— Неудобно получается, — говорит Пирогов и вдруг неожиданно предлагает: — Знаете что, давайте вычеркнем ковер и пол-литра! Это даст нам дополнительные деньги…»
Ну вот, мы на пороге «мешающей детали», сейчас она «вылезет» и испортит мне среднестатистическую картину, уведет в сторону от типизации, и я потеряю столь дорогое мне совпадение. И если так будет дальше, от моего социального портрета останется банальный очерк нравов. Как быть, что делать?
«Вычеркивать я решительно отказываюсь, но в душе у меня зарождается некоторое подозрение. Пока хозяйка хлопочет с обедом (я был случайным гостем, но между тем мы ели щи с мясом, а на второе жаркое), я с пристрастием допрашиваю Михаила Федоровича, нет ли у него или у его жены дополнительных приработков. Ни по виду самого Пирогова, ни по виду его красивой и дородной жены, ни тем более ребятишек никак не подумаешь, что они ограничивают себя в пище. С другой стороны, Мария Никаноровна сказала, что картошку и овощи они закупают на год вперед в деревне, у них во дворе погреб: «Как-никак, а мы с машиной!» Но все же есть приработки или их нет?
— Ладно, не для печати, — говорит Пирогов, железной рукой кладя вето на мою дальнейшую писанину в блокноте. — Мой средний заработок в месяц на сороковку больше.
«Что же вы мне голову морочите!» — чуть было не воскликнул я. Действительно, на следующий день мне дали в автоколонне официальную справку о заработке шоферов, и против фамилии Пирогова М. Ф. стояла другая цифра. Он не смутился. «Вы с меня, — сказал он, — хотите писать лицо всех шоферов страны. Но все ли так зарабатывают? Мне прибедняться нечего, я живу открыто, и семья питается так, что перед соседями по квартире не стыдно. Но есть ребята, которые получают меньше. Так вот, — закончил он решительным тоном, — или берите другого шофера, или вычеркивайте ковер с водкой!» Теперь я приведу официальные данные. Из 97 шоферов, работающих в одном отряде с Пироговым, заработки распределяются таким образом, что, если действительно не прибедняться, можно сказать: деньги у шоферов есть. Водители тем не менее убеждены: за рабочий день, за семь часов, хороших денег не заработаешь».
Спрашивается, в чем дело? Почему такое противоречие со среднестатистическими заработками шоферов? А фокус, оказывается, в том, что…
«Однажды Михаил Федорович сказал жене: «Буду приходить домой вовремя, буду меньше получать. Выбирай!» Ответа не последовало. С тех пор Пирогов в середине каждого месяца прикидывал: какой будет заработок? Если меньше того, на который рассчитывал, он задерживался на работе дольше, делал лишние рейсы, или брал прицеп, или просил включить его в график на воскресенье. Фактически он сидел за двумя, а то и за тремя баранками. Считайте: собственно машина — раз, прицеп — два и полторы-две смены в сутки — три. Это очень трудно…»
Еще бы! Мне стало понятно, почему Пирогову некогда учиться, почему у него постоянные скандалы с Марией Никаноровной, почему он так ревностно следит за техническим состоянием машины, своей кормилицы, и отчаянно ругает легкомысленного сменщика, действительно зарабатывающего пресловутые «среднестатистические», и хитрит с начальством, а начальство — с ним, ведь сверхурочные законом запрещены, но обе стороны, будучи «счастливыми», часов «не замечали» и т. д.
Сделаем вывод. Хорошо ли, что очеркист не испугался «мешающей детали», не отсек ее и не выбросил вместе с ковром и поллитровкой, хотя она и грозила спутать одну из запрограммированных мыслей? Да, хорошо. А мысль, не бог весть какая, была: поскольку шоферы зарабатывают мало, их безусловную любовь к профессии надо объяснять вовсе не меркантильными соображениями, а тем, что машина, возможно, дает ощущение физической свободы, относительную самостоятельность, скорость передвижения, общение с дорогой, смену впечатлений. Так что же? «Мешающая деталь» поломала эту маленькую составную общей концепции, разрушила ее? Ничуть. Скорее, подтвердила, укрепила и даже углубила. Зарабатывая не 130, а 170—200 рублей в месяц, шоферы тратили столько сил и трудились с такой нагрузкой, что давно бы бросили шоферское дело, если бы держались только за деньги. Стало быть, не отвергнув «мешающей детали», мы с ее помощью проникли в суть профессии поглубже, узнали много скрытых подробностей, окунулись в густой человеческий быт.
Убежден, верную концепцию никакие «мешающие детали» не в силах поколебать, и потому не нужно от них отказываться. Более того, если концепция верна, никакие детали не могут ей быть «мешающими». Ну а если реальная действительность все же ломает наше предвидение, то грош ему цена, такому предвидению, туда ему и дорога. А. Аграновский, размышляя о «мешающих деталях», однажды вспомнил слова Шерлока Холмса: «Побочные обстоятельства бывают иногда так же красноречивы, как муха в молоке». В нашем журналистском деле очень важно определить, где «молоко», а где «красноречивая муха», и ни при каких случаях, жертвуя молоком, не выбрасывать вместе с ним красноречивых мух.
Только нельзя обманывать читателя, нельзя вводить его в заблуждение. Чем быть п р е д в з я т ы м, лучше быть п о с л е в з я т ы м. В. Г. Белинский в свое время писал: «Часто путешественники вредят себе и своим книгам дурною замашкою видеть в той или иной стране не то, что в ней есть, но то, что они заранее, еще у себя дома, решились в ней видеть, вследствие односторонних убеждений, закоренелых предрассудков или каких-нибудь внешних целей и корыстных расчетов. Нет ничего хуже кривых и косых взглядов; нет ничего несноснее искаженных фактов. А факты можно искажать и не выдумывая лжи… стоит только обратить внимание преимущественно на те факты, которые подтверждают заранее составленное мнение, закрывая глаза на те, которые противоречат этому мнению».
Итак, квинтэссенция: в тему нельзя врываться, в нее надо входить медленно и р а з м ы ш л я я; в итоге размышлений должна создаваться к о н ц е п ц и я — мыслительная модель будущего произведения, свободная от предвзятости; предвзятость — п л е н для журналиста, концепция — его с в о б о д а; если концепция, повторю, верна, для нее не существует «мешающих деталей», если ошибочна — все детали для нее «мешающие». Вспомните Пушкина:
Промчалось много, много дней
С тех пор, как юная Татьяна
И с ней Онегин в смутном сне
Явилися впервые мне —
И даль свободного романа
Я сквозь магический кристалл
Еще не ясно различал.
Переведем на наш профессиональный язык: тема, впервые явившаяся журналисту, не мешает и не должна мешать его с в о б о д н о м у роману, даль которого газетчик хоть и различает, но пока еще н е я с н о. Однако да здравствует главное — концепция, тот самый м а г и ч е с к и й к р и с т а л л, с помощью которого и через который можно разглядеть любые дали документального повествования.
Прошу заметить, что наш разговор о концепциях, предвзятости и «мешающих деталях» ведется отнюдь не во имя демонстрации гибкости ума или способности виртуозно жонглировать терминами. Разговор этот должен обнажить перед молодыми журналистами м е т о д работы современного газетчика и с у т ь метода, заключенную в такой объективности, которая освобождена от предвзятости, этой родной сестры конъюнктурщины, но не освобождена от трезвого, реалистичного и принципиального подхода к явлениям действительности.
Угол зрения. Мы много говорили о том, к а к выходить на тему, о т к у д а ее брать, но пока еще не касались наиважнейшего вопроса, без ответа на который нечего и думать о сборе материала: к а к а я имеется в виду тема? Любая ли? Ну, понятно: актуальная, ведь мы газетчики. Понятно: значительная по проблематике, на то мы и публицисты, а публицистика по мелководью не плавает. Понятно: острая и, как минимум, имеющая свежий поворот.
