Катков Михаил
Исторический обзор попытки Александра I восстановить Польское королевство
Москва, 23 августа 1863
Теперь, когда дипломатический поход на Россию окончился и шум, поднятый в Европе польским вопросом, начинает стихать, когда нам предстоит отбиваться не столько от чужих нападений, сколько от своих ошибок, теперь всего полезнее, кажется, будет вместо теоретических рассуждений о возможных решениях польского вопроса обратиться к истории. Как бы ни были беспристрастны мнения, вызываемые текущими событиями, в этих мнениях противники всегда хотят слышать голос страсти и увлечения. Вот почему в подобных случаях не худо прислушаться к голосу минувших событий; об этом голосе нельзя уже сказать, что он увлекается или что он пристрастен. Послушаем же, что говорит история.
Было время, когда нынешнее Царство Польское, составившись под именем великого герцогства Варшавского из областей, отнятых Наполеоном I у Пруссии, пользовалось правами отдельного и самобытного государства, имело своего государя, великого герцога, в лице короля саксонского, своих особых министров, свои законодательные палаты (сенат и палату нунциев, или депутатов), свою армию сначала в 30 000 человек, а потом, по расширении пределов, в 60 000 человек. Это было в промежуток времени от 1807 по 1813 г. Самое основание этого самобытного государства польского было актом, в высшей степени враждебным для России, хотя и сопровождалось присоединением к ней новой области, входившей некогда в состав польского королевства, именно области Белостокской; оно совершилось по Тильзитскому миру 25 июня (7 июля) 1807 г. после неудачной войны, которую Россия вела против Наполеона I в союзе с Пруссией, после разгрома прусских армий и несчастного для нас сражения под Фридландом. Герцогство Варшавское, таким образом, было следствием и плодом наших военных неудач и невзгод, и эта первая попытка восстановить политическую самобытность поляков была рассчитана на дальнейшие наши невзгоды и бедствия. Такова была мысль Наполеона I, пользовавшегося поляками как средством для замешательств на севере Европы. Первым и ближайшим следствием этой попытки восстановить политическую самобытность Польши, или, лучше, поиграть в эту самобытность, было возрождение надежд на восстановление польского королевства в прежнем его объеме и невозможность искреннего примирения поляков, остававшихся в подданстве России и Австрии, с тою участью, какую судила им история. Сотни и тысячи поляков действительно стали уходить из России в новое польское государство, усиливая его военные и финансовые средства, но не с тем чтобы, переселившись в новый край, оставить русские области в покое, а с тем чтоб увлечь их по возможности за собою и отторгнуть от России. Герцогство Варшавское стало тотчас же средоточием всевозможных интриг и усилий, направленных против неприкосновенности и целости Русской державы. Из него отправлялись во множестве эмиссары с целью сеять смуты и неудовольствие в западных областях России против правительства императора Александра I и вербовать сторонников отторжения края и присоединения его к герцогству Варшавскому.
Но если уже одно существование самобытного польского государства, сопредельного с западными областями России, возбуждало в них будущих явных врагов России, то, с другой стороны, надежды, возбужденные им в высшем польском классе этого края, получили особенную силу лишь вследствие того, что знатные поляки ожидали осуществления их с помощью императора Александра I. Еще будучи великим князем, император Александр I испытал на себе влияние льстивых обращений князя Адама Чарторыйского к его рыцарству и честолюбию. Вступив на престол, он отличал его, облек доверием, почти насильно сделал министром иностранных дел России и потом предоставил ему и графу Фаддею Чацкому заведывание училищами в западных губерниях, в чем они нашли лучшее средство ополячивать западный и юго-западный край. Колоссальная интрига была поведена против русского народа под маской личной преданности русскому императору.
Не столько герцогство Варшавское, сколько успех этой интриги взволновал и поднял на ноги всех поляков. Началась дружная деятельность, к которой очень способны поляки до тех пор, пока еще не имеют власти в своих руках. Наш западный край сделался гораздо более, чем герцогство Варшавское, театром этой деятельности. Во главе движения стоял тогда князь Михаил Огинский, одно из влиятельнейших лиц Литвы, бывший ее великий скарбий. Он и его партия старались всячески склонить императора Александра I в пользу своих планов, задуманных в национальном польском духе, прикрывая их интересами самой России, возбуждая в императоре властолюбие и надежду завладеть герцогством Варшавским, лишь бы только добиться отторжения западно-русских областей от России. Огинский взялся за это дело энергически и ловко. Интересна его переписка с императором Александром в 1811 году. Сначала (в письме от 3 мая 1811 г.) Огинский говорит как бы совершенно в интересе России. Он обращает внимание государя на меры, которые, по его мнению, были необходимы, чтобы в случае войны с Наполеоном I не опасаться его приверженцев в Литве и не иметь дела в одно и то же время с врагами внешними и внутренними. Он только старается убедить императора, как было бы полезно восстановить официяльное значение имени Литвы, сосредоточить управление краем в руках одного лица, которое имело бы свой двор, и учредить особый сенат или высшее безапелляционное судилище для края. Но только что эти предложения были благосклонно приняты Александром I, тотчас же сказалась, с истинно польскою нетерпеливостью, задняя мысль: к письму от 10 октября 1811 г. Огинский приложил целый проект указа об организации великого княжества Литовского. Это великое княжество долженствовало обнимать собою ни много ни мало губернии Гродненскую (Ковенской губернии тогда не было), Виленскую, Минскую, Витебскую, Могилевскую, Киевскую, Подольскую и Волынскую и области Белостокскую и Тарнопольскую (в то время принадлежавшую к России, а по Венскому трактату отошедшую к Австрии) и состоять под управлением особого административного совета под председательством наместника, который имел бы свою резиденцию в Вильне и на содержание которого назначена была бы часть государственных имуществ края, причем польский язык был бы языком официальным, употребительным во всех делах великого княжества, а чиновники назначались бы исключительно из туземцев и помещиков, то есть из поляков; верховный суд, учрежденный в Вильне, ведал бы все дела на основании литовского статута. Не более как через месяц (12 ноября 1811 г.) Огинский препроводил к императору Александру I благодарственное письмо за подписанием губернского и всех уездных предводителей дворянства Виленской губернии, в котором они по уполномочию общего и частных дворянских собраний губернии изъявляют полное сочувствие планам князя Огинского. Император Александр I отвечал на это письмо высочайшим рескриптом с довольно неопределенными, правда, обещаниями, но с поручением Огинскому перевести этот рескрипт на польский язык и представить его в этом виде на высочайшее подписание. Такая любезность к польским притязаниям сообщила им еще большую силу, и 1 декабря 1811 года Огинский представил императору Александру уже мемуар, где, намекая на возможность воссоединения под его властью всех некогда польских областей, убеждал его немедля составить из восьми русских губерний уже не Литву, а королевство (или царство) Польское, и провозгласить себя польским царем, обещая дать этому королевству конституцию, которая близко подходила бы к польской конституции 3 мая 1791 года. Так, едва наш русский Киев успел превратиться в Литву, как на месте Литвы явилась Польша. Дело было выведено начистоту.
Князь Огинский в своих "Записках" передает таким образом словесный ответ, данный ему императором Александром Павловичем: "Восстановление Польши, сказал будто бы государь, в том виде, как вы мне предлагаете, нисколько не противно интересам России; это — не отчуждение завоеванных провинций; напротив, Россия имела бы могущественную для себя ограду, привязавши к своим интересам миллионы людей, которые не могут еще забыть своего прежнего независимого существования; они были бы счастливы и довольны, получив свою особую конституцию. Что же касается до титула, отчего же мне и не принять титула короля польского, если это может доставить удовольствие всем полякам?.. Но пока еще должно ожидать хода событий"… Таким образом, благодаря темным проискам над Россией готова была разразиться беда: ей сериозно грозила опасность отторжения восьми губерний, ополячения и обращения в латинство миллионов православного русского люда и, наконец, еще большая опасность — лишиться своего Царя и увидеть его в преимущественном качестве короля польского. — Россию выручили события.
