Выхваляя прежнюю, прадедовскую Москву, г. М. Дмитриев замечает, что прадеды наши, бывало, только на третий день праздника ездили в гости, и то – к кому же?
К старшему в роде, потом к кумовьям да к родным попочетней.
Ныне вовсе не то: нет «наследственного почета к горю и опыту старших».
Кто ж заменил стариков? Кто взял в обществе власть над умами?
Первый крикун без стыда или выходец родом безвестный!
Что тут до связей семей, где иной рад забыть и о роде?
Нынче уж случается, что и отец ищет покровительства сына, – прибавляет г. М. Дмитриев, желая выразить всю великость современного развращения нравов. В самом деле – чего уж ждать от такого общества, где сын может опередить отца или племянник дядю в общественном значении! Плакать надо о таком обществе горючими слезами, как и делает г. Дмитриев.
Но этого недостаточно, что в Москве уж не находит ныне г. М. Дмитриев господ Фамусовых, говорящих:
Нет, я перед родней, где встретится, ползком… и пр.
Этого мало: поэт находит в современной Москве еще более тяжкое преступление – неуважение к поэтам, состоящее в том, что их признают людьми, а не чем-то высшим, как в старину. За такое вольнодумство поэт упрекает нынешнюю Москву в следующих кротких воспоминаниях о старине:
Музы тогда еще не были согнаны с холмов Парнаса;
Феба и их имена призывались еще в песнопеньях!
Жрец опасался их слух оскорбить неразумною песнью!
Дар песнопенья был всеми уважен, как данный от бога;
Люди считали поэта – высшим, чем прочие люди!
И все это прошло! Феба и муз имена не призываются более; песнопений не слышно, жрецы, музы исчезли и заменились простыми смертными, которые, хоть и имеют поэтический талант, но – увы! все-таки пьют, едят, спят и пр., как и все люди. Ужасно!
И наука теперь уж не такова, как прежде. Бывало, во храме науки, в торжественный день, по словам г. М. Дмитриева, —
Хор прогремит, и всходил Мерзляков на кафедру, и оду,
Пышную оду громко читал иль похвальное слово!{5}
А теперь вместо пышных од читаются речи в прозе, да и те не имеют даже характера похвальных слов. Прежде еще г. Шевырев поддерживал храм науки, сочиняя и оды и панегирики; но теперь – о, роковой удар! – и его не стало!{6} Все заняты теперь существенными потребностями жизни, стремятся к положительным знаниям, к интересам действительности, или, говоря элегическим языком г.-М. Дмитриева:
Грубый житейский лишь быт устремляет их жадные очи!
А в прежнее время поэты, по уверению московского Гераклита, приближали людей к первобытному состоянию человека. Г-н Дмитриев восклицает даже в одной элегии:
Странная мысль мне пришла!
Первобытный язык человека
Не был ли мерный язык, обретенный поэтами снова?
Точно, странные мысли приходят иногда в голову г. М. Дмитриеву!
Но всего более огорчен поэт наш тем, что в нынешней Москве нет более сплетен. Чудною, задушевною грустью веет 37-я элегия: «Молва и сплетни»:
Добрая наша Москва! говорят, что на старости любишь
Сплетни ты слушать, молву распускать…
…Нет, то уж время прошло, и молва от тебя не исходит!
Нет! ты на старости любишь только спросить да послушать!
Это всего печальнее, печальнее даже тех горестных обстоятельств, что купцы и поэты пьют и едят и что бородатые славянофилы, подобно французам, садятся в гостиной рядом с звездой заслуженной… Во всем можно утешиться, но нельзя довольно наплакаться о том, что прошло уж то время, когда Москва занималась сплетнями и распускала молву.
Впрочем, необходимо прибавить в заключение, что все сетования г. М. Дмитриева относятся к 1845–1847 годам. Он сам просит принять это во внимание, потому что, по его словам, «с тех пор, как писаны эти элегии, многое изменилось в Москве, особенно в убеждениях и направлении многих мнений». За убеждения и направление мы не можем ручаться; но по крайней мере относительно последнего предмета сожаления г. М. Дмитриева в Москве действительно произошла в недавнее время перемена решительная и несомненная. В прошлом году от Москвы исходила «Молва», и если в нынешнем она прекратилась, то, может быть, заменилась сплетнями.{7} Поэт может, значит, утешиться.
Условные сокращения
Аничков – Н. А. Добролюбов. Полное собрание сочинений под ред. Е. В. Аничкова, тт. I–IX, СПб., изд-во «Деятель», 1911–1912.
Белинский – В. Г. Белинский. Полное собрание сочинений, тт. I–XIII, М., изд-во Академии наук СССР, 1953–1959.
Герцен — А. И. Герцен. Собрание сочинений в тридцати томах тт. I–XXV, М., изд-во Академии наук СССР, 1954–1961 (издание продолжается).
ГИХЛ – Н. А. Добролюбов Полное собрание сочинений в шести томах. Под ред. П. И. Лебедева-Полянского, М., ГИХЛ. 1934–1941.
Гоголь – Н. В. Гоголь. Полное собрание сочинений, тт. I–XIV, М., изд-во Академии наук СССР, 1937–1952.
ГПБ – Государственная публичная библиотека им. M. E. Салтыкова-Щедрина (Ленинград).
Изд. 1862 г. – Н. А. Добролюбов. Сочинения (под ред. Н. Г. Чернышевского), тт. I–IV, СПб., 1862.
ИРЛИ – Институт русской литературы (Пушкинский дом) Академии наук СССР.
Лемке – Н. А. Добролюбов. Первое полное собрание сочинений под ред. М. К. Лемке, тт. I–IV, СПб., изд-во А. С. Панафидиной, 1911 (на обл. – 1912).
ЛН – «Литературное наследство».
Материалы – Материалы для биографии Н. А. Добролюбова, собранные в 1861–1862 годах (Н. Г. Чернышевским), т. I, М., 1890.
Писарев – Д. И. Писарев. Сочинения в четырех томах, тт. 1–4, М., Гослитиздат, 1955–1956.
«Совр.» – «Современник».
Указатель – В. Боград. Журнал «Современник» 1847–1866. Указатель содержания. М. – Л., Гослитиздат, 1959,
ЦГИАЛ — Центральный гос. исторический архив (Ленинград).
Чернышевский – Н. Г. Чернышевский. Полное собрание сочинений, тт. I–XVI, М., ГИХЛ, 1939–1953.
Впервые – «Совр.», 1858, № 9, отд. II, стр. 79–85, без подписи. Вошла в изд. 1862 г., т. II, стр. 233–239.
М. А. Дмитриев (1796–1866) – реакционный поэт, критик и мемуарист, выступавший в литературе с 20-х годов XIX века, был известен как приверженец старины, поборник классицизма. Он яростно выступал против передового лагеря в литературе, доходя до прямых доносительных выпадов; таково, например, его стихотворение «Безымянному критику» (1842), направленное против Белинского.
Рецензия Добролюбова, высмеявшая запоздалого «плаксивого Гераклита», вызвала оживленные толки. Близкий приятель Добролюбова И. И. Бордюгов сообщал из Москвы: «И ругают же тебя за Дмитриевские элегии» (Лемке, II, стр. 363). H. M. Михайловский поместил в следующем номере «Современника» отрицательную рецензию на «Сатиры Квинта Горация Флакка» в переводе М. А. Дмитриева; ранее эта рецензия приписывалась Добролюбову (см. Указатель, стр. 345, 553).
В великих умах родятся одинаковые мысли (франц.). – Ред.
Цитата из «Евгения Онегина» (глава седьмая, строфа XXXVI).
Цитата из куплетов Е. П. Ростопчиной в водевиле «Не влюбляйся без памяти, не женись без расчета».
Антитеза Гераклит и Демокрит, восходящая к преданию о том, что первый философ был «плачущий», а второй «смеющийся», была весьма распространенной в литературе XVIII–XIX веков (в комедии А. И. Клушина «Смех и горе», в водевиле П. А. Каратыгина «Демокрит и Гераклит, или Философы на песках» и др.).
Имеется в виду издание M. H. Загоскина «Москва и москвичи. Записки Богдана Ильича Вельского», выходившее в 1842–1850 годах.
Поэт и критик А. Ф. Мерзляков (1778–1830) был также профессором Московского университета.
С. П. Шевырев был профессором Московского университета с 1834 года; его отставка связана с тем, что на заседании Совета Московского художественного общества 14 января 1857 года он был избит графом В. А. Бобринским. В «Дневнике» Добролюбова есть упоминание об этой драке (запись от 23 января 1857 года).
«Молва» – славянофильская газета, издававшаяся в Москве в 1857 году. Выход ее прекратился после предупреждения цензуры за статью К. С. Аксакова «Опыт синонимов. Публика и народ», помещенную в № 36 газеты. Сплетни – очевидно, намек на уличные листки «Сплетни» и «Сплетник», вышедшие в Петербурге в 1858 году. См. следующую рецензию Добролюбова и прим. к ней.
