В судебном заседании 27 мая 2008 г. государственный обвинитель предпринял попытку изменить обвинение в сторону его ужесточения, путем увеличения объема обвинения. С этой целью инициировал судебную экспертизу для установления признака преступления, не указанного в фабуле обвинительного заключения. Ранее преступным деянием было «опубликовал», а теперь — «назвал»!
В определении суда, дословно включившем вопрос гособвинителя на разрешение эксперту, указано: «Содержит ли заглавие статьи «Смерть России’», опубликованной в 27-м (475-м) номере газеты «Дуэль» от 04.07. 2006 г. публичные призывы к осуществлению экстремистской деятельности?».
То есть вопреки диспозиции нормы, установленной ч.8 ст.246 УПК РФ, которая разрешает изменение обвинения только в сторону смягчения, гособвинитель путем включения в юридическую квалификацию преступления нового деяния, осуществил попытку увеличить фактический объем обвинения.
Это при том, что в Постановлении Пленума Верховного Суда РФ от 17 сентября 1975 г. № 5 «О соблюдении судами Российской Федерации процессуального законодательства при судебном разбирательстве уголовных дел» (в редакции от 21 декабря 1993 г., с изменениями от 6 февраля 2007 г.) в п.2 Верховный Суд прямо указывает: «В соответствии с требованиями ст.252 УПК РФ при судебном разбирательстве не допускается изменение обвинения на более тяжкое или существенно отличающееся по фактическим обстоятельствам от предъявленного обвинения. Разъяснить, что изменением обвинения на более тяжкое следует считать случаи, когда:
… б) в обвинение включаются дополнительные, не вмененные обвиняемому факты (эпизоды), влекущие изменение квалификации преступления на закон, предусматривающий более строгое наказание, либо увеличивающие фактический объем обвинения, хотя и не изменяющие юридической оценки содеянного».
Далее, суд не может в ходе судебного разбирательства изменить обвинение, если оно влечет за собой нарушение права подсудимого на защиту.
По смыслу уголовно-процессуального закона под таким изменением обвинения понимается появление новых фактических обстоятельств, хотя и не ухудшающих положение подсудимого, но требующих своего исследования и времени, необходимого для подготовки подсудимого к защите против них в порядке, предусмотренном законом.
3. В-третьих, и это главное.
Статья 57 УПК определяет, что «эксперт — лицо, обладающее специальными знаниями…». Эксперт-лингвист — лицо, обладающее специальными знаниями в области лингвистики. Лингвистика — это языкознание. Следовательно эксперт-лингвист обязан дать заключение только по языку, которым написано выражение «Смерть России!». Наука лингвистика не занимается вопросами права и конкретно таким правовым понятием, которым согласно действующему законодательству РФ является экстремизм. Этим занимается наука — юриспруденция и специалисты в области этой науки — юристы.
И в Заключении от 29.07.2008 г. эксперт-лингвист Коршиков, как бы соглашаясь с этим, пишет; «При этом следует пояснить, что эксперт дает не юридическую квалификацию призыва (это прерогатива суда), а лингвистическую». Напомню суду, что лингвистическую квалификацию призыва ранее уже дал эксперт Огорелков, вот она: «Призыв — это речевой акт, обращенный к адресату с целью побудить его выполнить некоторые действия». Следовательно, именно эта лингвистическая формулировка и должна быть выводом экспертизы Коршикова в ответ на вопрос, являются ли слова «Смерть России!» призывом? К примеру, он должен был написать в выводах, что слова «Смерть России!» являются речевым актом, обращенным к каким-то лицам с целью побудить их выполнить некие конкретные действия, которые приведут к смерти России. Таким образом, слова «Смерть России!» являются призывом. И все! Не мудрствуя лукаво. На этом заканчивается лингвистика и познания эксперта-лингвиста.
А Коршиков в своем заключении дает следующий вывод: «Заглавие статьи «Смерть России!»… является публичным призывом-лозунгом к осуществлению экстремистской деятельности», то есть, в своем выводе Коршиков не дал никакой лингвистической квалификации слов «Смерть России!», а вместо этого дал только юридическую квалификацию — он дословно воспроизвел диспозицию статьи 280 УК РФ!
Тем самым, не являясь юристом ни по образованию, ни по должности, эксперт Коршиков дал заключение по вопросу права, по которому он не имеет специальных познаний и по которому могут давать заключение только юристы и только занимающие должности судей, прокуроров или следователей.
Я — юрист, тем не менее даже мое заключение о том, является ли заглавие «Смерть России!» призывом к осуществлению экстремистской деятельности — юридическое заключение — не может быть признано доказательством по этому делу.
Как же можно признать доказательством заключение лингвиста, сделанное по юридическим вопросам!?
А эксперт-лингвист Коршиков не косвенно, а прямо указывает суду на наличие преступления. Так в Заключении есть такая фраза: «Одним из главных мотивов уничтожения государства Россия (что рассматривается экспертом как преступление) является…
Конечно, гражданин Коршиков вправе выражать свое мнение.
Но Эксперт Коршиков, выйдя за пределы своего ремесла, оказал «медвежью услугу» обвинению.
Обращаю также внимание суда, что деяние эксперта-лингвиста Коршикова А.П. не является результатом заблуждения. Коршиков заведомо знал, что не имеет права давать юридическую оценку словам «Смерть России!» и даже прямо записал об этом в тексте экспертизы, тем не менее он такую юридическую оценку дал. Оправдать его тем, что, дескать, суд его спросил и о юридической квалификации призыва, нельзя, поскольку честный эксперт обязан был (согласно законодательства об экспертной деятельности) отказаться отвечать на эту часть вопроса. Посему деяния Коршикова подпадают под признаки преступления, предусмотренного ст.307 УК РФ и суд должен дать им надлежащую оценку.
(Впрочем, утверждать, что это — злой умысел, а не обыкновенная глупость, все же не берусь).
Таким образом, данное заключение эксперта является следствием нарушения статьи 57 УПК РФ, и на это защита уже обращала внимание в судебном заседании 27.5.2008 г. (см. протокол судебного заседания).
В целом же, признание судом результата этой «дополнительной» экспертизы доказательством по делу, будет грубым нарушением ст. 252 УПК РФ во всем ее объеме.
В связи с этим, на основании ст.75 и в соответствии со ст. 235 УПК РФ, прошу признать заключение так называемой дополнительной лингвистической экспертизы от 29.07.2008 г. недопустимым доказательством и исключить его из перечня доказательств обвинения. Защитник — адвокат Г.И. Журавлев».
Реакция судьи:
«…Выслушав мнения участников процесса, суд приходит к выводу о том, что ходатайство защитника подлежит отклонению. Довод стороны защиты о том, что дополнительная экспертиза назначается в случае наличия противоречий между заключениями экспертов, которые невозможно преодолеть в судебном заседании путем допроса экспертов прямо противоречит действующему законодательству. В указанном защитником случае на основании ч.2 ст.207 УПК РФ может быть назначена только повторная экспертиза. Суд же правомерно назначил именно дополнительную экспертизу, которая в соответствии с ч.1 ст.207 УПК РФ назначается при недостаточной ясности или полноте заключения эксперта, а так же при возникновении новых вопросов в отношении ранее исследованных обстоятельств уголовного дела.
Довод о том, что назначив дополнительную экспертизу, суд вышел за рамки предъявленного обвинения, полностью не соответствует действительности. В фабуле предъявленного Мухину Ю.И. обвинения кроме прочего прямо указывалось на то, что он озаглавил текст письма Дуброва — «Смерть России!».
Эксперт прямо указал в своем заключении, что он в своем заключении дает не юридическую, а только лингвистическую оценку заглавия статьи.
При таких обстоятельствах оснований для исключения заключения дополнительной экспертизы из числа доказательств нет. На основании изложенного, руководствуясь ст. ст. 122, 75, 235 и 256 УПК РФ, ПОСТАНОВИЛ: В удовлетворении ходатайства защитника отказать. Судья И.В. Пустыгина».
Давайте рассмотрим это судебное решение.
Статья 283, на которую сослался адвокат, находится в третьей части Уголовно-процессуального кодекса РФ «Судебное производство». Раз мы уже в суде, то адвокат и ссылался на тот закон, который устанавливает порядок производства дела в суде и то, как должна назначать экспертизы судья. А судья Пустыгина цинично извратила закон и сослалась на статью 207, которая находится во второй части УПК РФ «Досудебное производство». Она цинично использовала закон, по которому экспертизу разрешается назначать только следователю. Следователь еще свободен в поисках доказательств обвинения и может их искать как угодно, но судья ограничен только теми доказательствами, которые собрал следователь, и которые указаны в обвинительном заключении. Сам судья не имеет права помогать обвинению в сборе дополнительных доказательств, которые обвинение в досудебном производстве не сумело собрать.
