Описав злонамеренпость критиков, г. Полевой говорит, что он «в течение пяти лет имел честь удостоиться за пятнадцать пьес драгоценного ему одобрения зрителей петербургских и московских». Против этого мы не спорим: здесь публика нашла по себе сочинителя, а сочинитель нашел по себе публику; обе стороны одна другою довольны, обе поняли одна другую – зрелище приятное и умилительное! «Две только пьесы заслужили осуждение публики, справедливое во всех отношениях», – прибавляет г. Полевой с редкою в наш развратный век скромностию и беспристрастием к самому себе.
«Так поступила со мною критика,
Так поступила со мною публика,
Чем решить такое противоречие?»
Вопрос глубокомысленный! Есть над чем поломать голову даже Парижской Академии наук! Что же касается до нас, – не смеем и думать, чтоб наших сил стало на решение вопроса такой важности.
Далее, г. Полевой говорит, что собирает свои пьесы вместе в ожидании окончательного приговора. «Критикам (прибавляет он) доставится средство осудить повально то, что они осуждали в разбой».
Каламбур! И еще какой – его стало бы на целый водевиль!
Странно, однако ж, как все изменяется в сем треволненном мире: г. Полевой, некогда критик строгий, резкий и для многих страшный, теперь так же скромно протестует против неугомонности критиков, как некогда, когда он сам был критиком, множество сочинителей протестовало (и также тщетно) против него… И неужели драматические труды князя Шаховского, каковы бы ни были они, уж до такой степени ниже «драматических представлений» г. Полевого?.. А ведь едва ли кто о самом А. А. Орлове или об известном знаменитом его сопернике{4} говорил такие вещи, какие в старину говаривал г. Полевой о князе Шаховском по поводу его драматических пьес…{5}
Интересно, как высказывает г. Полевой свое мнение о собственных «драматических представлениях»: это драгоценные черты для будущего биографа г. Полевого! «Мать семейства (говорит он) смело может причислить мои драматические сочинения к библиотеке своего семейного чтения, и наградою моею будут ее слеза и ее улыбка» (стр. 17). Да, правда, тысячу раз правда! Тут и сама зависть к славе г. Полевого охотно согласится, что эта награда столько же принадлежит ему, как и Б. М. Ф(Ѳ)едорову.
Мать дочери велит его читать!{6}
Лестная награда для великого писателя!.. Увы, этой награды не удостоились из чужих: ни Гомер, ни Дант, ни Сервантес, ни Шекспир, ни Байрон, ни многие другие, а из наших: ни Пушкин, ни Гоголь, ни Лермонтов!..
Трудно было бы следить за критическою оценкою г. Полевого собственных его пьес; заметим только, что «Параша» – его любимая пьеса, что день ее представления был счастливейшим днем его жизни, что успех ее был необыкновенный и что она послужила темою опере г. Струйского, также заслужившей внимание знатоков…
Выписываем вполне заметку г. Полевого о «Солдатском сердце» – она в высшей степени замечательна:
«Солдатское сердце». Основание взято из события в жизни известного литератора, Ф. В. Булгарина. Находясь в военной службе и бывши в Финляндии, в юности своей он спас несчастного, ложно обвиненного в предательстве, и через много лет потом имел наслаждение слышать благодарность сына за сохранение жизни отца. По особенным обстоятельствам, пьеса моя была принята довольно холодно; но я печатаю ее, потому что никакие частные отношения не сильны победить мое убеждение там, где я по совести считаю себя правым, если воздаю достойному достойное.
Итак, пьеса г. Полевого «Солдатское сердце» трикраты замечательна: во-первых, тем, что сюжет ее сообщен сочинителю г. Булгариным и г. Полевой написал ее по рассказу г. Булгарина; во-вторых, тем, что, по особенным обстоятельствам, она была довольно холодно принята; в-третьих, потому что никакие частные отношения не помешают г. Полевому воздавать достойному достойное.
Александр Македонский завидовал Ахиллу, что этот герой имел такого певца своих подвигов, как Гомер: {7} сколько же героев позавидуют теперь г. Булгарину!..
А какая черта великодушия со стороны г. Полевого это «Солдатское сердце»! Никакие отношения… слышите ли: никакие отношения? то есть ни «писатели с огородным прозванием», ни «квасники, самоучкою выучившиеся грамоте»!.. [5] Подлинно, когда два достойные сочинителя поймут друг друга, то из гусака судиться не будут, как Иван Иванович с Иваном Никифоровичем в повести Гоголя!..
Комедию «Мнимый больной», водевили «Чересполосные владения» и «Он за все платит» и комедию «Ужасный незнакомец» г. Полевой печатать не хочет и даже кается в них как в литературных грехах. Он сам говорит, что «Ужасный незнакомец» ужасно хлопнулся при первом представлении и что «не все то годится на сцену, что нравится в чтении». Из этого видно, что г. Полевому «Ужасный незнакомец» правился в чтении.
Переделывая его для сцены (продолжает г. Полевой), я полагал, что пьеска будет забавна, но увидел, что ничего бессвязнее и неуклюжее не может быть. Сидя в углу ложи, обшиканный автор, философически разрешал я (подлинно, истинный философ – везде и во всяком случае верен своему призванию!) задачу об условиях и требованиях сцены, когда занавес опускался при общем весьма гармоническом шиканьи зрителей. – После того, месяца через два, написал я «Парашу-сибирячку».
Гениальная черта – не смущаться падением и восставать после него так высоко, что уж и спрыгнуть вниз страшно!..
А жаль, очень жаль, что г. Полевой не хочет печатать «Чересполосных владений», «Он за все платит» и «Ужасный незнакомец». Этак – чего доброго! – он, пожалуй, не напечатает и «Комедии о войне Федосьи Сидоровны с китайцами». Мы вообще против неполных изданий великих писателей, особенно против пропусков того из их сочинений, что сами они, по авторской скромности, считали безделками: ибо если в безделках часто заговаривается писатель, то проговаривается человек… Говоря о «Трех днях в двадцати годах», мы намекали, что составляло некогда пафос (страсть духа) г. Полевого: так любопытно же будет потомству знать, в чем потом заключался пафос сочинений г. Полевого, чтоб тем легче могло оно сравнить, чем он был прежде и чем стал после… В безделках писатель искреннее, больше нараспашку, больше человек, тогда как в сочинениях, которые он считает важными, он словно в мундире, весь – осторожность… Впрочем, «Комедия о войне Федосьи Сидоровны с китайцами» совсем не безделка: это решительно самое поэтическое, самое национальное и самое патриотическое произведение г. Полевого. Напечатайте его, г. Полевой, непременно напечатайте, – а мы уж приложим старание – разберем…{8}
«Мертвые души», стр. 244.
вычурный слог (фр.). – Ред.
«Мнимого больного» (фр.). – Ред.
великие умы сходятся (фр.). – Ред.
См. «Литературные и журнальные заметки»: «Русская журналистика и капустные кочерыжки» («Отечественные записки», т. XXIV, «Смесь», стр. 131).
Речь идет о «Комментариях к Вольтеру» Лагарпа (1814). «Россияда» — поэма М. М. Хераскова, «Генриада» — поэма Вольтера.
О. И. Сенковский, одним из псевдонимов которого был Тютюнджи-Оглу.
Имя А. А. Орлова для многих его современников, в том числе и для Белинского, было символом бездарного писаки. Между тем среди многочисленных произведений Орлова есть такие, которые заслуживают и большего внимания, и более снисходительной оценки. Среди них в первую очередь следует назвать его книгу «Моя жизнь, или Исповедь. Московские происшествия Александра Орлова» (М., 1832), многие страницы которой предвосхищают темы демократической литературы середины века. Об А. А. Орлове см.: А. Корнеев. Оправданный Пушкиным. – «Неделя», 1976, № 19(843).
Речь идет о Булгарине и о статьях Пушкина о Булгарине и А. А. Орлове: «Торжество дружбы, или Оправданный Александр Анфимович Орлов» и «Несколько слов о мизинце г. Булгарина и о прочем».
В рецензии на драму А. А. Шаховского «Двумужница» («Московский телеграф», 1833, № 3).
Неточная цитата из надписи «К портрету М. Н. Муравьева» И. И. Дмитриева.
См.: Плутарх. Сравнительные жизнеописания, «Александр», XV.
