз появились темные круги…Очевидно, с ним происходило что-то неладное. В Крофорде … привлекали интеллигентность, особая проницательность, опрятность и умение носить одежду, даже ту форменную, которая обязательна для всех агентов ФБР. Сейчас он тоже выглядел аккуратно, но казался каким-то поблекшим и облезлым…. Крофорд улыбнулся, но глаза его оставались безжизненными… Крофорд в рубашке с короткими рукавами и солнечных очках сидел на месте второго пилота. Услышав, как летчик хлопнул дверью, он обернулся. Она не могла видеть его глаза за черными стеклами очков и вдруг почувствовала, что этот человек ей совершенно чужой… Крофорд был бледен и напряжен…»
Что же до гурманства Вульфа, то оно достигает у Ганнибала Лектра высшей стадии — каннибальства. Причем если у Вульфа процесс поглощения пищи лишь временами обретает черты ритуального действа (как в цитированном выше фрагменте), то в романах Гарриса чудовищные трапезы действительно обретают ритуальный характер — особенно в заключительной части трилогии:
«Рано утром доктор Лектер тщательно сервировал стол на три персоны. Почесывая кончик носа пальцем, он внимательно изучил свое творение, дважды переставил подсвечник и, отказавшись от подблюдных камчатных салфеток, накрыл столешницу одной общей скатертью. Таким образом он смог немного сузить поле, на котором предстояло пиршествовать. Приставные сервировочные столики — темные и непривлекательные, — после того как их украсили сверкающие медные подогреватели и иные кухонные принадлежности, почти утратили свое сходство с крыльями самолета. Кроме того, доктор Лектер вынул несколько ящиков из письменного стола и устроил из них нечто напоминающее висячий сад.
Он не мог не видеть, что в комнате слишком много цветов, но тем не менее решил добавить еще чуть-чуть. Слишком много есть слишком много, однако на сей раз — чем больше, тем лучше-Доктор Лектер поставил пару цветочных композиций на стол — небольшую горку белых, как „Снежки“, пионов на серебряном блюде и высокий букет из голландских ирисов, ирландских колокольчиков, орхидей и попугайных тюльпанов. Букет несколько скрадывал просторы стола и создавал интимную обстановку.
Рядом со вспомогательными тарелками бушевало маленькое ледяное моря хрусталя, но столовое серебро находилось в обогревателе, чтобы быть поданным на стол в последний момент.
Первое блюдо предполагалось готовить рядом со столом, и поэтому доктор Лектер соответствующим образом расположил спиртовые горелки, медную универсальную кастрюлю, медный же сотейник, соусник, разнообразные приправы и пилу, которой обычно пользуются патологоанатомы…»
«Первым блюдом» стал негодяй, преследовавший доктора Лектера и его избранницу Клэрис Старлинг. Собственно, в последних главах трилогии она предстает перед нами еще и как обитательница мира мертвых — действительно, она смертельно ранена преступниками, увезена и возвращена к жизни доктором Лектером… Возвращена ли? Скорее, ее новая «жизнь» сродни той, которой наградил другой повелитель подземелья — аббат Фариа — другого избранника — Эдмонда Дантеса. Потому что преображенная и «спасенная» Ганнибалом Лектером Клэрис «причащается» человеческой плотью…
То, что он именно властелин Подземного мира, мира смерти, особенно явственно показано в жуткой сцене со свиньями. Я напомню читателю, что в третьем романе Харриса — романе «Ганнибал» — сюжет строится вокруг единоборства двух маньяков — доктора Лектера и патологического убийцы Мейсона. Мейсон избирает изощренную форму мести своему врагу: доктора Лектера должны сожрать специально натасканные дикие свиньи: «Свиньи не похожи на других животных. В них присутствуют проблески интеллекта, и им присуща удивительная практичность. Его свиньи вовсе не были враждебными существами. Они просто любили питаться человечиной. Эти свиньи были легки на ноги подобно лани, могли рвать зубами добычу не хуже овчарок, а все их передвижения вокруг хозяев имели характер зловещей продуманности…»
Но… «Доктор Лектер, двигаясь с горделиво выпрямленной, как у танцора, спиной и со Старлинг на руках, босым вышел из амбара сквозь строй диких свиней. Он шагал между покрытыми щетиной спинами по залитому кровью полу. Пара животных двинулись в его сторону. Доктор взглянул в их морды, и звери, не почувствовав запаха страха, зарысили назад в направлении более легкой, валяющейся на полу добычи».
«Томмазо чувствовал, что есть нечто такое, о чем он обязан сообщить Марго. Поднатужившись и собрав все свои знания английского языка в кулак, он сказал:
— Синьорина, свиньи… вы должны знать это… свиньи помогать доктор. Они отходить назад и становиться вокруг. Они убивать Карло, убивать моего брата, но отходить от доктор Лектер. Я думаю, они молиться ему, — Томмазо перекрестился. — Вы не должны его больше преследовать.
И вернувшись в Сардинию, Томмазо будет повторять эту историю всю свою отнюдь не короткую жизнь. А когда его возраст перевалит за шестьдесят, он уже станет уверять, что доктор Лектер с прекрасной дамой на руках покинул амбар, восседая на спинах диких свиней…»
Можно даже не напоминать о том, что связано в европейской традиции с образом стада свиней. Но стоит обратить внимание на то, что описанные выше сцены приобрели у Харриса еще и элемент пародирования евангельского сюжета. Повелевающий дикими свиньями спаситель-каннибал…
…Если бы не образ Ганнибала Лектера, Ганнибала-Каннибала, романы Харриса были бы всего лишь очередными более-менее увлекательными триллерами о серийных убийцах. Но страшный сыщик, по сути окончательно избавившийся от человеческой маски, сделал их совершенно особенным феноменом. Томас Харрис устами Джека Крофорда произнес фразу, определившую кардинальное изменение законов детективного-жанра: «Маньяка может поймать только маньяк». И тогда чудаковатый, загадочный, приехавший с Балкан толстяк и обжора Неро Вульф сбросил маску и явил на страницах другого романа истину. Свою природу страшного и всесильного, капризного и опасно-переменчивого в своих симпатиях и антипатиях, требующего человеческих жертвоприношений повелителя подземного мира. Черный волк Ганнибал…
