Честно признаюсь, что уровень адреналина в крови при виде даты 14 июня в тексте нисколько не поднялся. Но при виде названия дачной местности Пушкино охотничье чутье все-таки сработало, подсказывая, что в воспоминаниях Телешова содержится какой-то важный ключ к чему-то, что долго ускользало… Листаю роман, последнюю редакцию… Вот он, этот диалог Римского и Варенухи по поводу загадочной пропажи Лиходеева:
«Тут администратор подпрыгнул и закричал так, что Римский вздрогнул:
– Вспомнил! Вспомнил! В Пушкине открылась чебуречная «Ялта»! Все понятно. Поехал туда, напился и теперь оттуда телеграфирует!»
Надеюсь, читатели поймут мои эмоции, но в этом месте я тоже был готов подпрыгнуть.
Теперь – только листай: «По материальным исчислениям было выгоднее производить репетиции и прожить лето вне города; и для здоровья это было полезнее. На счастье, один из членов Общества искусства и литературы, Н.Н. Архипов (впоследствии режиссер Арбатов), предложил в распоряжение нашего театра довольно большой сарай, находившийся в его имении, в тридцати верстах от Москвы, около дачной местности Пушкино. Мы… приспособили сарай для наших репетиций». Это – уже сам К.С. Станиславский 6.
Дальше – больше (свидетельство В.И. Немировича-Данченко): «На тридцатилетнем юбилее Художественного театра по новому стилю 27 октября(выделено самим В.И. Немировичем-Данченко – А.Б.) , а по тогдашнему в России – 14-го, Станиславский в своей речи, говоря о нашем с ним тесном тридцатилетнем союзе, несколько раз называл меня «супругой», что вот он с труппой уезжает в Америку, а супруга остается дома беречь хозяйство, что поэтому роль супруги не такая видная, как его – мужа. На это я в своей речи под хохот нашей юбилейной аудитории возражал: я говорил, что супруга – это он, а я – муж, и что это очень легко доказать. День 14/27 октября, – говорил я, – это день первого представления и, так сказать, день крестин, «октябрины» Художественного театра, а не рождения. Рождение было за несколько месяцев до того в деревне Пушкино, недалеко от дачи Алексеева «Любимовки», в специально приспособленном особняке со сценой (с годами сарай превратился в «особняк» – вот так рождаются легенды – А.Б.). Это там впервые собралась вся труппа, там произнесено было первое вступительное слово, там на первых репетициях раздавалось «уа, уа» нашего детища. По всему этому местом рождения надо считать Пушкино и днем рождения – 14/27 июня» – и здесь выделено В.И. Немировичем-Данченко. Прошу обратить внимание на то обстоятельство, что основатель МХАТ оперирует именно теми датами, которые Булгаков использует в ранних редакциях романа. Впрочем, наоборот: Булгаков оперирует данными Немировича-Данченко; это – существенно 7.
Этот пассаж – из воспоминаний корифея МХАТ, изданных в 1936 году в Бостоне под названием «Из прошлого» и в том же году – в издательстве «Academia». Понимаю, что 1936 год – далеко не 1928-1929 гг., когда Булгаков впервые начал обыгрывать эту дату. Не стану приводить довод о его работе в этом театре, где в разговорах со «стариками» можно было получить такую информацию и до 1936 года. Дело не в этом – ее вряд ли стоило бы использовать для зашифровки мало кому известной даты. Ведь дата должна быть громкой, вызывать прямые ассоциации… К тому же, официальной датой «рождения» МХАТ все же считается 14/27 октября 1898 года, – дата первого представления «Царя Федора Иоанновича».
Все же оказывается, что благодаря выступлению В.И. Немировича-Данченко, в котором он оспоривал мнение Станиславского, дата 14/27 июня стала если не канонической, то во всяком случае громкой – по крайней мере для тех, кто присутствовал 27 октября 1928 года на торжественном праздновании тридцатилетия МХАТ. Такое выступление, в котором прилюдно выплеснулась нароставшая с годами неприязнь между основателями Театра, не могло остаться не замеченным. И не отмеченным в романе, если иметь в виду Булгакова. Ведь он как автор театра не мог не присутствовать на этом празднике 8.
Более того – это выступление не только не осталось не замеченным; его содержание получило оригинальную интерпретацию ровно через пять лет – на праздновании очередного юбилея 27 октября 1933 года.
Вот как описывает это В.В. Шверубович:
«Приближался тридцатипятилетний юбилей театра. […] Очень просили Ливанова взять на себя организацию капустника, но он отказался. Взамен своего участия в нем как режиссера и актера он решил выступить в нем в роли художника. Художники наших мастерских охотно пошли ему навстречу. Взяли старый задник размером 12 на 7 метров, слегка его загрунтовали, и Борис написал на нем гигантскую карикатуру.
Это было чудо театральной графики. Во всю площадь зеркала сцены МХАТа был изображен «Олимп» Художественного театра, на огромном, «двухспальном» троне в центре композиции восседали «супруги» – Константин Сергеевич в виде жены и Владимир Иванович в виде мужа. Константин Сергеевич был в сильно декольтированном платье, обработанном в стиле занавеса Художественного театра, в пенсне и со своей самой обаятельной улыбкой во весь рот. Владимир Иванович – в своем официальном костюме, с булавкой в галстуке и с платочком, кокетливо торчащим из кармана пиджака. Ливанов не побоялся подчеркнуть их разницу в росте: Владимир Иванович сидел на высоких подушках, опираясь ногами о табуретку. Над ними брачные венки держал А.Л. Вишневский. Первоначально он был изображен обнаженным амуром, но потом Ливанов пожалел его и одел в тужурку. С двух сторон их охраняли две секретарши: возле Константина Сергеевича – Рипсимэ Таманцова с трезубцем, а возле Владимира Ивановича – Ольга Бокшанская с секирой. Слева от Константина Сергеевича сидели В.И. Качалов с папиросой, О.Л. Книппер-Чехова в горностае и с чайкой на груди и отвернувшийся от всех со свирепым лицом Л.М. Леонидов. Справа от Владимира Ивановича – И.М. Москвин, М.П. Лилина и М.М. Тарханов. Все эти шесть «стариков» были изображены удивительно похоже, о позе, о выражении лица каждого можно было бы рассказывать без конца – это был тонкий и умный юмористический отчет об их настроении и отношении к своему театру.
Когда вся труппа собралась в зрительном зале и был сыгран марш из «Синей птицы», выключен весь свет, раскрыт занавес с чайкой и освещен ливановский занавес (нам удалось подготовить этот эффект в полной тайне), раздался рев смеха и гром аплодисментов. Смех усиливался с каждой минутой – публика постепенно оценивала всю гениальность этого произведения.
Потом было много и обид, и огорчений, обе секретарши, например, чуть ли не целый год не здоровались с Ливановым, да и Владимир Иванович, никак этого не демонстрируя, долго сердился на него. Но это было самым талантливым номером юбилея…» 9.
Как можно видеть, Станиславский и Немирович-Данченко были изображены именно так, как за пять лет до этого говорил Владимир Иванович. Значит, это выступление врезалось в память, обсуждалось… Короче, тема жила. И у Булгакова были все основания считать ее достаточно узнаваемой. И то, что на завершающей стадии создания романа дата 14/27 июня была заменена на упоминание о поселке Пушкино, лишь подтверждает приведенные соображения: оказывается, что само название «Пушкино» имело в Театре еще более «канонический» характер, чем связанная с ним дата. Вот как описывает А.М. Смелянский оценку основателем МХАТ выхода Театра из затяжного кризиса в 1926 году: «Так завершился переломный сезон, в течение которого вышло «Горячее сердце», сильно продвинулись репетиции «Женитьбы Фигаро» и доведена была до генеральной репетиции пьеса Булгакова. Станиславский в день окончания сезона обратился к коллективу Художественного театра и назвал прошедший сезон «Вторым Пушкино», то есть сравнил его с годом начала Художественного театра. Более высокого сравнения Константин Сергеевич в запасе не имел» 10.
Остается удивляться, как могли В.Я. Виленкин и А.М. Смелянский не узнать в булгаковском описании Варьете Театр, с которым так тесно связана их собственная судьба.
Таким образом, можно считать, что в ранних редакциях за основу для зашифровки дат и идейной нагрузки романа Булгаковым взято 14/27 июня 1898 года. Из этого следуют выводы:
– Сатирическое отображение Булгаковым на страницах романа МХАТ и его основателей произошло не в процессе работы над окончательной редакцией, а еще в 1928 году. Иными словами, с момента рождения самой идеи создания романа он в одном из своих пластов уже замышлялся как «антимхатовский».
– Поскольку точная дата начала работы над «Мастером и Маргаритой» не установлена, можно предположить, что она была во всяком случае не ранее 28 октября 1928 года.
