Никитой Сергеевичем Хрущевым не говорило нам об этом ровным счетом ничего.
Знаете почему? Да потому что мы жили в тоталитарной стране, в которой не было журналистики, а были так называемые «солдаты идеологического фронта», которые выполняли приказы ЦК КПСС. Журналистов не было, как и не было журналистики.
К счастью, у Кеннеди и у Хрущева хватило ума договориться, и мы убрали свои ракеты с Кубы, за что Кастро смертельно обиделся на Хрущева, ну а американцы убрали свои ракеты из Турции и Италии, правда, втихаря, чтобы не потерять лицо.
Но сегодня мы бы все знали, прежде всего потому, что есть интернет. Ведь до сих пор есть люди, вполне владеющие высоким положением, которые считают, что СМИ должны быть подчинены государству, ну или в другой стране – корпорациям. И что нам с вами не обязательно знать, что происходит на самом деле, даже если это касается нашей жизни, все равно – не обязательно нам знать. Вот представьте себе, даже есть журналисты, которые считают так.
Я написал слово «журналисты» и получилась опечатка по Фрейду – «вруналисты».
* * *
Я получаю письма, довольно много писем, я их почти никогда не читаю в эфире, но иногда бывает такое письмо, что мне хочется ознакомить вас с ним.
Вот такое письмо я получил совсем недавно от человека, который является главным врачом клиники, кажется, в Саратове. Он заболел, заболел коронавирусом, все его данные были переданы в Роспотребнадзор. «А дальше, Владимир Владимирович, – пишет он, – оглушительная тишина».
«Ни из Роспотреба, ни из поликлиники никто не позвонил, хотя алгоритм предполагает. Я нахожусь в более привилегированном положении – я главный врач клиники, у меня есть друзья врачи, лечение, слава богу, назначили. Но я подумал об остальных. Получается, нет никому до тебя дела, спаси себя сам?
Один мой приятель, врач, говорит: “Через несколько дней запишись на томографию легких, ковид коварен и молниеносен”. Я звоню своему приятелю, директору лучевого центра. Он мне говорит: “Ренат, мы тебя запишем, но люди сошли с ума, они массово записываются на исследования, мы работаем круглосуточно, мы перегружены, у нас очередь на конец ноября, 80 % этих обращений ничем не обоснованы”.
Ради интереса стал звонить разным начальникам по лабораториям города – та же самая ситуация. Люди пребывают в массовом психозе, записываются на мазки, сдают кровь, лаборатории перегружены… В общем, ужасно.
И кстати, когда пошел покупать лекарства, таковых тоже не оказалось. Люди массово скупают антибиотики, иммуномодуляторы и витамины. Пришлось опять звонить знакомым и доставать лекарства. Не пишу об очередях в поликлинику, о невозможности дозвониться в поликлинику, о невозможности дозвониться до скорой. Один мой приятель из Новосибирска так и не дозвонился, хотя звонил весь день.
В общем, ковид в настоящий момент реально загрузил систему здравоохранения. Постоянно открываются новые ковидные госпитали, ныне существующие не справляются. Очень тяжелая ситуация у нас, а что говорить о малых городах – даже представить страшно…»
Вот такая вот история.
* * *
В день, когда умер Михаил Жванецкий, мне оборвали телефон. Не друзья, которые хотели выразить соболезнования, потому что мы очень любили друг друга, а всякого рода новостные порталы и прочее.
Было не меньше двадцати таких звонков. И я поначалу пытался объяснить, что не надо по этому поводу звонить: вы что, хотите, чтобы я в эфире раскрывал свои чувства и переживания, чтобы все это комментировали? Я объяснял, что это бестактно с их стороны. Но потом я понял, что говорить о такте не приходится, и я даже стал довольно грубоватым, начал говорить, что они шакалы и прочее.
Потом я получил письмо по электронной почте от одного моего приятеля, который спрашивает: «Может быть, ты все-таки в эфире скажешь по поводу Михал Михалыча?» Я ему ответил – напрасно совершенно, кстати: «Да, скажу». И я даже не знаю, что говорить.
Я могу сказать, что нам повезло, что мы жили во время Жванецкого, что мы могли его видеть, слушать и слышать. В этом смысле нам очень повезло.
Я мог бы сказать, что Миша Михалыч (я его так звал, потому что он меня звал Володя Владимирович) был гением и что мы часто не замечаем гениев, пока они живы, а уже потом, когда они уходят, мы отдаем себе в этом отчет. Он был таким же гением, на мой взгляд, как Гоголь, или Салтыков-Щедрин, или Зощенко.
Еще я сказал бы, что он сделал для России не меньше, чем кто-либо. Вообще, власть его не очень любила, что правильно: сатириков власть никогда не любит. Особых орденов у него не было, скажем, ордена «За заслуги перед Отечеством» I степени, а ведь его заслуги перед Отечеством первейшей степени. Такого ордена у него не было, но это не беда.
Ну что я еще могу сказать? Да ничего, наверное. Я просто хотел бы прочитать одну совсем маленькую его мудрость, которую я обожаю. Она звучит так:
«А вы пробовали когда-нибудь зашвырнуть комара? Далеко-далеко. Он не летит. То есть он летит – но сам по себе и плюет на вас. Поэтому надо быть легким и независимым».
* * *
Я хотел бы вас попросить сегодня подумать вот о чем. У нас стало модным употреблять слово «прозападное» – как осуждение. И мне это очень любопытно.
Ну что такое «прозападное»? Это когда во главу угла ставят такие вещи, как права человека, когда признается равенство всех людей вне зависимости от расы и религии, право верить в бога или не верить в бога, равенство мужчин и женщин, всеобщее бесплатное образование, гарантированное бесплатное медицинское лечение, свободные прозрачные выборы, закон, применимый для всех без исключения… Ну много таких вещей, которые, наверное, одним словом можно назвать «демократией».
Конечно, нет ни одной страны мире, в которой все это есть в полной мере. Это некий идеал. Хотя довольно близко подошли, на мой взгляд, такие страны, как Норвегия, Дания, Швеция и Финляндия. По крайней мере, пока я там был и снимал фильм об этих странах, я убедился в этом. Но тем не менее эти идеалы – они и есть западные, вне всякого сомнения.
И вот у меня складывается впечатление, что когда у нас говорят «прозападный», на самом деле имеется в виду «антирусский» или «антироссийский» – и это странно. Потому что мне не кажется, что Россия должна быть против тех вещей, о которых я сказал. Она не должна быть против демократии, по крайней мере я так это понимаю.
А если есть
