Несмотря даже на радикальное сокращение военных расходов, которое в равной степени отвечало интересам Запада и самой России, правительство Гайдара не получило ни одного западного кредита.
Эти вопросы обсуждались группой «Большой семерки», и, пожалуй, только Великобритания высказалась за создание фонда и программу краткосрочного финансирования. США заявили, что конгресс не одобрит предоставление денег России, особенно в год выборов. Япония отказалась помогать из-за Курильских островов. Германия была поглощена воссоединением.
Министры финансов победили министров иностранных дел.
Кроме того, имел место скептицизм по поводу новых непроверенных лидеров в Москве, которые сместили популярного Горбачева. Отношение к России как к основному преемнику Советского Союза напоминало холодную войну.
Свою роль сыграло и влияние критиков в самой России, которые ратовали за более постепенное реформирование экономики. Выступая в унисон с МВФ и некоторыми западными политиками, они высказывались за сохранение экономического и валютного союза всех бывших советских республик.
Ко всему этому добавлялась неопределенность, с которой западный капитал сталкивался в связи с быстрым изменением политической ситуации в Москве. На самом деле это должно было стать аргументом в пользу, а не против поддержки российского правительства в критический период с января по апрель 1992 года. Такая поддержка могла бы создать некоторую свободу для экономического маневра.
Тот факт, что даже небольшие суммы не были предложены, ослабил правительство и усилил оппозицию. Возможность реально влиять на ход событий в России была безвозвратно утрачена.
Отношение Запада к экономическим реформам правительства Гайдара было неоднозначным. Оно формировалось на основании не только идеологических и политических предпочтений, но и информации и мнений наблюдателей внутри самой России и за ее пределами.
Я говорю, естественно, не о ярой оппозиции, реакционерах, коммунистах, сильном промышленном лобби, людях из военно-промышленного комплекса. Они имеют значение для внутренней борьбы, но, по определению, не для западного мира.
Запад прислушивался к таким экономистам, как Явлинский и Шаталин, которые предлагали иной подход. Их аргументы, порой довольно сильные, сыграли существенную роль для Запада, где некоторые известные экономисты разделяли их сомнения.
Мы же считали особенно поучительным пример Польши. Он демонстрировал иное направление.
Мы считали радикальные реформы под руководством Бальцеровича образцом для подобных преобразований. Нас не убеждали аргументы, что Россия — особая страна или что она слишком велика, чтобы следовать принципам, которые хорошо работали в такой маленькой стране, как Польша.
В то же время мы понимали, что в России сложилась более сложная ситуация: отсутствие реального опыта рыночной экономики, менталитет, сформированный за 75 лет тоталитарного коммунистического правления, централизованная и милитаризованная экономика, господствующая на всей территории бывшего Советского Союза, имперский синдром в политических и бюрократических кругах, отсутствие диаспоры, которая могла бы помочь своими знаниями, советами и ресурсами. Мы постепенно осознавали гигантский масштаб задач, стоящих перед новым руководством.
Беседуя с нашими друзьями в российском правительстве, мы начинали понимать необходимость быстрых и радикальных действий, а также тот факт, что для возможных стратегий существует лишь весьма узкий коридор.
Гайдар неоднократно говорил об отсутствии резервов для облегчения трудностей, вызванных распадом старой прогнившей системы. Невозможно начать либерализацию экономики, пока не будут осуществлены структурные реформы. Приватизацию нельзя было откладывать до появления некой идеальной модели.
Если бы правительство действовало нерешительно, политическая реакция перешла бы в контрнаступление. В начале 1992 года были все основания опасаться экономической и политической катастрофы, общего краха и даже вооруженных конфликтов.
Политика российского руководства реализовалась в условиях очень сильного социального напряжения, и мы это понимали. В принципе, можно было попробовать освобождать цены поэтапно — в связи с огромным излишком денег, «нависающим» над рынком. Мы понимали, что власти боятся народного взрыва.
Но, как ни странно, никаких крупных народных протестов не было, хотя цены мгновенно выросли на 250 %. Со временем мы увидели, как дефицит уменьшился и в магазинах появились товары, которых не было годами. Формирование рыночной экономики было медленным, но верным.
Я отчетливо помню визиты в Москву, когда после преодоления страданий, вызванных крахом системы, стали заметны первые ростки нового предпринимательства и новой экономики.
Воистину поразительно, что преобразования, которые подготовили почву для таких серьезных перемен в России, были проведены командой Гайдара всего за один год.
Когда Гайдар был выведен из правительства и на его место пришел Черномырдин, мы опасались, что реформы будут повернуты вспять.
Этого не случилось, но мы с беспокойством наблюдали ожесточенные конфликты между администрацией Ельцина и российской Думой, которые привели к столкновению в октябре 1993 года, закончившемуся обстрелом Белого дома.
Главные противники, Хасбулатов и Руцкой, проявляли настолько явную демагогичность и безответственность, что поддержка администрации Ельцина с нашей стороны стала сама собой разумеющейся.
Тем не менее некоторые его действия — особенно неоднократные вооруженные интервенции в Чечню — вызывали у нас сомнения.
Парламентские выборы в декабре 1993 года, продемонстрировавшие сильную поддержку коммунистов и партии Жириновского и угрозу демократическим силам, добавили оснований для тревоги и не способствовали увеличению внешней поддержки президента и его правительства.
Они также подтвердили то, что многие на Западе и так думали о России: мол, в силу своей истории и традиций, она еще далека от того, чтобы стать функционирующей демократией.
Бедственная экономическая ситуация в первые годы реформ служила препятствием для иностранных инвестиций и кредитов, которые в ином случае могли бы создать материальную заинтересованность Запада в более тесных связях. Экономическая, военная и политическая слабость России не способствовала тому, чтобы она стала игроком на международной сцене.
Все это не позволило в полной мере оценить поистине замечательные достижения российского руководства в критические первые годы.
В своей книге «Гибель империи. Уроки для современной России», изданной в 2007 году, Егор Гайдар писал о чрезмерной зависимости России от доходов от продажи нефти, о слабой информированности правящей элиты, о недостатке конкурентоспособных идей и о неэффективности чрезмерно централизованного государства.
К сожалению, эти факторы играют свою роль и сегодня.
Несмотря на это в России достигнут значительный прогресс. Российское общество продолжает идти по пути радикальных перемен.
Недавние события показали, насколько необходимы такому образованному и прогрессивному обществу верховенство права, демократические процедуры, защита прав собственности, эффективные и честные чиновники, т. е. все то, что формирует базис западных демократий и успешных экономик.
Политический и экономический курс России будет определять, превратится ли страна в застойную ресурсную экономику, или мечта Егора Гайдара о процветающей, демократической, лидирующей великой европейской державе, которая гармонично сосуществует и сотрудничает со своими соседями, станет явью.
Это, определенно, остается и моей мечтой.
Карл Бильдт, министр иностранных дел Швеции. В 1991–1994 годах премьер-министр
1. Головков, Алексей Леонардович (1956–2009) — экономист, в 1986–1990 годах работал в Институте экономики и прогнозирования научно-технического прогресса АН СССР, в сентябре 1990 года перешел на работу в аппарат Верховного Совета РСФСР, с ноября 1991 года по январь 1993 года — руководитель Аппарата Правительства РФ.
2. Силаев, Иван Степанович (р. 1930) — в 1985–1990 годах заместитель председателя Совета Министров СССР, председатель Совета Министров РСФСР с июня 1990 года по сентябрь 1991 года, с августа по декабрь 1991 года возглавлял Комитет по оперативному управлению народным хозяйством СССР.
3. Кулик, Геннадий Васильевич (р. 1935) — в 1989–1990 годах председатель Государственного агропромышленного комитета РСФСР, заместитель председателя Совета Министров РСФСР и министр сельского хозяйства и продовольствия РСФСР с июля 1990 года по октябрь 1991 года.
4. Павлов, Валентин Сергеевич (1937–2003) — в 1989–1991 годах министр финансов СССР, с января по август 1991 года — премьер-министр СССР, в августе 1991 года вошел в состав ГКЧП.
