Ю. Клеманов
Молекулярный вес Койна Джилберта
Выходя из кабинета редактора, репортер Койн Джилберт не мог скрыть довольной улыбки.
В последнее время его не очень-то баловали интересными заданиями. Потерпев несколько неудач, например при описании вернисажа модного художника Чипплза, о картинах которого он искренне сообщил, что ничего в них не понял, а также при репортаже с бейсбольного матча, который показался ему чересчур членовредительным, Джилберт был признан в редакции «старомодным» и давно уже пробавлялся лишь мелкими новостями второго сорта.
На этот раз фортуна, видимо, обернулась к нему.
— Послушайте, Джилберт, — сказал шеф, вызвав его в кабинет. — Вы ведь закончили колледж и, возможно, помните кое-что из того, что проходили?
Джилберт криво усмехнулся. До сих пор эта деталь его биографии лишь вредила ему при исполнении служебных обязанностей.
— Так вот что, — продолжал шеф, — есть одно задание специально для вас. Надо будет проинтервьюировать одного крупного ученого. Как вы насчет науки?
Джилберт насторожился. Ученые до сих пор не были в орбите внимания его газеты.
— Однако, шеф, — сказал Джилберт угрюмо, — это же, наверное, дьявольски скучно.
— Возможно, — пробурчал редактор. — Но нам это усиленно порекомендовали, ясно? — добавил он многозначительно и усмехнулся: — Говорят, он там выдумал что-то умопомрачительное… Нечто опровергающее «Капитал» Маркса. Сделайте две тысячи слов и диктуйте прямо на линотип.
Адрес профессора Стюарта Джилберт получил не сразу. В справочном бюро ему с усмешкой сказали, что профессор обитает на планете, наиболее близко расположенной к Солнцу. При этом девушка в бюро как-то странно хихикнула и сказала:
— В общем это где-то за Гудзоном, в пригороде Ныо-Арк, Стам-стрит, пять.
Когда Джилберт, найдя по этому адресу профессора, рассказал ему о загадочном замечании девушки, Стюарт даже не улыбнулся.
— Это верно, — сказал он. — Пригороды есть не что иное, как планеты по отношению к солнцам-городам. Я так и написал в заявлении в адресный стол.
— Гм… Очень остроумно! — поспешил расположить к себе собеседника Джилберт. — Оригинально и смешно!
— Не вижу в этом ничего юмористического, — сухо заметил Стюарт. — Эта аксиома выведена из всей моей теории.
— Гм… Да, да! Я ведь как раз и пришел по поводу вашей теории, профессор, — затараторил Джилберт. — Меня так и тянет поскорее узнать, что вы там такое придумали.
С присущей людям его профессии развязностью он уселся в кресло и деловито вынул из кармана «вечное перо».
— Ваше личное тяготение равно вашему желанию заработать и предметом моего исследования стать не может, — наставительно продолжал Стюарт. — Я вывожу законы тяготения человеческих масс, а не отдельных индивидуумов. Впрочем, в качестве молекулы вы, естественно, этим законам тоже подвержены…
— Мо… молекулы?
— Да! Кто вы по специальности?
— Жу… журналист, — сказал Джилберт, инстинктивно отодвинув кресло ближе к выходу.
— Журналист? О, тогда у вас есть определенный молекулярный вес. На составленной мною таблице этот элемент расположен между Гангстером и Конгрессменом…
— О! Надеюсь, все-таки ближе к последнему, — попытался улыбнуться Джилберт. «Какая скотина, оказывается, мой шеф, — подумал он озлобляясь. — Кажется, он прислал меня к сумасшедшему…»
— Все зависит от того, в какой газете вы работаете, — невозмутимо продолжал Стюарт. — Но в общем ваш молекулярный вес не превышает единицы.
— Что за бред! — вскипел Джилберт. — Что вы себе позволяете, чорт возьми?
— Не кипятитесь. Ваш молекулярный вес от этого не изменится. Вес веществ до реакции в точности равен весу веществ, получившихся после реакции.
Обрывки каких-то неясных воспоминаний промелькнули в мозгу у Джилберта.
— Позвольте… Я где-то уже слышал нечто подобное… — пробормотал он.
— Надеюсь, — заявил Стюарт саркастически. — Это закон сохранения веса веществ. Я его применяю к анализу общественных отношений.
Джилберт неопределенно хмыкнул.
— Общество развивается в точном взаимосоответствии с законами химии, физики и математики, — продолжал Стюарт. — Оно тяготеет к Земле согласно закону Ньютона; разлагается на классы под влиянием изменения внешней среды; классифицируется по таблице, подобной таблице химических элементов; кипит, как перегретая вода в Папиновом котле; увеличивает свой объем на 1/273 часть прежнего объема в условиях мирного времени; трудно переносит переход из ламинарного состояния в турбулентное, причем число Рейнольдса, характеризующее этот переход, должно оцениваться в миллиардах долларов чистой прибыли за вычетом налогов…
«Вот негодяй! — думал о своем шефе-редакторе взбешенный Джилберт. — Умышленно послал меня к какому-то сумасшедшему для того, чтобы сделать потом посмешищем в редакции. Ну, погоди!..»
— Люди женятся в зависимости от присущих им валентностей, — продолжал тем временем излагать свою теорию маститый профессор. — Брак есть функция валентных возможностей и должен рассматриваться как цепная реакция, влекущая за собой спорадическое развитие…
— Простите, профессор, — деловито перебил его Джилберт. Он живо вспомнил некоторые обстоятельства, при которых получил «двойку» на переэкзаменовке в Принстоунском колледже. — А… а как насчет… гм… квадратуры круга?
— О, конечно! — засиял Стюарт. — Вы коснулись самой чувствительной струны моего сердца! Это же и есть главная проблема, над которой я сейчас работаю!..
— Применительно к развитию общества? — почти сочувственно спросил Джилберт. Он уже составил себе совершенно ясное представление о характере материала, который он продиктует прямо на линотип. О, это будет замечательный фельетон! Можно себе представить, как будут хохотать читатели…
И серая шляпа Джилберта мелькнула в дверях мезонина одного из материков на планете Ныо-Арк, что вращается вокруг Солнца под названием Нью-Йорк.
По дороге в редакцию Джилберт решил забежать к своему давнишнему школьному приятелю, Фрэнку Уиллингтону, работавшему в качестве лаборанта на одном из заводов фирмы «Дженерал продактс».
«Надо полагать, он чаще освежает в своей памяти законы физики, которые мы оба изучали в Принстоуне», — подумал Джилберт, подымаясь в лифте.
Уиллингтон был у себя.
— Послушай, Франк, мне тут подвернулась занятнейшая «стори» на две тысячи слов! — немного важничая, начал Джилберт. — Но… понимаешь ли, требуется знать, хотя бы понаслышке, о каком-то Рейнольдсе и вообще… не путать сероводород с тухлыми яйцами.
— Рейнольдс — это ученый, который вывел коэфициент, характеризующий условия перехода жидкости из ламинарного движения в турбулентное… Так называемое число Рейнольдса, — улыбнулся Уиллингтон. — Уже все забыл, старина?
— Угу! — сознался Джилберт. — Ну, а этот… как его… Папин?
— Да зачем тебе все это понадобилось? Тебя выгнали из газеты, и ты решил срочно переквалифицироваться в корифея науки? Предупреждаю: все места заняты генералами!
— Да нет, пока еще не выгнали, — сказал Джилберт.
И он рассказал Уиллингтону о профессоре Стюарте.
— Подумаешь! — сказал Фрэнк, — Я знаю случаи похлеще.
— То есть? — ревниво спросил Джилберт. Его репортерское самолюбие было задето. — Что ты имеешь в виду?
— Десятки случаев подобного же циркачества на арене нашей науки, — просто сказал лаборант. — Это сейчас очень модно.
— Модно?
— Ну, конечно! Ты, очевидно, совсем не читаешь научных журналов. Впрочем, нередко об этом сообщает и общая пресса…
— Я газет не читаю, — признался Джилберт. — Только заголовки. Заголовки — это лучший вид литературы среди всех мне известных.
— Но разве ты не читал, скажем, о новых работах доктора Миллса?
— Что-то припоминаю, — сказал Джилберт. — «Миллс устанавливает очереди в истории!» Так, кажется?
— Да, он исследовал зависимость между развитием цивилизации и… ростом температуры на земном шаре. Неужели не читал?
— Между чем и чем? — искренне удивился Джилберт. — Повтори!
— Считают, что подъем температуры на Земле начался две тысячи лет тому назад. И Миллс подметил, что за это время все великие цивилизации распространялись от экватора к северу: Египет, Рим, затем Франция, Англия, наконец Россия…
— Гм… — заметил Джилберт.
— Ну вот, — продолжал Уиллингтон. — А поэтому, мол, нечего удивляться, что Советский Союз выдвинулся сейчас на первое место. Просто его очередь в истории. Не заслуга его народа, а закономерный результат общего подъема температуры на Земле..
— Слушай, по-моему, это у твоего Миллса поднялась температура! Такой бред можно произносить только в лихорадке, а?
