Верзила уставился в дубовый пол. Тогда Мутано вцепился в его жесткие черные локоны и откинул голову так, чтобы он взглянул в лицо Астольфо. Выражение его собственного лица оказалось абсолютно бесстрастным.
— Час поздний, — заметил Астольфо. — Скоро рассветет, а я еще не сомкнул глаз.
Он кивнул Мутано, который оторвал руку незнакомца от сиденья табурета и одним движением сломал ему мизинец.
Бедняга не закричал, но его глаза едва не вылезли из орбит, на лбу выступил пот, а физиономия из синевато-черной приобрела цвет матового эбена.
— Я Блебоно, — прохрипел он. — Доло — мой кузен. Он покалечен и потерял жалованье из-за этого человека, который стоит рядом с вами. Я пришел получить возмещение за ущерб. У Доло много детей, которых нужно кормить.
— Фолко молод и иногда слишком опрометчив, — вздохнул Астольфо. — Ему еще многому нужно учиться. И на его месте я непременно усвоил бы, что если он применит этот трюк с валянием по полу против опытного бойца, тот пригвоздит его к доскам одним ударом. И глупец останется извиваться в пыли, как пронзенная шпагой змея.
Я хотел возразить, но, к счастью, передумал.
— Ты пришел по собственной инициативе? Пекуньо тут ни при чем?
Блебоно шаркнул ногой и кивнул.
— Расскажи нам немного о старом мешке с золотом. Он уже нанял новых слуг? Каких посетителей он принимал последнее время?
Островитянин пожал плечами.
— Послушай, я могу придумать еще кое-какие вопросы. Три или четыре. Не больше. Но у тебя осталось только девять целых пальцев. Расскажи о посетителях.
Когда Мутано снова вцепился в руку парня и стиснул большой палец, тот выдавил:
— Я не работаю на старика. Только мой кузен. Это он у него на службе.
— Пусть так, но братец наверняка любит посплетничать и выкладывает тебе все секреты хозяйского дома. Расскажи о его гостях.
— Доло говорил об одном. Молодой парень, костлявый, скрытный. Почти не разговаривал.
— Это он принес Пекуньо тень на продажу?
— Принес? Нет. Говорил о тени. Так и пыжился от гордости. Сказал, что у него есть хорошая тень, высшего сорта.
— Расскажи мне о ногах этого продавца теней.
Блебоно непонимающе таращился на Астольфо. Пот капал с его носа. Он покачал головой.
— Большие ноги? Большие ноги у коротышки? — допытывался Астольфо.
— Доло сказал, все дело в сапогах. Мой кузен Доло, он очень смеялся. Большие сапоги, доходящие до бедра. На тощем недомерке.
Астольфо раскачивался взад-вперед, казалось, размышляя о сотне вещей сразу. Вдруг он плавно соскользнул на пол и велел Мутано:
— Перевяжи сломанный палец этого болвана. Дай ему медную монету и кружку эля. Позаботься, чтобы он никогда больше не попадался мне на глаза. Швырни его дружка в тачку, выкати к пристани и сбрось в переулке. Во второй половине дня принесешь мне в библиотеку баранины, хлеба и графин с вином, а до той поры чтобы в доме было тихо. Фолко идет спать, а проснувшись, прочтет три руководства по фехтованию, которые найдет в большой библиотеке. Когда он покончит с руководствами, отведи его во двор и поупражняйтесь на деревянных шпагах. Если он начнет извиваться в грязи, придави его, как дождевого червя. Вбей ему в башку, что в больших сапогах могут прятаться маленькие ноги.
Выслушав категоричный приказ, Мутано кивнул и ухмыльнулся. Его любимейшим занятием было тыкать в меня деревянным оружием, пока моя плоть не вспухала, подобно хлебной опаре.
Наутро я поднялся поздно, с ноющими ребрами, и позавтракал пшеничным хлебом и фруктами, запивая все это мягким белым вином, которое посчитал старым. Вино было сделано в моей родной местности, и его вкус напоминал о том, как изменилась моя жизнь. Казалось, прошло много-много времени с тех пор, как я видел простую честную груду навоза или один из несуразных каменных сараев, так часто встречающихся на юге. И все же вино не пробудило во мне ни малейшего желания вернуться к уткам и гусям, коровам и ослам.
В доме оставались только вечно недовольный чем-то повар и младшие слуги. Мутано и Астольфо ушли, хотя сложенная записка, начертанная аккуратным почерком Астольфо, гласила, что мне необходимо быть готовым к еще одному визиту к Пекуньо. Я использовал неожиданно свалившиеся минуты безделья, чтобы погреться на солнышке и помечтать об одной служаночке из кабачка, расположенного в области Хамарии. Кабачок назывался «Девичья печаль», приятное местечко для вечерней выпивки и сладкой ночки. Если мне снова удастся раздобыть золотой игл…
Но тут мои мысли приняли более серьезное направление. Я честил себя всеми нехорошими словами за то, что как глупец тратил серебро на сласти, в то время как мне следовало бы совершенствовать свое воинское искусство, изучать биографии знаменитых теней и их хозяев, тренировать зрение, чтобы различать силуэты даже во тьме, и испытывать собственное терпение, разгадывая математические головоломки. Вряд ли Астольфо тратил свою юность и деньги на пустые забавы. Вот уж никогда не думал, что тяготы воровского образования так сильно напоминают те, которые приходится выносить будущим священникам в семинарии!
Вторая встреча с престарелым богатым торговцем должна быть иной. Мы уже говорили об этом, и Астольфо дал мне краткие указания. Он хотел, чтобы я хорошенько изучил все детали внешности Пекуньо и определил, появились ли какие-то отличия по сравнению с предыдущим визитом. От меня требовалось пристально наблюдать за его тенью.
На этот раз в полутемную маленькую контору нас проводил не хромой темнокожий уроженец острова Туманов, а тот тощенький парнишка, что два дня назад показывал нам дорогу к выходу. По какой-то причине он размалевал себе физиономию и ужасно походил на грустного клоуна Петральчио, героя ярмарочных комедий. Слой грима оказался так толст, что черты лица невозможно было различить. Наиболее характерной была походка. Самой заметной деталью туалета — высокие черные сапоги.
Парнишка шагал преувеличенно агрессивно, словно желая убедить сомневающихся, что он на самом деле дерзкий молодой браво. И все же шпаги он не носил, что было странно. Его манеры казались мне смехотворными, возможно, потому что совсем недавно я и сам держался подобным образом и, скорее всего, по тем же причинам.
Он привел нас в комнату, поклонился и ушел, подобострастно пятясь, что производило неприятное впечатление. Я украдкой взглянул на Астольфо, чтобы проверить его реакцию на столь странное создание, но тот почти не обращал внимания на слугу.
Пекуньо, как и раньше, предложил нам вина. Я попытался отказаться от вязкого приторного сиропа. Но поднятой брови Астольфо оказалось достаточно, чтобы я заткнулся. Астольфо также оказался прав, предполагая, что старик захочет изменить внешность. В нашу первую встречу он тоже не казался воплощением силы, но сейчас стал еще более хрупким и словно еще больше усох. Теперь бремя лет казалось еще более тяжким, как и его горб. Рука с графином так сильно тряслась, что хозяин, опасаясь за крохотные бокальчики, позволил нам самим взять их с лакированного подноса.
— Итак, мастер Астольфо, — спросил он, потирая руки, словно желая их согреть, — сделал ли ты какие-то выводы насчет тени Морбруццо?
— Не все мои выводы окончательны, поэтому я хотел бы сначала прояснить условия.
— Каким образом?
— Если я пожелаю подтвердить подлинность этого имущества и его принадлежность пирату, мой гонорар будет равняться семистам иглам. Если я решу заявить, что это не подлинник, плата составит три тысячи.
— Я не совсем понимаю…
— Погоди немного, и после моих объяснений ты наверняка предпочтешь заплатить более высокую цену. Но прежде чем ударить по рукам, я должен собрать кое-какую информацию. Чем больше ты мне расскажешь, тем больше придется платить и тем больше это тебе понравится.
Тонкая, почти неуловимая улыбка мелькнула на морщинистом лице Пекуньо.
— Твои игры, мастер Астольфо, всем хорошо известны. Почему я должен тебе подыгрывать?
— Я всегда играю серьезно и по-крупному. Вот что, как я полагаю, произошло: тень Морбруццо была предложена тебе человеком, якобы находившимся у него на службе. Одним из его команды убийц. Возможно, даже офицером. Первым помощником? Судя по выражению твоего лица, я попал в точку. Морбруццо нанес либо тяжкое оскорбление чести этой особы, либо серьезный урон кошельку или здоровью. Прилюдно дал пощечину, ударил исподтишка, смошенничал за карточным столом или несправедливо разделил добычу… Последнее? Понимаю.
— Но откуда ты знаешь, что именно мне сказали? Даже если в моем доме есть твои шпионы, они не могли ничего донести. Разговор состоялся с глазу на глаз.
— Теперь этот человек уверяет тебя, что не имеет отношения к моему искусству, что он не похититель теней. Что он всего лишь оскорбленный моряк, который, стремясь успокоить раненую гордость, единственный раз в жизни пошел на воровство и готов продать тебе тень за ничтожную часть ее истинной цены. Он жаждет отделаться от нее, чтобы никто не заподозрил в нем преступника. Уверяет, что боится Морбруццо, который может прийти за ней, а заполучив желаемое, уберется, оставив за собой море крови.
