Константин Ковалев - Кающийся аристократ

Константин КОВАЛЕВ

КАЮЩИЙСЯ АРИСТОКРАТ

Послесловие к сборнику Николая Александровича Бердяева "СУДЬБА РОССИИ"

Так назвал русского философа XX века Николая Александровича Бердяева профессор колледжа Св. Антония в Оксфорде Ричард Клндерсдей, когда мы познакомились с ним и он подарил мне одну из своих многочисленных книг, посвященных русской истории начала XX века, в данном случае о П. Б. Струве. Там же, еще в Оксфорде, я с нетерпением открыл раздел книги, озаглавленный "Бердяев", и в добавление к услышанному прочитал: "Если Булгаков (отец Сергий Булгаков - известный богослов и мыслитель, профессор многих российских и европейских университетов. - К. К.), сын священника и семинарист, представлял традиционный тип русского радикально настроенного интеллигента, то Николай Александрович Бердяев представлял другой: кающегося дворянина"...

В самом деле, казалось, ему было за что каяться. В первую очередь происхождение. Легальный марксист на заре века, да к тому же из богатых аристократов. Революционер с автобиографией, ведущей свое начало из древнего русского дворянского и татарских родов, графского французского рода Шуазель, да к тому же еще и потомок французских королей. Повадки его всегда были "узнаваемы", привычки - неисправимы. Борис Зайцев описал свою первую встречу с Бердяевым так: "...Большая комната, вроде гостиной, в кресле сидит красивый человек с темными кудрями, горячо разглагольствует и по временам (нервный тик) широко раскрывает рот, высовывая язык. Никогда ни у кого больше не видал я такого...

Бердяев был щеголеват, носил галстуки бабочкой, веселых цветов, говорил много, пылко... В общем, облик выдающийся" [Б. Зайцев. Мои современники. Лондон, 1988, ?. 61 - 62.].

Каяться ему приходилось и за изменения в своем миросозерцании: с марксистского - на глубоко религиозный, как это принято у нас говорить философско-идеалистический, а под конец жизни, напротив, за чрезмерное увлечение Советами, почему и отвернулась от него значительная часть русской эмиграции...

Родился он в Киеве, а скончался - в предместье Парижа.

Переезд из родины в далекие края длился у Бердяева всю жизнь.

Он не стремился уезжать из России. В 1922 году он был выслан за ее пределы вместе с другими деятелями науки и культуры.

Но его "вторжение" на Запад началось значительно ранее. Основоположник некоторых постулатов персонализма и экзистенциализма, он уже нашептывал свои идеи многим европейским мыслителям, хотели ли они этого или нет. Его негромкий голос, раздававшийся со страниц газет и журналов российских столиц, его первые книги поражали многих. "Смысл творчества" вообще заставил кое-кого призадуматься об истоках и назначении человеческого бытия в эпоху революционного переустройства мира и в преддверии военных потрясений, каких еще не видывала цивилизация.

Наиболее знаменательным событием для него и для многих его друзей и единомышленников стал его переход, вернее, возвращение к Православию. "До самого семнадцатого года оставался он вольным философом и публицистом, писал Н. Зернов в своей книге "Русское религиозное возрождение XX века", самобытным и радикальным, но неуклонно идущим к Православию... Его возврат в Церковь тоже взволновал русскую интеллигенцию, считавшую его "своим", несмотря на то, что он не был типичным интеллигентом. Его обращение имело значение не только для России, но и для всего Западного мира" [Н. Зернов. Русское религиозное возрождение XX века.

Париж, 1974, с. 167 - 169.].

Это свое обращение он аргументированно объяснял на страницах сборников "Проблемы идеализма", "Вехи", "Из глубины".

"В эпоху кризиса интеллигенции и сознания своих ошибок, в эпоху переоценки старых идеологий необходимо остановиться и на нашем отношении к философии" - так начинал он свою статью "Философская истина и интеллигентская правда" в сборнике "Вехи" (1909). А заканчивал он ее словами: "Мы освободимся от внешнего гнета лишь тогда, когда освободимся от внутреннего рабства, т. е. возложим на себя ответственность и перестанем во всем винить внешние силы. Тогда народится новая душа интеллигенции". Так Бердяев еще раз обратил внимание на важнейшую роль непосредственно личности в установлении и обновлении общественной жизни в России.

Первая мировая война пробудила в нем поразительную энергию.

В 1915 - 1916 годах, можно сказать, выявился во всей своей силе Бердяев-публицист. Именно в это время он окончательно находит свой стиль неповторимый, узнаваемый сразу же, лишь только стоит раскрыть книгу или статью в журнале. Стиль энергический, немного напряженный, в чем-то повторительный, убеждающий, эмоциональный, очень личностный. Неизвестно, чего больше в трудах Бердяева - философии или художественной публицистики. Видимо, и то и то в одинаковой мере присуще ему, а потому и получил он определение "философский публицист".

"Вопросы философии и психологии", "Биржевые ведомости", "Русская мысль", "Утро России", "Христианская мысль", "Труды и дни", "Русская свобода" - эти издания были буквально заполнены статьями Бердяева. А кроме того, он еще пишет книги, философские работы большого объема.

Именно большинство из этих предреволюционных статей и вошли затем в его сборник "Судьба России", у которого также своя неповторимая судьба.

В 1918 году Бердяев пишет значительную статью "Духи русской революции", которую решает отдать в подготавливаемый сборник "Из глубины". Но сборник не успевает увидеть свет в том трудном для страны году и был опубликован лишь три года спустя. Однако, Бердяев успевает отдать работу в журнал "Русская мысль", где она и печатается. Одновременно он решает составить книгу из ряда очерков, статей и публикаций, написанных за последние годы и ставших в 1918 году чрезвычайно актуальными.

Он решает озаглавить этот сборник "Судьба России". Долгое время Бердяев жил в Москве неподалеку от Арбата, по словам Б. Зайцева, в доме, где когда-то жил А. И. Герцен. Здесь Бердяев и написал большую часть своих статей, вошедших в "Судьбу России".

Основой сборника стал весьма поэтичный и в то же время написанный с привычным "бердяевским" пафосом этюд "Душа России" (впервые вышел отдельной книгой в Москве, в 1915 г.).

Большинство других статей были соответственно опубликованы с 1915 по 1917 г.

"О вечно-бабьем в русской душе" - опубликована впервые в "Биржевых ведомостях" в январе 1915 г.; "Война и кризис интеллигентского сознания" там же и тогда же, но в июле; "Темное вино" - там же, в том же году, в октябре; "Об отношении русских к идеям" - в "Русской мысли", январь 1917 г.; "Конец Европы" - "Биржевые ведомости", июнь 1915 г.; "Задачи творческой исторической мысли" - там же, в декабре 1915 г.; "Судьба Парижа" - одна из ранних в этом сборнике - там же, в ноябре 1914 г.; "Религия германизма" там же, в июне 1916 г.; "Движение и неподвижность в жизни народов" - там же, в мае 1916 г.;

"О частном и историческом взгляде на жизнь" - там же, в сентябре того же года;

"Об отвлеченном и абсолютном в политике" (в сборнике название статьи несколько изменено) - там же, в августе 1915 г.;

"Слова и реальности в общественной жизни" - там же и тогда же;

"Дух и машина" - там же, в октябре 1915 г.

Этот неполный перечень говорит о том, какой подход к составлению книги избрал автор. Она не являлась сиюминутным откликом на события, происходившие в стране в 1918 году, когда книга увидела свет. Напротив, дописав отдельные статьи для сборника, Бердяев словно бы выступал с позиций последовательного ретроспективного анализа и оценки сложившейся ситуации, революционных преобразований, возможных перспектив общественного переустройства.

Начинал он с общих рассуждений о России, переходил к болевым проблемам опутавшей Россию войны, а заканчивал насущными задачами политики, общественной и социальной жизни.

Книга увидела свет быстро. Тираж ее был в значительной степени ограничен. Вот почему сборник стал библиографической редкостью. Более того, в часть тиража переплетчиками вручную была вклеена специальная записочка, располагавшаяся перед титульным листом:

"Книгоиздательство извиняется перед автором и читателями, что выпускает настоящее издание в таком мало привлекательном виде. Но цены на бумагу и типографские работы дошли до пределов, явно угрожающих русскому просвещению, и единственная возможность сделать книгу более доступной по цене широкому кругу читателей - это понижение требований к ея внешности".

И в самом деле, быть может, это издание на желтой бумаге с едва читающимся шрифтом было единственным в своем роде за всю жизнь автора...

Книга увидела свет в апреле-июне 1918 года. Чуть ранее то же издательство "Лемана и Сахарова" выпустило небольшую книжечку Бердяева "Кризис искусства", представляющую из себя также сборник статей. Таким образом, из крупных книг, посвященных вопросам социально-политического и философско-исторического плана, "Судьба России" стала последней книгой Бердяева, опубликованной на родине. Ибо "Философия Достоевского" (1921 г.) и "Конец Ренессанса" (1922 г.), выпущенные в Петрограде, уже не имели столь решающего и этапного значения, как сборник статей 1918 года - более объемный и по составу и по содержанию.