Потому что американцы объявили, что отправят человека в суборбитальный полет весной 1961 года. И у нас тут же началась лихорадка. Кровь из носу нужно было запустить в космос первым именно советского человека!
Честно говоря, отправлять в космос живого человека до того, как будут до мелочей отработаны все технические тонкости, не было никакой нужды. Ради чего это было сделано?
Только ради того, чтобы через много лет за рюмкой водки, держа на вилке соленый огурец с тещиного огорода, сидящий на пятиметровой кухне своей хрущобы в растянутой линялой майке русский мог сказать: а мы-то нашего первыми запустили, едрёнть!
Оправданный риск, что и говорить. Пощекотать национальную гордость — это всегда так приятно…
Однако что сделано, то сделано — полет состоялся. Большевикам повезло — брошенная монета, на которой стояла жизнь добровольца, упала удачно. Но даже эту бочку призового меда коммунисты не могли не испоганить мелкой ложкой позорного дегтя.
Полет состоялся 12 апреля. А уже 15-го состоялась пресс-конференция, на которой торжественно восседал героический Гагарин и отвечал на вопросы мировой прессы. А рядом с героем сидел неприметный человечек в сером костюмчике и шептал на ухо Гагарину, что тот должен отвечать. Звали этот внутренний голос Гагарина Михаил Галактионович Крошкин. Михаил Галактионович был космическим цензором. Все публикации о космосе проходили через этого трудолюбивого бюрократа. Он знал о космосе все и определял то, чего не должны знать другие. Михаил Галактионович был расторопен. Он подсказывал на ушко и Гагарину, и сидящему на той же пресс-конференции Президенту Академии наук. Он был тихим рупором партии. И этот рупор изрекал ложь устами Гагарина, совесть которого, надо полагать, совершенно не мучила, ибо совестью коммуниста является партия.
Когда один из корреспондентов спросил Гагарина, как же он все-таки приземлился — в спускаемом аппарате или отдельно от аппарата на парашюте, — Гагарин смутился и под яростный шепоток товарища Крошкина начал путано выкручиваться, говоря, что конструкция космического корабля предполагала оба варианта спуска — как внутри кабины, так и отдельно от нее. Но прямого ответа корреспонденту Гагарин не дал.
Почему? Это требует пояснения.
Советский Союз очень любил всяческую парадную отчетность и рекорды. Было в этой любви что-то инфантильное. Так ребенок скорее готов сжульничать в игре, чем признать себя проигравшим. СССР вел себя как ребенок. Гагаринский полет поставил много рекордов. Рекорд продолжительности полета — 108 секунд. Рекорд высоты полета — 327,7 км. Рекорд поднятого груза — 4725 кг. Ну, и по мелочи — два рекорда радиосвязи («Первая в мире двусторонняя радиосвязь Космос-Земля в диапазонах КВ и УКВ»).
Рекорды фиксирует FAI — Международная федерация аэронавтики. По ее правилам для того чтобы рекорд был зафиксирован официально, аэронавт должен приземлиться в той же гондоле, в которой взлетал. А Гагарин был катапультирован и приземлился отдельно от кабины на парашюте. Отчего же не в капсуле? А из-за тотального русского недоверия всех ко всем, царящего в стране.
Дело в том, что американцы создавали приводняющийся корабль. То есть садящийся на воду. Потому что вода мягче земли, и это позволяло сделать конструкцию менее прочной и, значит, более легкой. Королев это понимал и хотел пойти по тому же пути — пускай и наши приводняются в океан. Но Хрущев ему эту идею зарубил: а вдруг к советскому космонавту первым подплывет нерусское судно? Это же получится контакт с иностранцами! А вдруг космонавт сбежит в свободный мир, как в Берлине бегут из соцлагеря в Западный сектор тысячи людей, не желающих и дальше строить свой лагерь? А вдруг прибывшие первыми к месту приводнения иностранцы узнают от космонавта какой-нибудь великий секрет?.. Нет, от греха подальше нужно исключить контакт космонавта с капиталистами! Пусть приземляется. Королев скрипнул зубами и подчинился.
Он привык с помощью своего конструкторского таланта преодолевать технологическую отсталость СССР. И вот теперь помимо экономической отсталости Королеву придется преодолевать технические сложности, порожденные политическими проблемами! Но Королев не был бы Королевым, если бы эту задачу не решил. А ведь она была непростой! Генеральный конструктор был ограничен в весе головной части, а капсулу теперь нужно было сделать более прочной, то есть из более тяжелых материалов. Это означало рост площади тормозных парашютов. А парашюты тоже обладают массой. Таким образом, рост массы повлек за собой новый виток роста массы. И шар быстро вышел за пределы несущей способности ракеты. Что же делать?
Если невозможно затормозить до нужной скорости тяжелый шар, катапультируем из него космонавта! Вторым ходом конструкторской мысли Королев убрал за пределы спускаемой части все оборудование, которое не участвует непосредственно в спуске. Хрен с ним! На орбиту выведем без малого пять тонн, а спустим вполовину меньше. Это расточительное решение позволило дополнительно «опарашютить» спускаемую часть: если вдруг откажет катапульта, что для советской техники вполне реально, космонавт, даст бог, сможет выжить и внутри капсулы. Ну, тряханет. Главное, чтобы язык не откусил… Испытания на собаках позволили вычислить минимально необходимую для выживания площадь куполов.
Но штатный спуск все-таки был катапультируемым. На высоте 7 километров пиропатроны отстрелили люк, взорвав болты, столь старательно прикрученные рабочими, и Гагарина, как куклу, выкинуло наружу. Раскрылся индивидуальный парашют, и герой опустился в поволжскую степь.
Но что же делать с рекордом? Ведь не засчитают! Поэтому большевики с дикарской непосредственностью решили скрыть факт катапультирования от мировой общественности, забыв о том, что правда рано или поздно всегда выплывает наружу.
Советская пропаганда стояла на своем: Гагарин приземлился в капсуле! Гагарин знал, что он приземлился не в капсуле. Вот и приходилось ему наступать каблуком на офицерскую честь и врать, пряча глаза.
Рекорды Советскому Союзу засчитали, хотя спор на комиссии FAI шел почти пять часов. От советской стороны требовали документальных доказательств того, что Гагарин сел в кабине. Их у Советов не было, поэтому СССР предлагал поверить ему на слово, ведь слово коммуниста — самое верное! (Интересно, что эта гагаринская ложь потянула за собой целую цепочку лжи: годом позже западные корреспонденты спрашивали Поповича, как он приземлился — на парашюте катапульты или в кабине. И Герой Советского Союза, не моргнув, соврал: «Подобно Титову и Гагарину, я приземлился внутри корабля».)
Но в конце концов СССР сам невзначай проболтался о своем вранье. Виной тому послужила жадность. Когда в 1964 году приземлился «Восход» с тремя космонавтами на борту, позабывший о своей недавней лжи Советский Союз с восторгом заявил, что экипаж «впервые получил возможность приземлиться в своем корабле». Вот не зря говорят: не ври, тогда не придется держать в памяти кучу лжи, рискуя проколоться, позабыв, о чем врал в прошлый раз. Самое поразительное состоит в том, что признав в 1964 году первое приземление своих космонавтом в капсуле, а не на личных парашютах, СССР в 1969 году руками своих цензоров вымарал из биографической книги о Королеве прямое упоминание о катапультировании Гагарина. В книге об этом сказано лукавыми словами товарища Крошкина: «Юрий и корабль приземлились в 10 часов 55 минут у деревни Смеловка, недалеко от Саратова».
Как видите, рассказывая о большевистской лжи, я забежал немного вперед, аж в 1969 год. Это я поторопился! Вернемся в год 1961-й и посмотрим, что там творится…
Летом Хрущев вызвал к себе на ялтинскую дачу Королева. Из Крыма главный конструктор вернулся весьма озадаченный: ему приказали в кратчайшие сроки запустить в космос второго человека, но не просто с однократным облетом планеты — это уже не интересно, — а с каким-то новым финтом. Что понятно: дабы не быть монотонным, артист каждый раз должен показывать на арене более сложный трюк. Публику нужно постоянно поражать, иначе она утомится.
Королев не мог понять, к чему такая спешка, не лучше ли подготовить комплексную научную программу — вместо того, чтобы заниматься профанацией? Но задачу свою выполнил — в августе того же года был запущен Титов. Он, закованный в железное ядро, провел внутри него уже не полтора часа, а целые сутки. И тоже рисковал! Никто из разработчиков не мог поручиться, что, пробыв в условиях космического холода столько времени, детали тормозной установки сработают как надо.
Этот полет также не обошелся без обмана. Титов опробовал в космосе систему экстренного торможения корабля, но никаких маневров на орбите не совершал. Однако дело было обставлено так, что на Западе решили, будто корабль Титова маневрировал на орбите. Это был шок. Не просто баллистическая болванка, а маневрирующий корабль!.. Западные журналисты в полной мере осознали глубину той пропасти, которая отделяла передовой Советский Союз от остального сильно недоразвитого мира.
