- Мне одинаково далеки и те, и другие. Я в других координатах себя мыслю и осуществляю. Я просто иной. Прошу прощения за это и у тех, и у других.
- Тогда с другой стороны зайду. Вы знали сотни литераторов - как русских, так и зарубежных. Со многими общались близко, дружили Во многих разочаровались. Есть ли в мире литературы люди, к которым вы сохранили уважение?
- Я сохранил уважение к ряду людей, большинство их не литераторы и даже вовсе неизвестные люди.
- О живых вы действительно не очень хотите говорить Судя по вашей эссеистике, вашим интервью, есть в русской литературе второй половины XX века как минимум два литератора, по которым вы сверяете свою жизнь, свой успех. Это Солженицын и Бродский. Что вас привлекает в этих людях, что раздражает?
- Эти двое - как в боксе, спарринг-партнёры. Я на них тренировался. Меня в них уже ничто не раздражает, так как они умерли.
- Я вижу, вы не очень хотите говорить о литературе. Как вы определили бы свои политические взгляды?
- В политической терминологии их определять я не хочу, потому что получится приблизительно. А приблизительно получится, из-за того что политическая терминология создавалась давным-давно и устарела. Я ярый сторонник народовластия, то есть власти четвёртого сословия, большинства, сдающего внаём свои навыки и рабочие руки. Это важно, потому что мои союзники либералы клянутся и божатся средним классом, а о народе говорят плохо или утверждают, что его вообще не существует.
- А вам не кажется, что потенциал русского народа подорван? Что воля к жизни у русского человека истощена? Или, может быть, всё обстоит иначе и русские, как нация патерналистская, просто ориентируются на отцов государства? И если народу дать, что называется, большую идею, общее дело - всё стремительно изменится?
- У меня нет статистики: подорвана или нет. Как позитивно заряженный политический и исторический персонаж, я делаю свою работу. У меня есть догадка, что арифметика в оценке народов не работает. Достаточно, видимо, здорового меньшинства, чтобы вытянуть нацию на себе к подвигам и создать ей героическую репутацию. Один старик-фронтовик как-то сказал мне по поводу Великой Отечественной: "Вы думаете, Эдуард Вениаминович, что в ту войну все были блистательными героями? Так не было. На одного героя приходилось три шкурника". Нужны ли комментарии? Войну всё равно выиграли.
- А себя вы ощущаете русским человеком?
- А кто я, по-вашему? Самый что ни на есть упрямый, самоуверенный, толковый, азартный, энергичный русский мужик с Волги. С причудами, конечно, но с правильными моральными ценностями и ориентирами.
Беседу вёл Захар ПРИЛЕПИН
"ЛГ"-ДОСЬЕ
Эдуард Лимонов (Савенко) родился 22 февраля 1943 г. в Дзержинске Горьковской области. Литератор, политический деятель. Автор около 50 книг, переведённых более чем на 20 языков. В числе сочинений романы "Это я - Эдичка" (1979), "Смерть современных героев" (1985), "Последние дни супермена" (1997), сборники стихов "Русское" (1979), "Мальчик, беги!" (2009), книги эссе "Дисциплинарный санаторий" (1986), "Священные монстры" (2004), политический памфлет "Лимонов против Жириновского" (1994), сборник воспоминаний "Книга мёртвых" (2001), пьеса "Смерть в автозаке" (2003) и многих других.
Анна КАРАПЕТЯН, 26 лет, Москва
***
Ходили по рельсам. Ловили в ладони небо.
Задержаны рейсы. И быль превратилась в небыль.
Могла бы пешком. Через все эти перегоны.
Но машет флажком ребёнок мне из вагона.
В глазах у него отражается наше небо.
Он мало где был. И так много ещё где не был.
Он мало что видел. Но многое понимает.
А вырастет - станет как все. Обо всём узнает.
Он станет таким же, как взрослые, хмурым, серым.
Уже ничего не сможет принять на веру.
Он тоже научится жить по чужим приметам,
Где утренний кофе, новости и газеты.
Где низкое небо и на дорогах пробки.
Где заперты жизни в этих квартир коробки.
Где кто-то, как я, так же будет стоять нелепо
Перед ребёнком, в глазах которого - небо.
***
И пока ты ходишь другой дорогою,
Убеждаясь в том, что она - твоя.
Я сижу здесь одна.
Никого не трогаю.
Мне привычна эта вот колея.
Пока ты рядом,
Щуришься по-кошачьи,
Целуешь в ямочку над верхней губой.
Я себя представляю в вишнёвом платье
Там, где берег слизывает прибой.
На тонком запястье браслеты звякают.
И солнце бережно лижет кожу.
И я могу наконец быть всякою.
А не только хорошей.
***
Писать тебе письмо. Страница за страницей.
В другие города. В иные времена.
Я больше не могу. Мне ничего не снится.
Мне кажется, что я опять тобой больна.
Весна разгонит лёд. И запоют капели.
Жаль, каждый новый день приходит без лица.
Какой-то День сурка Но я очнусь - в апреле.
И может быть, дойду до самого конца.
Писать тебе письмо. Страница за страницей.
О том, что не сбылось. И жаль, что не сбылось.
Писать тебе о том, что сердце бьётся птицей
О клетку городов. А мы сегодня врозь.
И если я уйду, ты даже не заметишь.
Захочется любви - ты вспомнишь не меня.
Не важно, кто из нас окажется в ответе,
Ведь у тебя в крови - привычка изменять.
Забыть твои слова. Заснуть. Потом проснуться.
И может быть, в один из этих серых дней
Смогу я от тебя уйти. И не вернуться.
И отпустить любовь. Не по пути мне с ней.
***
Плачь, мой Пьеро, всё закончилось слишком печально.
Я ухожу, потому что с тобою - тесно.
Вслед мне пронзительно крикнет большая чайка.
Ветер обнимет, застынет в прощальном жесте.
Я не Мальвина. Куда мне такие роли?!
Просто усталая дурочка с верой в чудо.
Тебе же пойти за мною - не хватит воли.
Позже прощу и это. Но не забуду.
Милый Пьеро, в моём маленьком чудном мире
Хватит тепла печальным странникам лета.
Я им сыграю на хрупкой хрустальной лире
Музыку звёздного неба, ветра и света.
Знаешь, Пьеро, я совсем разучилась плакать.
Только бреду угрюмо в улиц узорах
Или читаю город по странным знакам,
Помня, что чудо с нами будет не скоро.
Плачь, мой Пьеро, за меня и за всех идущих.
Эта дорога, как водится, бесконечна.
Ветер обнимет, прошепчет, что будет лучше.
Я не поверю. Но сбудусь в одном из встречных.
ЛИТПРОЗЕКТОР от читателя
Прочитал в "ЛГ" (N 9-10) о выходе сборника журнала "Москва" "Русский рассказ". Я очень люблю именно русский рассказ как жанр совершенно неповторимый в мировой литературе, но, к сожалению, в последние годы он как-то оказался в загоне. Современные авторы то ли не пишут рассказов, то ли издатели требуют от них только романов. В журналах, я знаю, рассказы ещё печатаются, но в провинции, увы, вместе с советским временем умерла традиция подписываться на журналы. В библиотеке же их не всегда можно получить. Недурные рассказы публикуются в "ЛГ", и, что особенно приятно, авторов из "глубинки" - Д. Ермакова, И. Изборцева, А. Убогого, Н. Ивеншева и других. Года три назад тоже из "ЛГ" узнал об антологии прозы журнала "Наш современник" "Российские дали". Потом я увидел этот двухтомник в костромской библиотеке, взял почитать. Там тоже были очень приличные рассказы, в том числе совершенно неизвестных мне современных писателей - Л. Сычёвой, Я. Шипова, В. Бутенко, А. Карышева, В. Мануйлова, А. Панкратова, Л. Ющенко, А. Байбородина, А. Фуфлыгина, Н. Агафонова. В общем, я получил удовольствие. А главное, убедился - русский рассказ жив!
Но "Русского рассказа" авторов журнала "Москва" я у нас в библиотеке достать не смог. Там и не знали про такой. Тогда я попросил приятеля, часто бывающего по делам в Москве, купить мне эту книгу. Он сумел приобрести её только в книжной лавке самого журнала "Москва" на Арбате, что обошлось ему (а точнее, мне) в сумму около шестисот рубликов.
Ну да ладно - на хорошую книгу в конце концов и таких денег не жалко. "Литгазета" посулила: "Очень не похожие по тематике и настроению рассказы тем не менее представляют гармоничный литературный ансамбль, открывающий читателю жизнь нашей страны в разные периоды прошлого века". Открыл я книгу, пролистнув советский период (это мы всё знаем), предвкушая несколько вечеров увлекательного чтения И что же? Я получил то, что получает человек, заказав в ресторане дорогое, но ужасно невкусное блюдо. Наверное, в мире искусства так не принято - сравнивать литературу с едой, но я не литератор, извините. Во всяком случае, ничего даже близко похожего на "гармоничный литературный ансамбль" я в книге "Русский рассказ" не обнаружил.
Более того, если бы мне предстояло делать вывод о состоянии русского рассказа исключительно по сборнику журнала "Москва", я бы сказал, что жанр этот находится при смерти. И ещё я бы сказал, что он находится при смерти по причине какого-то странного, не очень честного (ввиду явной запоздалости) антисоветизма авторов.
Оговорюсь, что сказанное не имеет отношения к таким старым авторам журнала "Москва", как В. Распутин, Б. Екимов, В. Лихоносов, М. Алексеев, В. Крупин, В. Белов, Е. Носов, П. Краснов. Они-то свой уровень сохранили, да и в антисоветизм на старости лет не ударились.
