Упростим модель до предела. Путина спрашивают: «Что вы любите, кофе или чай?». Путин отвечает: «В соответствии с основным законом Российской Федерации я люблю чай, но, как и любой гражданин РФ, в соответствии с моими конституционными правами не отрицаю для себя возможности и наслаждаться кофе». В ушах электората стоит звон, перед глазами плывут зеленые круги. Кажется, что президент сказал что-то очень-очень важное. Меж тем Путин не сказал ровным счетом ничего. Он промолчал.
* * *
Путин — великий немой Кремля. Он ухитряется молчать даже тогда, когда его слушают сто миллионов человек. Молчать, даже когда говорит. Таков его великий метод, давший ему президентство.
Тогда вопрос — откуда такой успех? Ведь лидер, казалось бы, должен давать ответы на «вопросы современности». Все так, но важен контекст. Да, Путин — зеркало. Но зеркало — честное, прямое. В нем отражаются дома, облака и чья-то пьяная рожа, собачки, олигархи и помойные ящики. В нем отражается все. После гнусных ельцинских лет Путин был откровением.
Чему учил ельцинизм? Что лево — это право. Что грабители и убийцы — суть эффективные собственники. Что расстрел Ельциным парламента есть подавление путча. Что дефолт непременно приведет к процветанию трудящихся. Атмосфера тотальной лжи была непереносима. И тут пришел Путин.
Страна сказала: «Путин, у нас беда. В Чечне — война». Что ответил бы на эти слова какой-нибудь Ельциногорбачев? Он заявил бы, что в Чечне полным ходом идут коренные преобразования и хотя «нам подбрасывают», никто и никогда не заставит правительство сойти с пути либеральных реформ. Путин же привычно отзеркалил: «В Чечне идет война. Беда у нас».
На фоне ельцинской заскорузлой лжи это звучало как откровение. Чем больше народ вглядывался в Путина, тем больше находил в нем «своего», нутряного. Нищий лейтенант-фээсбэшник начала нулевых вглядывался в Путина и видел героического Штирлица. Патриоты, глядя в Путина, видели патриота, либералы — либерала. Неудивительно — зеркало показывает лишь то, что в нем отражается. Правда, правая рука в зеркале волшебным образом становится левой, но этого тогда никто не заметил. Так вместе с Путиным в нашу реальность прокрался ельцинизм.
* * *
Поэтические определения зеркала — «туманное», «седое». Каждый видит в нем себя и еще странное «нечто», которое не передать словами. Когда стоишь перед зеркалом, кажется, что это дверь в невиданный новый мир.
На протяжении восьми лет страна вглядывалась в Путина. Путин был правдив. «Неужто это облако пролетело?» «Согласно Конституции Российской Федерации и федеральному закону об облаках — это пролетело облако. Я передам Михаилу Ефимовичу, что оно пролетело». И народ дивился чудной способности президента все знать и заботиться обо всем. Беседа народа с Путиным длилась годами. Журча, лилась речь, и ответы никогда не приедались:
— Что случилось с утонувшей подлодкой «Курск»?
— Она утонула.
— Что случилось с захваченным террористами «Норд-Остом»?
— Его захватили террористы.
Так или почти так отвечает Путин на любые вопросы. Но чем ближе был конец его царствования, тем более странное ощущение возникало у «электората». Ощущение, что восемь лет мы корчили рожи в пустоту. Зеркало ведь не ответственно за наши надежды. Оно просто зеркалит все в пределах его доступа.
Говорят об усталости Путина, о бессмысленности его ответов, о неспособности решать задачи, стоящие перед страной. А кто, собственно, сказал, что их надо решать? Говорят, что Путин всегда говорит то, что от него хочет услышать общественное мнение? Но разве может быть иначе? Зеркало ведь не «говорит», это вы говорите, а оно отражает. Вам больно — оно отразит вашу боль, вам радостно на душе, что ж, отзеркалит радость.
Некоторые пытаются использовать Путина как стеклянный шар — для гадания. Нежно дышат на него и долго вглядываются в белесую мглу, силясь разглядеть в ней светлое путинское завтра. Но вместо будущего в зеркале отражается лишь сам эксперт — сбитая на бок челка, усталые глаза, лежащий на столе череп (кажется, обезьяний). «Путин, его идеология».
* * *
Каковы же выводы? Власть Путина держится на его зеркальном обаянии. Маститые политологи дивятся — Путин вышел в другое измерение. Его рейтинг таков, что по сравнению с ним больше нет не то что конкурентов. По сравнению с Путиным меркнет и само тысячелетнее государство. Неудивительно. Мы все — и есть Путин. Вернее, он возвращает нам наши же собственные отражения, совокупность которых нам кажется «им».
Но потихоньку приходит прозрение. Вопрос, насколько быстро народ опознает в Путине самого себя и избавится от морока. Смотреться в зеркало — полезно для становления национального «я». Рано или поздно народ узнает в генерируемых Путиным отражениях себя. Тогда…
Что будет тогда? Истерика? Холодное разочарование? Бог весть. Но день, когда народ поймет, что Путин — не высшая реальность, а всего лишь его собственное отражение, будет днем начала русской нации и конца монархического сознания.
Когда Цинь Шихуанди умрет, земля будет разделена
Один из первых политических прогнозов в истории
Похоже, Россия, поплутав во тьме либеральных реформ, окончательно встала на путь сырьевого авторитаризма. Советская политическая система воспроизводится почти буквально. В самом деле, тогда Никита Хрущев занимал сразу два поста — первого секретаря ЦК КПСС и председателя Совета министров СССР. А «советским президентом» был председатель Президиума Верховного совета СССР — седой Климент Ефремович Ворошилов…
Конечно, Путин согласился на подобный сценарий не от хорошей жизни. Российский лидер никогда не был диктатором и не отличался чрезмерным властолюбием. Однако создаваемый им в тебе чение восьми лет правления политический режим оказался слишком несовершенным. В отличие от западных демократий, суверенная демократия не гарантирует неприкосновенности отошедшему от власти лидеру. Запад также не желает давать гарантий. Там просто нет человека, который бы мог сделать это. Буш уходит и слово его стоит недорого, а преемник пока неизвестен. Все это делает отказ Путина от власти слишком опасным. А для его окружения — и вовсе фатальным, поскольку у нового лидера могут и свои помощники быть, которые захотят поделить все самое вкусное, что только есть в российской экономике.
Отступать Путину некуда. Позади Кремль. В мире нет статуса международного чиновника, который мог бы гарантировать ему безопасность. А в России нет законов, достаточных для того, чтобы ушедший лидер мог спокойно наслаждаться тихой жизнью да уважением бывших подданных, проживая где-нибудь на подмосковной даче.
Вряд ли по своей воле, но Путин остается. Иного пути у него, похоже, нет. Другое дело, что сценарий формирования «параллельного центра власти», равночестного президентскому, рискован — такого в нашей истории еще не было. Вернее, прецедент был — противостояние Ельцина и Горбачева в 1990–1991 годах. Тогда закончилось все скверно. Премьер, он же лидер правящей партии, может быть успешен только в случае, если сама правящая партия представляет собой силу. Удастся ли Путину превратить «Единую Россию» в полный аналог КПСС? Трудно сказать. Пока что она является пиарной фикцией, а не инструментом осуществления власти. Не может идти и речи о том, что депутаты от партии будут ориентироваться на ее лидера вопреки воле Кремля. Значит, Путину, если он решит реализовать сценарий своего сохранения у власти через премьерство, придется налаживать отношения со своим формальным сменщиком в кресле главы государства.
Это самый трудный момент, ибо традиция и логика нынешней политической системы будет работать на преемника, и это бесспорно. «Единая Россия» не является коллективом единомышленников, сообща прошедшим через гражданские войны и сверхиспытания, чтобы хранить верность Путину даже после того, как он покинет пост президента. А это означает, что между ним и преемником может возникнуть зазор, куда рано или поздно попытаются вклиниться те или иные аппаратные или политические силы. Не будем забывать, что сценариев свержения кукловода история знает немало. Например, известный эпизод с «разодранием кондиций» царицей Анной Иоанновной. Уж на что та была глупа, а сообразила, что править самодержавно — лучше, чем контролироваться группой хитрых жуликов из Верховного тайного совета. Существует и фактор Запада, который, как и в случае с Китаем во время процедуры передачи власти от Цзянь Цземиня к Ху Цзиньтао, потребовал полной ясности насчет того, кем принимаются решения.
Короче говоря, несмотря на то, что режим наш все более похож на «народную демократию», лично для Путина сценарий перехода в премьеры связан с риском. Ему, по сути, предлагается полагаться на результаты всенародного голосования за «Единую Россию» и верить в то, что депутаты от партии будут ему верны, а преемник-президент не обманет и не свергнет с поста премьера, как король Виктор-Эммануил сверг Муссолини.
