весь конституционный хлам, посредством которого они хотят отстоять всюду свое расовое господство. Свобода не только для них безразлична, но даже, если станет серьезной, будет им мешать. Под маской свободы они желают только своего господства и несвободы других.
Поэтому было не только одной из величайших глупостей, но и вообще одной из величайших политических и социальных ошибок призыв к свободе и равенству формально, по шаблону, неосмотрительно распространять и на все преступное. С преступными элементами и со всей преступной расой не рассчитаешься таким способом. Здесь необходимо сделать различия, здесь должны иметь место ограничения. Здесь свобода существования и безопасность – противоречие. Раз кто-нибудь вследствие своей сильной склонности к преступлению не имеет даже элементарного права на существование, какая же может быть еще тут речь о свободе и равенстве? Почему тогда не потребовать уравнения всех существ и всяких уродливостей, почему не потребовать свободы и охраны для всех хищных зверей вместе с очень мило выглядывающим уравнением их с человеком? Не может получиться большей мерзости, чем та сивуха равенства, которую произвело французское революционное брожение, в других отношениях.
Конечно, легче по одному формальному шаблону направить общечеловеческую, так сказать, политику; но только человечество на таком пути идет к гибели. Оно предает себя варварству и при посредстве такого рода прогресса устремляется в хаос. Я со своей стороны долго ждал и размышлял, прежде чем окончательно порешить на том, что формализм равенства должен быть отвергнут принципиально и во всех отношениях. Самые факты принудили меня к такому заключению, которое ни в какой мере не отвечало революционному эхо.
При нынешнем положении дел, судя по всей прошлой традиции и по всему, что можно предвидеть, имеется только одна альтернатива – или успех евреев, или юнкерская реакция. Нельзя выбрать между тем и другим злом. Нужно искать третье направление, которое не совпадает ни с одним, ни с другим из указанных и которое умеет соединить свободу с действительными правами человека. Равенство и терпимость ко всяким человеческим качествам с таким направлением непримиримы. Нужно почистить лучше так называемое только человечество и освободить его от балласта. По меньшей мере, должны быть введены снова вполне решительные ограничения. Разлагающаяся религия меньше всего пригодна стать исходным пунктом для ограничений. До тех пор, пока люди не будут иметь нечто, действительно определяющее убеждения и обязывающее совесть, нельзя честно вводить в силу критерия подобного рода. Но прежде чем будут достигнуты такая духовная норма и соответственный ей, практически приложимый масштаб, может пройти еще много времени. До тех же пор надо держаться точки зрения расы и преступного характера. Личная инициатива в обществе, а также и общественное управление должны в этом направлении сделать всего больше. С простым законодательством или даже с парламентаризмом здесь нельзя достаточно хорошо действовать. Напротив, парламентарный режим сулит одни только помехи. Парламентаризм, в сущности, стал уже еврейским парламентаризмом. Путем переходной диктатуры, которая дала бы правомерное выражение народному гневу, пришлось бы сначала ввести потребный новый порядок. При таком порядке гораздо меньше имеют значения формы, нежели материалы и их отбор. Если, с одной стороны, будет действовать диктаторская власть, а с другой, вместе с ней, частная и народная инициатива, с целью очистить и избавить от балласта общество и вообще народ, тогда может получиться кое-какой действительный успех. Если же успехи евреев пойдут вперед так же беспрепятственно и далеко, как до сих пор, то народ, народы и человечество погибли, и рост варварства неизбежен.
3. Еврею нужно указать на дверь, не впуская в нее юнкера хищнического сорта. Если против евреев, несмотря на весь так называемый антисемитизм, до сих пор сделано так мало в политическом, социальном и частном отношениях, то большая часть вины за это должна быть возложена на юнкерскую партию.
Долгое время она прикидывалась, будто бы антиюдаизм у нее, так сказать, на откупе и будто она не могла бы указать иных средств против евреев, кроме тех, которыми она орудует.
А эти средства – между тем ничто, довольно часто даже меньше, чем ничто. Они лишь помогают еще еврейству, легко позволяя им утверждать, что против них выступает одна только чистая реакция.
Два обмана идут здесь друг другу навстречу и облегчают друг другу игру. Юнкерский обман состоит в том, что юнкерским элементам будто бы свойственно серьезно и честно бороться с евреями. Между тем, вообще, этого на самом деле вовсе нет. Юнкерское сословие хочет лишь удержать за собой монополию должностных мест и не впустить евреев за свою должностную загородку. Для этого оно, как христианское и орудующее в своих интересах только при посредстве христианского государства, не имеет иного средства, кроме исключения за религию или, по крайней мере, по признаку религии. И поэтому сохранение за собой должностей, а не антигебраизм является главной юнкерской целью; но указанное выше средство для такой цели именно в высшей степени недостаточно. Крещеные евреи, если только они пекутся об интересах юнкерства – или делают вид, что пекутся, – бывают наилучшим образом приняты юнкерством и даже выполняют функции главных антисемитов. Что отсюда выходит, можно вообразить и предсказать наперед; факты же достаточно показали это в самых различных странах – в Германии, Франции и России.
Вся консервативная среда на частной службе, и особенно в прессе, кишит крещеными евреями. Парламентскими функциями и всякими должностными местами, до царских придворных должностей включительно, очень ловко завладело еврейство, чистое и мешаное, но, разумеется, непременно крещеное. Затруднения тут ни малейшего не получается; наоборот, такие ренегаты считаются довольно часто особенно драгоценными приобретениями для партии, если не фигурируют даже в качестве особ, задающих тон, и в качестве вождей. На деле они вовсе не бывают ренегатами: наоборот, они и здесь преследуют только свои собственные интересы. Они осуществляют свои еврействующие расовые приемы и в реакционном лагере; таким образом они помогают еврейству и здесь своим косвенным пронырством. В их руках так называемый антисемитизм превращается в нечто совершенно пустое, а именно, в самом крайнем случае, просто в противоположение религии, в какое-то домашнее дело между двумя вероисповеданиями. Но и при такой ограниченности их антисемитизм не может проявиться вполне, он должен испытать еще дальнейшие ограничения. Евреи должны иметь, по меньшей мере, полные частные права, т. е. об их социальном барышничестве не может быть даже вопроса, если только они со своей религией будут держаться вдали от должностей и не будут там составлять юнкерству некрещеную конкуренцию.
Первоначально это было самое крайнее, до чего доходила юнкерская программа. Позднее и в этом еще уступили и отдали евреям те классы должностей, о которых юнкерство не старалось, так как они ему вообще не
