Алексей Лукьяненко - Темная сторона Англии

Октябрь 2011 года.

Шетландские острова

…Противный писк электронного будильника на мобильном телефоне становится все громче и настойчиво требует: просыпайся, тебе на работу!

Сон постепенно отступает, а приходящее сознание приносит мне тупую, невыносимую, пронизывающую все тело боль. Любая попытка пошевелиться означает, что в следующую секунду придется стиснуть зубы и зажмурить глаза. Так будет первые полчаса. Потом станет легче. Главное, вначале перевернуться на живот, потому что тогда можно подняться на четвереньки, а потом уже встать на ноги. Сесть на полу из положения лежа на спине — это невыполнимая для меня задача. Скорее всего через пару недель все пройдет, но сейчас каждый утренний подъем — испытание на прочность. Почему я сплю на полу? Потому что у нас нет кровати.

Мы не знаем, что будет с нами в ближайшие полгода, поэтому не достаем наши вещи из «банановых» коробок с коричневой надписью «BIOBABA» и не видим смысла покупать мебель. Вдруг опять придется куда-то переезжать, а это значит снова собирать вещи и разбирать кровать. А пока в небольшом двухэтажном доме у нас есть одна маленькая комната, общий туалет с душем, общая кухня с одним холодильником и соседи. Соседи здесь есть практически у всех эмигрантов потому, что аренду за жилье легче делить на три-четыре семьи.

Нам повезло больше. У нас соседи одни, и они наши родственники. Поэтому нам намного лучше, чем другим. Откуда в моем теле дикая боль? От ежедневной двенадцатичасовой ручной погрузки ящиков с лососем на рыбном заводе. Именно туда настойчиво призывает меня отправиться моя маленькая светящаяся «NOKIA», которая до сих пор разрывается под подушкой. Я нащупываю ее, выключаю, и в комнате воцаряется тишина. На часах 6.31. Тишина, кстати, здесь тоже непростая. Вернее, ее тут почти никогда нет. Вот и сейчас за окном, в полной темноте, отчетливо слышны завывание ветра и хлесткие удары капель дождя по стеклу.

— Шетланд, мать его за ногу! — говорю я шепотом себе под нос.

— Чего? — переспрашивает сонная подруга.

— Вставайте, мисс, потрудимся на благо королевы!

Тихонько, чтобы не разбудить детей, я выхожу из комнаты. Ванная комната одна на всех, и я встаю первым, чтобы спокойно умыться, прежде чем поднимутся остальные собратья по несчастью, живущие вместе со мной на маленьком острове вдалеке от Большой земли. Разные обстоятельства привели нас на этот скалистый клочок суши, где нет деревьев, постоянно идет дождь и дует ураганный ветер, но есть одно общее, что объединяет нас всех: каждый из нас, так или иначе, пытается начать здесь новую жизнь…

Вот уже несколько месяцев мы с моей подругой Катей и ее двумя маленькими дочерьми живем в Великобритании. Здесь, на островах, в самой северной точке Соединенного Королевства, где основной промысел — нефть, газ и рыба, приезжим найти работу легче всего. Все дело в том, что жить в четырнадцати часах паромного сообщения от материка и выполнять адскую физическую работу в таких погодных условиях, как здесь, — удовольствие не из приятных. Вот и работают на островах, как правило, либо те, кто здесь родился и вырос, либо эмигранты. Причем местные при первой же возможности тоже стараются уехать отсюда на «материк». А нашим терять нечего, и, может быть, поэтому мы без проблем можем получить здесь номер социального страхования, счет в банке и работу. Правда, в девяноста процентах случаев это будет маленькая зарплата и, как правило, рыбный завод.

Как я попал сюда? Не поверите. Как в кино. Если бы кто-то мне сказал про это всего пару лет назад, я бы умер от хохота. Я? На острове? На ручной отгрузке лосося? Да ну! Полный бред! Но вот же он вокруг — какой-то нереальный мир. Мистика. Зазеркалье. А как еще назвать ситуацию, когда успешный бизнесмен неожиданно для себя и всех своих друзей скатывается в самый низ?

Это как в детской игре, где надо бросать кубик и ходить фишками. Там бывает такой кружочек, попав на который ты по стрелочке возвращаешься в самое начало пути. Вот и я, похоже, попал на такой кружок. В сорок лет начинаю жизнь сначала. С другой стороны, бывали ситуации и похуже. Здесь, по крайней мере, можно не беспокоиться за свою жизнь, а остальное — чепуха. Организм втянется, мышцы перестанут болеть, подучу язык, а через некоторое время опять организую свое дело. Может быть…

Пока подруга умывается, я готовлю завтрак. Поесть нужно обязательно, потому что физические нагрузки на заводе — на пределе человеческих сил. После еды — горячий чай с лимоном и горсть кедровых орехов. Если не будешь принимать витамины, протянешь ноги прямо в цеху.

— Сегодня идем на курсы английского в колледж, ты не забыл? — размешивая в чае сахар, спрашивает она меня.

— Нет, не забыл. Вопрос только, во сколько закончим с рыбой. Может быть, придется идти прямо с завода.

— Ну там недалеко. Пять минут…

— Да, только я постоянно вырубаюсь после холодильника. Целый день на морозе, а как попадешь в теплый класс, согреваешься, и глаза закрываются сами собой. Сижу и сплю…

— Нам нужны эти курсы. — Она почему-то очень любит объяснять очевидные вещи. — Нам нужно учить язык, нам нужно адаптироваться здесь, не будем же мы всю жизнь работать на этом заводе.

— Всю жизнь? — Я не могу удержаться от смеха. — Да хорошо, если я там до весны доживу. Грузить руками по пятнадцать тонн в день в холоде, да еще и без выходных. Я за два месяца десять килограммов потерял. Ладно, поехали, опаздывать нельзя.

Улица встречает нас мощным порывом ветра, который перебивает дыхание и не дает закрыть за собой входную дверь. Дождь набегающими волнами безжалостно хлещет по лицу, и создается впечатление, что он идет не с неба, а сбоку, как будто бы тебя поливают из пожарного рукава. Я понял, почему Мэри Поппинс летала на зонтике. Здесь это вполне реальный вариант: нужно просто раскрыть зонтик, остальное погода сделает сама. До автомобиля на стоянке возле нашего дома нам идти всего шагов пятьдесят, но ветер упирается изо всех сил и не дает возможности сделать эти шаги. С огромным трудом мы добираемся до нашего «фордика», открываем двери и протискиваемся внутрь. Слава богу! Добрались. Я завожу двигатель и мысленно прошу, чтобы из печки как можно скорее пошел теплый воздух в салон.

…Сырость. Постоянная сырость. Везде и всюду. В спальне, на кухне, в прихожей, в машине, на работе… В доме на окнах все время висит толстый слой конденсата, который время от времени стекает на подоконник, а с подоконника на пол. В машине постоянно сырые сиденья. Дождь триста дней в году. А может, триста двадцать. Я не считал, но думаю, что где-то так. Солнце здесь редкий гость. Поначалу еще терпимо, но со временем начинает давить жуткий депресняк. Ходить здесь некуда, ездить особо тоже. Замкнутый круг: дом — работа — магазин — дом.

Наконец-то окна машины немного отпотели и можно ехать. Единственная радость в вождении по острову — это небольшой трафик и отсутствие перекрестков. Нет, есть еще одна — цена на автомобиль. Мы купили маленький «Форд» буквально с первой недельной зарплаты. Кто поверит, что десятилетняя машина в отличном состоянии стоила всего триста пятьдесят фунтов. Хозяин хотел четыреста, но полтинник уступил. Старая привычка торговаться сделала свое дело, и мы стали обладателями средства передвижения, которое позволяло в плохую погоду добираться до работы сухим. Я переучился на правый руль буквально за две недели, но ощущение зазеркалья, где ты все время едешь по встречной полосе, не отпускает меня до сих пор.

Со вчерашнего вечера вокруг нашего острова бушует сильный шторм. Такое ощущение, что находишься внутри работающей автоматической мойки для машин. Дворники еле успевают убирать воду с лобового стекла, порывы ветра бросают автомобиль из стороны в сторону. Проезжая мимо паромного терминала, я вижу, что вечерний паром до сих пор не ушел. Грузы на остров привозят только морем, значит, если этот корабль стои́т у причала, то встречный тоже остался на Большой земле, и, похоже, сегодня во многих магазинах некоторые продуктовые полки снова будут пусты́.

Лососевый завод встречает нас освещенными коридорами, по которым ползают заспанные рабочие с пластмассовыми стаканчиками в руках. Совершенно разношерстная публика со всех концов света поглощает литрами кофе из автомата с надеждой, что это поможет хоть как-то продрать глаза. Кофе? Вы думаете ЭТО можно назвать кофе? Сладкая коричневая водичка с порошковым молоком на основе растворимых гранул «Нескафе», с запахом кофейных бобов. Тридцать пенсов за отходы кофейного производства. В принципе довольно демократично, но я и за тридцать это не пью. Кроме ощущения горячей воды, поступающей в организм, больше не испытываешь ничего.