Ученый-экономист, аграрник и писатель Александр Васильевич Чаянов смолоду имел склонность к целостному охвату проблем и фактов, глубокому осмыслению научного знания. В этом он близок к таким энциклопедистам, как Вернадский, Докучаев, Гумилев. Но коньком его всегда была тема крестьянского трудового хозяйства и кооперации. В основе тематических исследований Чаянова лежала семейно-трудовая теория, согласно которой выдвигался тезис об исключительной устойчивости и выживаемости крестьянского хозяйства. При этом кооперация среди крестьян имела решающее значение. Еще до взятия власти большевиками А. В. Чаянов ратовал за национализацию земли, последовательно выступал против ее раздела. В те революционные годы он настаивал: «…все земли, находящиеся сейчас в пользовании крупного помещичьего хозяйства, должны быть переданы в руки трудового крестьянского хозяйства». Согласно ученому, необходимо изъятие земли из торгового оборота, регулирование перехода земли из рук в руки через земельные комитеты, введение прогрессивного дифференцированного налога. Крупные хозяйства подлежали принудительному отчуждению (за выкуп), леса и специальные виды хозяйства (племенные, селекционные) национализировались. Государство должно было проводить мелиорационные и землеустроительные мероприятия, организовать переселенческий фонд и проводить аграрную политику, облегчавшую развитие трудового хозяйства.
После революции, работая в системе Наркозема, Чаянов разрабатывает сложнейшие теоретические вопросы землеустройства, которые имели большое практическое значение. Вскоре он возглавляет научно-исследовательский институт сельскохозяйственной экономии и политики. Разработанная им теория кооперативной коллективизации отнюдь не противоречила ленинскому плану кооперации, просто акцент в ней смещался с преобразования производственных отношений на технологические решения. Как и Ленин, Чаянов настаивал на необходимости постепенного и безболезненного перехода кооперирующихся крестьян к коллективным формам хозяйства. Увы, раскрученный маховик коллективизации кружил головы радикалам-коллективизаторам, которые принялись обвинять Чаянова и его сподвижников в «мелкобуржуазности». Несмотря на трагическую судьбу Чаянова (ученый был репрессирован и в 1937 г. расстрелян, а в 1957 г. реабилитирован), он был и остается крупнейшим специалистом в аграрной области.
По Чаянову вся политэкономия теряет смысл, когда ее идеи (прежде всего рентабельность) применяешь к крестьянскому хозяйству. «Как может быть нерентабельным производство хлеба и молока?» – резонно восклицает И. Валеев. Реальная (а не прописанная в политэкономических теориях) русская община всегда проявляла невиданную гибкость в передельной политике, обеспечении землей тружеников, в адекватном расширении посевных площадей по мере роста крестьянских семей. Попросту говоря, демография на Западе всегда зависела от материальных условий существования (фермерское хозяйство), у нас же такой зависимости не было, ибо прирост сельского населения компенсировался доступом к земле (общинно-крестьянское хозяйство).
А вот новатор сельхозпроизводства Терентий Семенович Мальцев – почетный академик ВАСХНИЛ, дважды Герой соцтруда, всю жизнь проработавший полеводом в колхозе «Заветы Ильича» в Курганской области. Мальцев внес огромный вклад в дело практического землепользования, он предложил принципиально новую систему обработки почвы для районов Зауралья и Западной Сибири. Эта система основана на безотвальной обработке, восстанавливающей почвенное плодородие как многолетними, так и однолетними культурами, на применении не менее 15 % в зерновом клине паров и применении специальных технологий обработки почвы усовершенствованными сельхозорудиями.
Мальцев прекрасно понимал, что производство хлеба имеет для страны стратегическое значение. «Страна без собственного хлеба, – подчеркивал он, – не просто голодное государство: оно без завтрашнего дня, без перспектив, ненужное своему народу, и с ним не считаются другие народы и государства». После того, как к власти в нашей стране пришли разрушители замечательного социально-экономического строя, началась вакханалия воровства и разбазаривания общенародных ресурсов и достояния, Мальцев постоянно в письмах и печати обращается к тогдашним лидерам – Горбачеву и Ельцину. Обращается с наказами и призывами сберечь все то лучшее, что было создано за годы советской власти, в первую очередь – колхозы и колхозное земледелие, коллективную собственность на землю.
В следующей главе «Цена хлеба и цена на хлеб» настойчиво проводится мысль о том, что нельзя подходить с одной и той же меркой к особенностям ведения сельского хозяйства в условиях России и к развитию аграрного сектора на Западе – в Европе, США и Канаде. Сопоставлять различные цифры попросту некорректно, ибо слишком велика разница в разнообразных факторах – прежде всего географических и климатических. Природные факторы всегда и везде влияют на рентабельность сельхозпроизводства и себестоимость получаемой сельхозпродукции.
Вот лишь некоторые данные для России: континентальный климат, характеризующийся значительными колебаниями температуры воздуха (средняя t января от -8°С до -12°С, июля – +18°С; при этом число дней с t выше нуля – 90–150), а также уменьшением влажности, облачности и осадков по сравнению с морским климатом. Высота снежного покрова 40–60 см, заморозки порою начинаются уже в сентябре и заканчиваются в июне. Почвы в большинстве своем дерново-подзолистые, то есть малоплодородные, содержащие всего несколько процентов гумуса, а часто сочетающиеся с болотисто-подзолистыми и торфоболотными почвами. Такие почвы требуют постоянного и обильного внесения удобрений, в противном случае быстро истощаются.
А теперь сами подумайте: не будь в России общинного (в СССР коллективного, колхозного) характера землепользования, а будь каждый аграрий собственником своего участка, как фермер-землевладелец на Западе, сумели бы многие выжить при том, что качество наделов разное, хороших мало… В засушливые или наоборот чрезмерно дождливые годы большая часть атомизированных крестьян-землевладельцев, владеющих низкими по качеству участками, разорилась бы, а впоследствии и вымерла. В силу естественных причин общинная земля переделялась, возникала чересполосица – это помогало «всем миром» выстоять в неблагоприятные времена. Поэтому общинный, а затем и колхозный типы жизнеустройства на селе всегда и были наиболее подходящими для природных и общественно-экономических особенностей России.
Анализируя бытие великорусского крестьянина, лишено всякого смысла сравнивать его с таковым западного фермера: и земля наша по плодородию всегда уступала (а значит продуктивность ниже) почвам того же США или Западной Европы; и климат намного суровее, чем даже в скандинавских странах; и время, отведенное на занятие непосредственно земледельческим трудом намного меньше. А посему некорректно в силу такого сравнения обвинять русское крестьянство в якобы присущей им лени да в отсутствии привязанности к земле (дескать, не своя, личная), как это в постперестроечное время стало модно делать. А дело в том, что крестьянин наш, по словам автора книги, «из-за дефицита времени на выполнение необходимого минимума сельскохозяйственных работ на протяжении веков не мог существенно изменить способ хозяйствования и повысить его экономическую эффективность». Как раз труд великорусского крестьянина и был намного интенсивнее труда того же английского или американского фермера, – именно из-за жесткого цейтнота, продиктованного краткостью временного цикла сельхозработ в условиях географического положения России. Об этом свидетельствовали многие серьезные авторы – как российские, так и зарубежные, в том числе и современники тех самых крестьян прошлого и позапрошлого веков.
Резюмируя, можно сказать: в России в области сельского хозяйства всегда стоял вопрос простого выживания народа.
Многое изменилось в труде и быте крестьянства с приходом к власти большевиков и переводе всего хозяйства страны на социалистические рельсы. Была установлена общественная, социалистическая собственность на землю, землепользование повсеместно стало коллективным. Но никто не отменил чисто природно-физические факторы: по-прежнему, основной массив пашни оставался в зонах рискованного земледелия, требовались гораздо большие энергозатраты на сельхозпроизводство. То есть, несмотря на улучшение агротехники, внесение необходимого количества удобрений и достижения селекции, все же мы в этом секторе были и остаемся неконкурентоспособными с Западом.
В то же время всем либеральствующим западникам нужно учесть, что если в царской России едва не каждый второй год был голодным, то за все 70 с лишним лет советской власти мы практически не знали, что такое голод! Лишь три года – 1921, 1933 и 1946/47 – у нас были голодными, когда страна выбивалась из последствий технико-экономических отставания, войн и разрухи. Но в остальное время любые катаклизмы, неурожайные годы преодолевались усилиями всего советского народа, всей страны – и все это благодаря высокоскоростному индустриальному развитию, обеспечению села техникой и удобрениями. А еще повсеместное распространение знаний, образования. Вот, что значила продовольственная безопасность страны!
