героиню-профессоршу, пусть шалава думает и говорит как шалава. Авось хоть уборщицей в королевском свинарнике — да и ей место в новом мире найдется. Вот только с графьями такой героине будет флиртовать сложно, сложно…
Гости из будущего. Вы-то в XXI веке с легкостью употребляете слова вроде «центробежный» или оборот «гудел, как трансформатор». Ваш герой — средневековый (пусть фантазийно-средневековый) воин или волхв — может подумать такое? Учтите, многие вполне вроде бы традиционные слова и обороты вошли в русский не так уж давно, иные — с принятием христианства (поминание лешего уместно и для язычника, а вот старого знакомого черта к перуничам и сварожичам совсем пихать невместно), а для славянской дохристианской эпохи не годятся совсем. Тем паче не годятся для мира, где христианства и в проекте не было. Да, ваш попаданец, проживший в ином мире двадцать лет, тоже запросто будет по первой же ассоциации вспоминать самолеты и трансформаторы? Или попростеет немножко, подзабудет давно ненужные слова и понятия? И подумает, скорее, «гудит, словно жук»?
Хмельная сулема. О, эта российская премия Букера, о дивная лауреатка Евгения Колядина с ее «Цветочным крестом». Очаровательная книга — образцовый бред «в старославянском стиле», где сулему (страшный яд) пьют как алкогольный напиток блудящие женщины, щекоча потом любовникам «становую жилу» — а это позвоночник, если что. Читать и плакать.
Хотите, чтобы ваша книга была посмешищем всего русскоязычного литературного мира? Да пожалуйста, пишите «славянское фентези» и тому подобное «аутентичным» на ваш взгляд «древнеродославянским» языком. Но только каким? Новогородец тогда, с тысячу лет назад, не очень-то понимал вятича, и оба едва разобрались бы в речи помора. Ну а нынешний читатель их вообще бы не просек. Стилизация языка прежних времен — неизбежность и необходимость, чтоб друг-читатель вас понял, не будучи профессором истории или языкознания.
Но ежели пробился ваш герой на прием к Чингисхану или иному какому Темному Властелину (кстати, не в цепях ли привели? Секретари в то время были крутеньки и все с мечами), то перед потоком гениальных пророчеств о будущем пусть хоть обратится уважительно, а не «слышь, ты, привет, рожа злодейская!».
А то ведь и до второй книги не доживет.
Волосат, вонюч и крут… или Оставь герою сердце!
Нет, ребята-падаваны, я не гордый. Не заглядывая вдаль — героем, литературным, естественно, может стать любой. Не любой сможет полюбиться читателям, а то и стать именем нарицательным, как Ш. Холмс или Дж. Сильвер. Между прочим, Холмс списан с одного врача, совершенно без криминального прошлого, а Р.Л. Стивенсон сроду не был на пиратском корабле, да и серебряного испанского пиастра, я сильно подозреваю, в руках не держал.
Он тот, кто вправду крут. Большинство авторов любит крутых героев, нормально. Где-то восхищаются ими. Крутых не только физически. Ну, приятно примерить шкуру варвара или бронескаф косморейнджера, а если ближе к телу, то погоны майора секретного суперспецназа, да еще экстрасенса впридачу. Да, да, Василий Головачев стал в этой сфере именем нарицательным. Вона, сколь его опусов в магазинах.
И без ненужных моральных терзаний. Надо — пришиб кулаком. Надо — вообще замочил. А не так чтоб, по выражению Отца народов, «казнит горстку бояр, а потом долго кается». Вот как Конан… а что, собственно, Конан?
Не любят наши друзья-эстеты Конана. Фыркают на него через губу. Простодушный проект, примитив.
Да, написано оно, прямо скажем, не гораздо. Так себе написано. Однотипные ситуации, однотипные героини, минимум размышлений и вообще «всей этой мирихлюндии». Язык не чарующий совершенно. Герой — хамоватый альфа-самец. Кто бы спорил.
Но есть у Конана и иные качества, не только ненасытное либидо да жажда денег и славы. Вот к нему, простому наемнику, обращается измученная страхом принцесса — и он становится ее военачальником, берет на плечи безнадежное дело — выиграть битву с превосходящей армией, которую еще и стигийский черный маг поддерживает, маг отнюдь не свадебный.
Вот он пограничник, рискуя шкурой, спасает от пиктского колдуна и его жуткого звериного войска случайных товарищей, а потом несется предупредить поселян чужого народа — пора бежать от пиктов.
Вот он выдергивает из пропасти глупую девчонку-танцовщицу, роняя вожделенный ларец с драгоценностями.
Вот он стал королем — и смеется, когда ему, пленнику, враги предлагают большие деньги и жизнь за отречение. Власти он так жалеет? Так ведь не отрекись официально — сегодня убьют. И автор сам говорит: Конан в ответе за своих подданных, хоть престол он занял мечом. Изменился-таки бродяга-Конан, но в главном остался собой.
Конан — парень НАДЕЖНЫЙ и внутренне ПОРЯДОЧНЫЙ, человек чести, короче, хоть честь он понимает в «дикарском» стиле, по счастью. Надраться, пойти по бабам, просадить сокровища и влезть в драку — сколько угодно. Предать доверие, ударить в спину — никогда. Ни разу.
Понимаете? «В безумном мире самым лучшим отцом стала бы машина» — ну, грустные мысли шибко травмированной душевно Сары Коннор, не все в мире так худо. Но Терминатор похож на Конана (Шварценеггер вообще часто играет таких героев) тем, что с ним как за каменной стеной. Не обидит, не стукнет, «сорвавшись», со злости. Не смоется от ответственности. Умрет, а своих не бросит. Прикроет собой, кинется в огонь, чтобы спасти.
Морально устойчив, говорили в прежние времена. Припомните, шофер из шолоховской «Судьбы человека», лагерник, полутруп, не закусывающий после третьей рюмки — дуэль воль у зажратых розовых арийцев выиграл. Внутренний стержень, будто это что объясняет.
Вот ваш герой, дорогой мой автор, он (или она) — есть у него какие-то принципы? Да, я понимаю, в наше-то время… но некромант, сдающий дракону глупого соратника-паладина, или ехидная ведьма, что походя делает гадости друзьям (убогим и занудным) и разом «сливает» их в погоне за принцем — вы понимаете, почему иные читатели отзываются с отвращением? Не понимаете… это ж для смеху писано. От такого рода чувства юмора Челентано, помню, быстро вылечил свою гостью в «Укрощении строптивого», ухохотавшись над ее собственной ушибленной ногой. Она сама говорила, что «упал, ушибся, разрыдался, как тютя» дико смешно, чего теперь обижаться?
Ну, герои, по порядку становись… или ложись… будем вас препарировать, как придется и сможется. Топор в операционную и шредер для останков.
Рубака-парень. Научить человека стрелять или бить ножом несложно, на самом деле. Трудно научить человека убивать, да еще себе подобного. Именно этим в первую голову вынуждена заниматься любая военная пропаганда. Чтобы перестали видеть во вражеских солдатах, таких же парнях, людей, чтобы не мучались в самый главный момент, когда палец
