В сущности, как это будет видно из дальнейшего, буржуазия оценивает большую часть литературных и зрелищных произведений детективного жанра как истинное искусство и даже как высшее достижение в борьбе за освобождение художественного творчества от многовековых цепей моральных ограничений. С другой стороны, если признать, что нравственность— одно из самых существенных проявлений человека, то посягательство на нее со стороны апологетов аморализма, достигшее ныне невиданных размеров, не может быть вопросом второстепенной важности. И наконец, объем и влияние всей этой продукции настолько велики, что считать ее побочным явлением в духовной атмосфере капиталистического мира — значит пренебрегать процессом последовательной и преднамеренной дегуманизации быта и культуры.
Марксистско-ленинская эстетика много и очень внимательно занималась такими явлениями, как антироман в художественной литературе, театр абсурда, абстракционизм в живописи и скульптуре. Им посвящены сотни статей и десятки книг, в большинстве своем полезных и своевременных. Но каждый, кто хотя бы бегло ознакомился с культурной жизнью Запада, знает, что вышеупомянутые явления затрагивают лишь ограниченный круг потребителей — снобов, интеллектуалов-авангардистов, университетскую молодежь. Когда ходишь по улицам Парижа и Лондона, невозможно не заметить, что большинство прохожих даже не обращают внимания на витрины выставочных залов, не говоря уже о том, что никому и в голову не приходит их посетить, несмотря на бесплатный вход. И не удивительно — обыкновенного человека не интересуют абстрактные картины, даже самые виртуозные по исполнению, потому что они непонятны, не трогают его, ничего не говорят ему о жизни. Но тот же самый человек, не желающий даже бросить взгляд на полотна Полякова, читать утомительно-тягучие книги Алена Роб-Грийе или слушать бесконечные, монотонные монологи героев Беккета, с готовностью покупает в киоске очередной выпуск «Черной серии», с любопытством листает детективно-эротические журналы и по воскресеньям выстаивает очередь в кино, чтобы насладиться какой-нибудь очередной гангстерской небывальщиной.
Заниматься лишь критикой школ и течений, интересующих главным образом профессионалов и снобов, означает создавать работы, нужные прежде всего теоретикам и людям искусства. Такого рода книги, как мы уже сказали, нам необходимы. Но наша идеологическая пропаганда должна не только останавливаться на авангардистской продукции, предназначенной для «элиты», но и показывать сущность другой, неизмеримо более обширной массовой продукции, которая внешне считается «народной» и «популярной», а по сути дела нередко является составной частью страшного, безостановочно действующего механизма, развращающего сознание широких слоев общества, механизма идеологической диверсии и психологической войны.
И еще. В продукции «детективного» и «шпионского» жанров, которая является объектом настоящего исследования, существуют и противоречивые и даже в определенном смысле положительные явления, отличающиеся талантливым и реалистическим анализом буржуазной действительности. Да и большая часть пошлых массовых фабрикаций, как бы они ни были неинтересны в художественном отношении, представляет собой любопытный с психологической и социологической точки зрения материал. В этой серийной продукции часто с неожиданной прямотой выявляются агрессивные концепции и страх, суеверные надежды и вполне реальное отчаяние, жестокость и ужас, иррационализм и аморальность, навязчивые идеи и иллюзии общества, находящегося в состоянии глубочайшей безысходности и полного разложения. Эта продукция раскрывает нам действие механизмов, которые на Западе слишком часто скрыты демагогическими фразами и лицемерным оптимизмом псевдонаучных прогнозов.
Одна из самых больших трудностей, возникающих при исследовании этого жанра массовой культуры, — огромное количество произведений. Не ставя перед собой практически неосуществимой задачи изучить весь имеющийся материал, автор настоящей работы постарался познакомиться с возможно большим количеством произведений, и прежде всего с теми, которые наиболее характерны для того или иного этапа, той или иной тенденции развития жанра в целом. Кроме специальных монографий, статей и рецензий, часть которых цитируется в книге, автор настоящей работы изучил свыше четырехсот романов, и если в книге он останавливается лишь на некоторых из них, то только для того, чтобы избавиться от ненужных повторений и сберечь время читателя.
Естественно, отбирая произведения для нашей работы, мы сообразовывались и еще с одним требованием. Своеобразие рассматриваемого материала нередко заставляло нас воздерживаться именно от подробного изложения наиболее характерных примеров и конкретного цитирования некоторых, особенно неприятных эпизодов, рисующих садизм, жестокость, а также эпизодов, представляющих собой подлинный справочник по «технологии» преступления. Эти ограничения хотя и обедняют аргументацию, но в то же время предохраняют нас от опасности шокировать нравственность читателей или превратить наше исследование в невольную популяризацию вандализма и уголовных приемов.
Мы также отнюдь не собираемся отрицать, что книга написана с пристрастием и с определенных идейных позиций, но настоятельно подчеркиваем, что исследование всех вышеупомянутых произведений проделано добросовестно и объективно, без всяких попыток исказить реально существующую картину в интересах заранее определенной позиции. Впрочем, область, в которую мы сейчас вступаем, так богата обличительным материалом, что никакое искажение не может сделать ее мрачнее, чем она есть в действительности.
Явление весьма позднее в истории западной литературы, детективный роман своим зарождением и развитием напоминает те сорняки, о которых никто не заботится и которые, несмотря на это, гораздо сильнее и жизнеспособнее, чем многие нежные цветы, выращенные с большим старанием.
Можно было бы добавить, что многие произведения этого жанра похожи на сорняки и по своему качеству, но этот вопрос в дальнейшем мы рассмотрим более конкретно. Сейчас же отметим только, что громадное количество недоброкачественной продукции этого жанра отнюдь не объясняется присущими именно ему особенностями и что, если уж говорить о литературных сорняках, они ничуть не в меньших количествах встречаются в серьезной, «большой» и «настоящей» литературе Запада.
До начала второй мировой войны детективный роман категорически исключался из этой «большой» литературы и «серьезная» критика не благоволила даже замечать его существование. А он не только существовал, но именно в первые три десятилетия нашего века развился, утвердился и завоевал популярность у самой широкой публики.
В послевоенный период положение постепенно стало меняться. Чудовищно растущие тиражи детективных романов, все усиливающийся со стороны социологов и публицистов интерес к так называемой «массовой культуре» заставил критику обратить внимание и на этот, дотоле презираемый предмет. Сначала иронически-снисходительно, а затем все с большим уважением и восторгом, доходящим порой до абсурда, журналисты и рецензенты стали все чаще откликаться на эту литературу. Публикация такого рода откликов стала традицией для культурно-информационных изданий, а некоторые из них даже имеют постоянную рубрику, в которой находят свое отражение наиболее актуальные произведения жанра.
И все же по сравнению с той огромной популярностью, которую за последнюю четверть века завоевал так называемый «полицейский роман», внимание, уделяемое ему серьезной критикой, абсолютно ничтожно. По существу, в этом и заключается одна из причин, хотя и не главная, стихийного развития антилитературных и антигуманистических тенденций в этой области и особенно растерянности и беспомощности читателя, на которого обрушивается колоссальное количество чтива, насчитывающего каждый год свыше двух тысяч новых заглавий.
Если не принимать во внимание бесчисленных, но мало что дающих рецензий, а также некоторых более или менее обширных и проблемных статей в периодической печати, исследования, посвященные детективному роману, можно пересчитать по пальцам. «История и техника полицейского романа» Франсуа Фоска, «Полицейский роман» Роже Кайуа, «Эстетика полицейского романа» Тома Нарсежака, «Краткая история полицейского романа» Ферейдуна Овейды и «Полицейский роман» П. Буало и Т. Нарсежака — вот и все, пожалуй, специальные труды по этому вопросу, опубликованные во Франции.[3] Но дело здесь, разумеется, не в недостаточном количестве работ, а в устарелых или спорных концепциях упомянутых авторов.
Некоторые из них делают свои выводы и обобщения, основываясь на уже устаревшем материале, и все без исключения предъявляют к жанру требования, обусловленные их личными узкосубъективными и ограниченными взглядами. По мнению Франсуа Фоска, «в общих чертах полицейский роман можно определить как рассказ об охоте на человека, но — и это существенно — рассказ о такой охоте, где используется особый ход рассуждений, позволяющий так толковать внешне незначительные факты, чтобы из них можно было извлечь определенный вывод… Без этого роман, рассказывающий об охоте на человека, будет не полицейским романом, а приключенческим… или психологическим».[4] Для Режи Мессака детективная проза — это «роман или рассказ, посвященный прежде всего методически последовательному и логически обоснованному раскрытию точных обстоятельств какого-нибудь таинственного происшествия».[5] А Поль Моран в предисловии к одной из книг Дороти Сэйерс придерживается совершенно другой точки зрения: «Разве рекомендовать полицейскому роману не превращаться в роман психологического анализа — значит недооценивать его? Какое имеет для нас значение, верно или фальшиво раскрывает роман человеческую психологию, если он не интригует нас, не страшит, не держит в напряжении до самого конца? Его задача — не исследовать мрачные стороны души, а с помощью образцового часового механизма приводить в движение марионетки».[6]
