Литературная газета. 5 марта 1940 г. № 13 (864) С. 3–4 Мысли Энгельса о Бальзаке, Ленина о Толстом имели в нашей литературе странную судьбу. Долгое время их совсем «не замечали», потом, с немалым сопротивлением, приняли, но продолжали против них скрытую полемику (В. Фриче и его последователи — Н. Нусинов и др.). Еще в 1936 г., во время дискуссии против вульгарных социологов, те же литературоведы утверждали, что хотя Энгельс правильно судил о Бальзаке, а Ленин о Толстом, но было бы неверно и даже опасно обобщать эти их «отдельные» мысли, высказанные по специальному поводу.
Некоторые критики в сейчас не пошли дальше такого эклектического отношения к принципам марксистской эстетики. Поэтому они так, схоластически и односторонне истолковывают классиков, так отвлеченно и неисторически подходят к понятиям «мировоззрение» и «реализм» и так упорно отказываются понять общетеоретическое значение мыслей Маркса и Ленина о творчестве великих художников. Отвлеченная проповедь «прогрессивного мировоззрения», что бы ни говорили тт. Книпович, Кирпотин и др., - это только фиговый листок, прикрывающий полемику против литературных взглядов основоположников марксизма-ленинизма.
Энгельс вел неустанную борьбу против вульгаризаторов, для которых материалистический взгляд на историю «служит предлогом, чтобы не изучать историю». При этом Энгельс выяснял общие принципы, действительные даже для самых парадоксальных положений, и неоднократно доказывал, что в истории старого классового общества, до выступления пролетариата, общественная борьба выражалась в различных формах «ложного сознания».
Историческая конкретность, которой он требует от исследования, заключается в анализе того, как индивидуальные страсти или общественные движения, в основе которых лежит стремление к ложно понятым или ограниченным целям, вливаются в русло объективного прогресса — развития человечества к социализму.
Энгельс писал однажды, что в XIX веке, по мере того как борьба пролетариата против буржуазии становится главной — общественной проблемой, вопрос о классовом самосознании упрощается в сравнении, с прошлым периодом. Но это не значит, что отныне история освободилась от противоречий и стала развиваться совершенно прямолинейно. Политические исследования Маркса, Энгельса, Ленина и Сталина — это исчерпывающее доказательство того, что упрощенчество мешает понять истинный характер прогресса. Приведем пример. В 1916 году в Ирландии вспыхнуло восстание, закончившееся неудачей. Было немало публицистов и политиков, которые называли это восстание реакционным мелкобуржуазным путчем. И Ленин выступил против них:
«Кто называет такое восстание путчем, — писал Ленин, — тот либо злейший реакционер, либо доктринер, безнадежно неспособный представить себе социальную революцию как живое явление.
Ибо думать, что мыслима социальная революция без восстаний маленьких наций в колониях и в Европе, без революционных взрывов части мелкой буржуазии со всеми ее предрассудками, без движений несознательных пролетарских и полупролетарских масс против помещичьего, церковного, монархического, национального и т. п. гнета, — думать так, значит отрекаться от социальной революции. Должно быть, выстроится в одном месте одно войско и скажет: «Мы за социализм», а в другом другое и скажет: «Мы за империализм», и это будет социальная революция!
…Кто ждет «чистой» социальной революции, тот никогда ее, не дождется. Тот революционер на словах, не понимающий действительной революции».
Яснее сказать нельзя. И нам остается только перенести явление, сатирически обрисованное Лениным, в другую идеологическую область — литературу и попомнить о таком же педантски-смешном противопоставлении «чистого» прогресса и столь же «чистому» регрессу, чтобы получить концепцию В. Кирпотина. Мы имеем тем большее право применять политические мысли Ленина к литературе, что Ленин всегда исследовал прежде всего те явления, где история «богаче содержанием», разнообразнее, разностороннее, живее, «хитрее», чем даже самые лучшие представления о ней. Хорошая, настоящая художественная литература изображает именно это богатство, эту «хитрость» действительной жизни. «Победа реализма» — это всегда победа действительности над неверными мнениями, неполными представлениями и т. д. Настоящие писатели всегда обладают даром художественной непредвзятости. И если в процессе творчества возникает противоречие между субъективным замыслом и реальностью, подлинный художник не позволяет себе искажать или замалчивать правду, он скорее допустит, чтобы жизненные факты, выраженные им со всей силой, опрокинули его замысел. Ленин считал одним из условий дальнейшего развития единственно правильной теории революционного марксизма непредвзятое мужественное отношение к действительности. Для писателей, ограниченных классовым мировоззрением, для писателей, чье мышление неизбежно заключало в себе ложные элементы, такое отношение к жизни было вопросом существования. «Победа реализма» выражается в самых различных формах у писателей, принадлежащих к различным эпохам и классам, у Гете или Вальтер-Скотта, у Бальзака или Толстого. Но у каждого выдающегося представителя любого домарксистского мировоззрения мы найдем в той или иной форме «победу реализма», а следовательно, и ту или иную форму творчества «вопреки» предрассудкам автора.
Это относится к любому домарксистскому мировоззрению. В том числе к любому прогрессивному, в буржуазном смысле. И, утверждая это, мы подходим к существу дискуссии, которое стараются скрыть наши благоразумные оппоненты. Они не признают в буржуазно-прогрессивном мировоззрении ни наличия предрассудков, ни ложных тенденций, и потому вся история литературы для них распадается на две точно разграниченные части, В одной — прогрессивные взгляды, только полезные писателям, в другой — реакционные взгляды, которые могут только мешать. На одной стороне — ангелы света, на другой — демоны тьмы.
Великие критики уже давно знали, что литературные факты не терпят такой «концепции». Что такое, например, «Русский человек на rendez vous» Чернышевского, как не изображение «победы peaлизма» в творчестве либерально-прогрессивного Тургенева? Герой «Аси», пишет Чернышевский, излюбленный герой Тургенева, и не вследствие одной только личной симпатии писателя, но вследствие его общественных убеждений. Но произведения Тургенева показывают каким несостоятельным оказывается этот тургеневский герой, когда жизнь ставит его в необходимость принять решение, совершить смелый поступок. И художественная правда так сильна, что произведения Тургенева изображают в чувственно-конкретной и в то же время обобщенной форме общественно-психологическую ограниченность либерала как социального типа. Чернышевский нашел в творчестве Тургенева уничтожающую критику симпатий и взглядов самого писателя, подобно тому, как Энгельс увидел такую же беспощадную критику в бальзаковских образах аристократов и легитимистов. Те же принципы легко узнать в статьях Добролюбова о Гончарове и Тургеневе.
Мы можем убедиться, читая их критические статьи, как велика роль «вопреки» в литературных удачах буржуазно-прогрессивных писателей.
Маркс и Энгельс не оставила нам детального анализа произведений какого-либо писателя из этого «прогрессивного» лагеря. Но они не раз указывали, что приходится преодолевать таким людям и что мешает им правильно понимать жизнь. Так, например, Энгельс считал одной на причин ограниченности Маурера (историка, которого и Маркс и Энгельс высоко ценили) «предрассудок, будто со времен мрачного средневековья должен был быть постоянный прогресс к лучшему; это мешает ему видеть не только антагонистический характер действительного прогресса, но также и отдельные случаи регресса» (последние слова подчеркнуты мною. — Г. Л.). Читатель может понять, что в этой замечании содержится меткая критика главных недостатков Гюго, Золя, большинства буржуазно-прогрессивных гуманистов Запада. Для того чтобы эти писатели могли приблизиться к художественной силе Бальзака или Толстого, реализм должен одержать победу над отвлеченной верой в прогресс, — тт. Книпович, Серебрянский, Кирпотин об этом не думают.
Они не видят ни диалектического противоречия между мировоззрением, действительностью и литературой, ни художественной проблемы. И это неудивительно. Ведь ухитрились же эти товарищи не заметить, что мысли Энгельса о буржуазном прогрессе прямо противоположны их вульгарному «прогрессивному» фразерству.
Итак, реалистические образы жизни всегда возникают в литературе, созданной писателями, чье мировоззрение ограничено буржуазным кругозором «вопреки» ложным взглядам и предрассудкам. Где же тогда критерий подлинного величия, подлинной небуржуазной прогрессивности? Классики марксизма и здесь, как везде, дают нам надежное руководство.
