— Вопрос — ответ... Не находите, что американский экзамен на доктора напоминает ЕГЭ? Кстати, тоже заокеанский продукт.
— Наверное, и в ЕГЭ есть свой смысл. По крайней мере, ключевые слова точно работают, и на них стоит вся американская медицина. Предположим, есть определенный набор симптомов, у нас по привычке начинают рассуждать, а я уже знаю, что с пациентом. Не потому, что такой умный, а потому, что правильный ответ уже зашит в спинном мозге. Русские врачи, как и я в свое время, читали те же медицинские фолианты, но у нас все в кучу — и главное, и второстепенное, акценты не высвечены. А вот американская система подготовки врачей — это своего рода путеводитель по медицинским знаниям, указатель, на что обязательно надо обращать внимание.
— И помогает?
— Как-то приходит на прием топ-менеджер крупного голландского банка. Я как раз вернулся из Штатов, где сдавал экзамен уже на высшую категорию, и там мне попался вопрос по поводу так называемого открытого овального окна — это отверстие у эмбриона между правым и левым предсердиями, через которое, минуя легкие, проходит кровь. С первым вздохом необходимость в нем отпадает, и отверстие зарастает. Но не всегда. И поскольку у пациента наблюдались все соответствующие овальному окну симптомы, я отправил его к кардиохирургу. Через некоторое время он возвращается из Голландии и говорит, что там мой диагноз считают полной чепухой. Изложил свои соображения еще раз, уже подробно, и через некоторое время получаю от голландских коллег письмо с извинениями и словами восхищения. В общем, операция прошла успешно и качество жизни моего пациента улучшилось. Так что теоретических знаний не бывает.
— Судя по сериалам о докторе Хаусе и «Скорая помощь», американский госпиталь — это какой-то безумный мир?
— Не такой уж безумный. Там все очень четко по алгоритму. Если больной тяжелый, сообщают заранее, и сестры встречают его с каталкой уже на входе. И пока пациента довезут до дежурного врача, у него уже внутривенно стоит линия и уже готовы пробирки с кровью. Причем никто не спрашивает, какие брать анализы, берут все, а ненужные пробирки потом просто выкидывают. Если есть показания, моментально сделают и рентген, и ультразвук, и томографию. Все это происходит на автомате.
— Теперь томографов и у нас хватает?
— Сегодня из расчета на одного пациента только в Москве томографов больше, чем в Швейцарии. Вот только кто на них работает? В Америке таких специалистов уже после медицинской школы готовят еще семь лет, у нас — три месяца. И ошибки в ту или другую сторону — то пропустят заболевание, то затемнение примут за опухоль — не редкость.
— Значит, будем ждать семь лет?
— У себя в частной клинике я поступаю следующим образом. В одной индийской фирме сидят у компьютеров люди, получившие американское образование, и по электронной почте в круглосуточном режиме дают квалифицированные заключения на любые снимки всего за пятьдесят долларов. Но в государственной больнице такой вариант не пройдет. В департаменте здравоохранения мне обязательно напомнят о 94-м ФЗ и непременно спросят: а где конкурс? Поэтому придется ждать. Кому повезет, может, и дождется...
— Кто больше любит лечиться — мы или американцы?
— Конечно, мы — как никто на свете! Особенно любим читать про свои болезни. С американцами проще. Говоришь, что надо делать и когда прийти на очередной прием. Это все. А с нашим начинается: «А почему именно эти таблетки? А какой у них побочный эффект? А вы знаете, что эти таблетки...». Думаешь: откуда ты только взялся на мою голову? С американцами проще, потому что они мыслят по-другому. Американец знает: если я дал ему неверный совет, мне конец, он меня засудит. А вот с нашими пациентами я старался не иметь дела — в суд не пойдут, но заговорят до смерти.
— А у кого предпочитают лечиться наши эмигранты — у соотечественников или у американских врачей?
— Однажды приходит на прием бывший соотечественник с высоким давлением. Задаю вопросы. «Курите?» — «Курю». — «Выпиваете?» — «Выпиваю». — «А сколько?» — «Проблема в том, что граммов по 150—200 водки ежедневно...» Так это, говорю, ничего, это нормально. Он аж подпрыгнул от радости: «Доктор, я же специально к вам пришел, я специально искал врача с русской фамилией, потому что американец после ответа о выпивке тут же отказывается лечить и направляет в общество анонимных алкоголиков». У них так. А я его вылечил, и мы даже подружились.
— Нарушили корпоративную этику?.. И как американские врачи относятся к русским коллегам?
— Бывшие советские граждане обычно имели статус беженцев, то есть были никем. Поэтому их чморили почем зря, дедовщина была похлеще, чем в армии, унижения в порядке вещей. Это считается нормальным, и я в принципе не обижался. Американское общество абсолютно нетолерантно. Но когда один стопроцентный американский доктор стал уж очень активно меня принижать, я ему прилюдно сказал: «Попался бы ты, сука, мне, капитану Красной армии, в Анголе, я бы тебя шлепнул и даже не вспомнил». Может быть, потому что моя фамилия Мясников и моего деда знал весь медицинский мир, в том числе и как личного врача Сталина, кое-что мне сходило с рук.
Вообще-то меня считали полуотмороженным, потому что я постоянно попадал в какие-то ситуации и вел себя не по-американски. Например, история про синего китайца. Работал у нас в госпитале очень интеллигентный доктор по имени Чао — американец китайского происхождения. Не знаю, что ему взбрело, но как-то он пришел со своими аспирантами ко мне на обход. Берет историю болезни пациента и вдруг начинает орать: «У больного положительный анализ на скрытую кровь, а вы ему даете кроверазжижающее!» Пытаюсь объяснить, что человек лежит в лежку, а гепарин дается в малых дозах, чтобы противодействовать тромбозу. Даже не хочет слушать. В общем, грубо обругал, причем прилюдно — типа понаехали тут... А я что, терпило, чтобы на меня так орать? На дежурстве я обратил внимание на одну историю болезни. Еще в приемном покое лежачему пациенту назначают гепарин, а у него — бах — серьезно падает гемоглобин. Ему переливают кровь, гемоглобин, естественно, опять падает, и так в течение десяти дней, но гепарин никто не отменяет — нет распоряжения. А на обложке истории болезни написано, что это частный пациент доктора Чао, и за его лечение именно он получает деньги по страховке. Я эту историю под мышку и на обход к моему визави. Показываю: видите, гемоглобин падает, а вот переливается кровь, а вот гепарин... Как, спрашиваю, вы это расцениваете? Он: «Это преступление! Кто его врач?» Я переворачиваю страницу: вы, доктор! Вот тогда я впервые в жизни и видел совершенно синего от злости китайца. А субординация в Америке — святое, и уже на очередном собрании врачей он заявил, что меня надо уволить, поскольку я совершенно неуправляем. И это было реально, потому что в сравнении с ним, гражданином Америки, я был не просто грязью, а еще ниже. Но на мое счастье он оказался человеком все-таки вменяемым. В итоге именно доктор Чао дал мне рекомендацию на должность главного врача Американского медицинского центра, сам позвонил в Москву.
— Встречались и невменяемые?
— Сплошь да рядом. Понимаете, Америка — это как зазеркалье, там многое наоборот. Однажды я вовремя не посмотрел анализы больного и не предпринял, что должен был предпринять. Старшим надо мной был индус, который, ничего не говоря, побежал к заведующему, а тот, хоть и бывший ленинградец, буквально смешал меня с грязью. И вот я отлавливаю этого индусика, с которым у меня были весьма неплохие отношения, поднимаю за шкирку и говорю: «Что же ты мне ничего не сказал, а сразу же побежал докладывать?» А он, болтая в воздухе ножками: «Александр, но ты же не сделал...» Ну что с такого возьмешь? Другая ментальность. Помните фильм «Брат-2»? Я его пересматриваю непрерывно. Все про Америку сказано...
Безопасной работу в американском госпитале тоже не назовешь. Привозили и наркоманов, и раненых полицейских. Помню такой случай. Шум в дверях, потом хлопает выстрел, вбегает мужик, держась за живот, говорит: «Эта сволочь меня застрелила!» — и падает к моим ногам. Несколько месяцев спустя стоим с одним ординатором в коридоре и вдруг слышим топот. Через мгновение между нами проносится человек, а за ним, паля из пистолета, другой. Первая мысль, которая приходит под свист пуль: у вас разборки, а я здесь при чем?..
— Нагрузки в Америке такие же, как у наших врачей?
— В семь начинается обход, и не дай тебе бог быть не в курсе поступления больных — такая ситуация в принципе невозможна. Как-то уже на подъезде к госпиталю в мою машину врезался огромный кадиллак с черным человеком за рулем. Подушкой безопасности меня сначала отбросило на заднее сиденье, а потом через окно выбросило на асфальт, который я геройски встретил головой. Прихожу в сознание уже на носилках и понимаю, что оказался в родном госпитале в окружении дежурных врачей. До начала работы еще десять минут, и первое, что я говорю: «Пожалуйста, доложите, что я уже здесь...» Это я к тому рассказываю, чтобы было понятнее — страх опоздания на работу у американцев в подкорке. Ну а уезжали из госпиталя мы уже после девяти вечера. Многие и позже, чтобы пересидеть пробки.
