почему человек оказывается то специалистом по катанию тачек, то специалистом-архитектором. Человек, возящий тачку, есть продукт менее ценный, и если бы случались волшебные метаморфозы, то он мог бы претендовать на превращение в архитектора. Быть может, он был бы доволен соответствующим образом жизни и комфортом и охотно взял бы на себя ответственность за связанную с профессией квалифицированную функцию. Но так как мы живем не в сказочном мире, а в мире, устроенном на основании логики вещей, то человек, по-видимому обиженный судьбой, должен быть таковым уже по одному тому, что он именно тот, кто он есть, а не кто-то другой. На самом деле его функция бывает под стать его качествам, и в этом отношении не обнаруживается никакой несправедливой обиды судьбы.
Что же касается вопроса об экономическом вознаграждении, то возможно впоследствии приблизиться к его уравнению. Где различия достигли непропорционально-больших крайностей, там вознаграждение за обыкновенную работу должно возрасти, а вознаграждение за квалифицированную работу – понизиться. Средняя мерка образа жизни, посредством которой сближались бы друг с другом члены общества, должна, несомненно, стать принципом, сглаживающим резкие противоположности, сложившиеся исторически. Тем не менее рационально основанными различиями ценностей и общественных положений пренебрегать нельзя; в противном случае исчезла бы всякая точка опоры для измерения отношений между функциями и их, так сказать, эквивалентами.
Как квалифицированная работа относится к работе обыкновенной, так к обыкновенной потребности относится нечто аналогичное квалифицированной работе, а именно совокупность весьма различно расширившихся и ставших потребностями жизненных притязаний. Если бы квалифицированность функции и потребности надлежащим образом соответствовали друг другу, так что только особая работа влекла бы за собой соответствующие особые потребности, то, по нашему мнению, возможно было бы удовлетвориться таким порядком вещей. В нем заключается известная доля справедливости. Но иной вид имеет положение вещей, когда причинами разделения и подчинения были насилия. Во всех таких случаях и экономические ценности были подделаны, и потому необходимо направить здесь критику на исторически сложившиеся эквиваленты.
Указанная неправильность теперь имеет уже место в некоторых направлениях и даже в слишком значительной мере. Духовная работа наиболее высокой квалификации принижается иногда до уровня, если не ниже уровня самой обыденной и грубой работы.
Таким образом, высшие, так сказать, духовно-архитектонические преимущества, если они не желают рабски отдавать дань самым пошлым интересам, должны, в смысле комфорта, довольствоваться самым неквалифицированным образом жизни, несмотря на самое бережливое хозяйство. И не эти даже преимущества создают таким людям средства к пропитанию, а использование менее выдающихся способностей не столь высокого порядка.
8. Раз обыкновенные или менее квалифицированные работы исторически в течение долгого времени были низко оцениваемы, то должен наступить период, когда они добьются для себя в свою очередь несправедливых преимуществ, так что будет иметь место относительно низкая оценка действительно высших функций. В такую искусственную фазу форсированной ценности всевозможных обыкновенных работ мы теперь и вступаем, так как неурегулированные и лишенные всякой меры станки не знают иных ограничений, кроме ограничений голой силы. Сопротивление предпринимателей в некоторых направлениях слишком незначительно. А иногда обе враждующие стороны объединяются к невыгоде и на счет потребляющей публики. Нередко публика должна платиться повышенными ценами и на товары и на работы за потери, причиненные обеим категориям производителей стачками предпринимателей наряду со стачками рабочих, короче, всякими их раздорами и борьбой.
Иногда повышение заработной платы служит предлогом и удобным средством, чтобы обложить потребителя гораздо выше, чем даже требуется для такого повышения. Потребители, интересы которых труднее всего организовать, и интересы которых поэтому менее всего защищены, при своей пассивности, поневоле позволяют облагать себя зараз и рабочим и предпринимателям. Этот несправедливый, произвольный режим безмерного и беспринципного повышения цен характеризует не только современное фактическое положение вещей, но и тот дух, который преимущественно проявляется в нем и при отсутствии всякого принципиального компаса служит только интересам самого разнузданного партийного эгоизма.
Именно в учении о ценности и о ценах нужно остерегаться слишком резко разграничивать категории производителей и, угождая ложному, якобы гуманному предрассудку, защищать и восхвалять то сословие, которое на самом деле вовсе не является солидным рабочим сословием, но лишь излюбленным демагогами, по преимуществу дурным хищническим пролетариатом. Это – совокупность субъектов, которые желают по возможности меньше делать и много иметь; по барышническим вожделениям и в пользовании низкими средствами этот класс уже превосходит все прочие классы и составные части населения. Он делает производство и все хозяйственные отношения неустойчивыми; его главная работа состоит не в том, чтобы по настоящему работать, но в том, чтобы работать в руку хаосу, пользуясь всевозможными удобными случаями для социального воровства, для всякого, законного и незаконного, разбоя.
Итак, если дело идет об установлений справедливых ценностей и цен, то нельзя начинать всего как бы сначала; следует оставить в силе те части исторического фундамента, которые во всяком случае образовались бы, вмешалась ли бы сюда несправедливость или нет. Поэтому теория ценностей и цен всегда должна принимать во внимание историческую сторону дела. Отдельная личность является контрагентом другой личности, опираясь на всеобщий обычай и на отношения, исторически до известной степени уже установленные, справедливо или несправедливо – все равно. Если бы все шло рационально и справедливо, то и продолжение прежних отношений и образование новых не представляло бы особенных трудностей для понимания. Но имеющая место действительность крайне сложна; поэтому рациональная историческая точка зрения требует критериев, т. е. критических принципов. Во всякой отдельной области ценностей надо исследовать, что в исторических образованиях является очевидной несправедливостью и что в них, как право, может служить опорным пунктом для дальнейших образований. Выражение ценностей в деньгах есть при этом историческая необходимость и неизбежное условие, без которого всякое специальное или даже для отдельного случая годное суждение о ценности было бы бессодержательным или, по меньшей мере, абстрактно-неопределенным.
Из всего сказанного ясно, что трудности практически пригодной теории ценности, не вращающейся в области голых абстракций, оценены слишком низко. Наша точка зрения справедливости является новым средством для решения проблемы. Она дает наиболее полную перспективу, так как включает в свои рамки все остальное и показывает, что еще должно быть прибавлено к оценке прочих обстоятельств в качестве фактора, решающего дело. Оценка прежних, исторически унаследованных отношений и образование новых отношений должны быть во всех направлениях проникнуты идеей справедливости, если желают получить что-либо гармоническое и прочное в хозяйственном отношении. Простая ссылка на количество работы при оценке отношений является иллюзией уже потому, что не существует никакой общей количественной меры работ и, следовательно, никаких действительных количеств, которые имели бы смысл без обозначения вида хозяйственной деятельности и без отношения к определенному качеству работы.
9. Попытка видеть в квалифицированных работах как бы
