Самуил Лурье - Пришествие Краснобрыжего

А глаголы? Нет, никак нельзя не сказать о глаголах. «Бедолажиться», например, или «околпачивать» в смысле «выколачивать» («можно околпачивать на семьдесят-восемьдесят процентов больше!»)… Нет, никак не рассказать обо всём!

Да разве только в глубине мысли и в самобытности слога заключаются достоинства краснобрыжевского шедевра?

А умелый (не устаёшь удивляться столь рано пришедшему мастерству!) пересказ содержания, в результате которого становится совершенно очевидным, что Стругацкие не имеют ни малейшего представления о сюжете и ни единой, даже грошевой идеи за душой?

А заново открытый способ цитирования, при котором собственные фразы вставляются в чужой текст без каких-либо «пометок»?

Всё, всё говорит о том, что перед нами вполне законченный мастер, будущее которого соразмерно его дарованию.

Тех, кто ещё сомневается в этом, убедит заключительный пассаж статьи Ивана Краснобрыжего, и потому нет надобности отказываться от искушения привести этот пассаж целиком.

«Сгрёб старикашка Аполлон свои „здравомыслящие“ записки и решил отнести их зятю Харону в газету, чтобы тот их там (аллитерация! — С.Л.) тиснул. А братья Стругацкие тут как тут (Ещё аллитерация, и какая! Чудится, что идёшь по лесу, утешаясь незатейливой песенкой дятла. — С.Л.): „Отдохни, дорогой кунак (?? — С.Л.)! Ты и так (! — С.Л.) намаялся за свою жизнь немало. Мы твои записки мигом в издательство сволокём (!! — С.Л.). Там сделают всё посолидней: критик Подольный их (? — С.Л.) прокомментирует, художник Перкель двулико (! — С.Л.) проиллюстрирует, редактор Клюева многоликости не заметит, и пойдут они гулять по белу свету (??? — Вот это уже не совсем хорошо. — С.Л.) стотысячным тиражом (А! Это другое дело. „Гулять тиражом“ — оборот, правда, несколько вычурный, но ведь речь идёт о „записках“! — С.Л.). И тебе честь, старче, и нам кое-что на молочишко перепадёт (!! — С.Л.)“».

Молодец Краснобрыжий! Так их! Жаль, не указана сумма (хотя бы в рублях), полученная писателями, и обойдён молчанием вопрос об её распределении и употреблении. Сведения об этом автор деликатно переносит в план стихотворного орнамента, украшающего его произведение:

Правда, в стихах Ивана Краснобрыжего речь идёт о героях повести «Второе нашествие марсиан», но ведь мы знаем теперь, что и сами Стругацкие ничуть не лучше всех этих «плешивых прелюбодеев». По всей вероятности, «та же дрянь, но дрянь на одно пятнышко чище». Так что только из стыдливости (естественной для человека в столь нежном возрасте, как и отвращение к корысти) употребляет Иван Краснобрыжий термин «молочишко». Наверняка тут пахнет напитками покрепче — может быть, даже первачом-синюховкой…

Но мы незаметно для себя подошли уже к финалу статьи о «двуликой книге». Грустно расставаться с автором, который доставил столько наслаждения и вселил столько надежд, а что поделаешь — надо! Утешает лишь то, что Иван Краснобрыжий сумел скрасить нашу временную разлуку с ним. Он припас для заключительной фразы такой сюрприз, такой поворот, что дух захватывает и невольно пробуждается завистливая жажда подражания.

Автор статьи предусмотрел: читателя может беспокоить мысль о том, что, взявшись за две совершенно разные повести, он, автор, ограничился пересказом лишь одной из них. Как же он вывернется? — думает читатель в тревоге за полюбившегося ему критика.

И нельзя не прельститься лёгкостью, с которой Иван Краснобрыжий разрубает этот гордиев узел:

«А повесть „Стажёры“? Почему о ней ни слова?

Достаточно того, что сказано об одной повести».

Достаточно, вполне достаточно. Но дело даже не в том, что Краснобрыжий прав здесь по существу. Тут завораживает суровая мужественность интонации. Хочется немедленно взять её на вооружение, перенять. И повод, к счастью, есть.

Ведь преждевременная зрелость Ивана Краснобрыжего не является, по-видимому, результатом его одиночных усилий в работе над собой. Судя по всему, на небосклоне отечественной словесности взошла целая плеяда юных следопытов. В этой обнадёживающей мысли укрепляет хотя бы тот факт, что в февральском номере «Журналиста» появилась статья о новой книге Андрея Битова, и написана эта статья словно бы родным братом нашего дебютанта. Вряд ли, конечно, мы и впрямь имеем дело с братьями Краснобрыжими (это было бы слишком хорошо), но наблюдается, так сказать, некоторая одноликость.

Февральская статья «Журналиста» (она подписана Сергеем Лисовским) уступает, разумеется, мартовской по части художественной бдительности и по богатству словарного запаса. Но, перенимая опыт Ивана Краснобрыжего, мы осмеливаемся сказать: не надо читать статью Сергея Лисовского о Битове! Не надо. Вполне достаточно и Краснобрыжего.

Он скоро появится снова и принесёт много-много радости. Надо только уметь ждать. Ждать следующего номера «Журналиста». Ах, как хотелось бы узнать поскорей, в кого будет пущен новый камешек из тех, что лежат на дне его души и отягощают редакционный портфель.

Знает об этом, конечно, редакция «Журналиста», но Краснобрыжего тайну не выдаст она ни за что.