Какие тут методы? Поставить выдвиженца на самостоятельную работу. Пока выдвиженец находится в аппарате, ему кажется, что к нему невнимательно относятся, а когда он идет, например, на инспекторскую работу в деревню, тогда он со своей пролетарской точки зрения умеет подойти к вопросам, поставить вопросы — нажать на фининспектора, если фининспектор неправильно действует, нажать на бюрократа, который закрывает избы-читальни не вовремя; своим пролетарским чутьем и настойчивостью он влияет на массу, на актив. Когда он видит, что знания, приобретенные в аппарате, помогают ему добиться результатов, он уже совершенно иначе себя чувствует. Таким образом, вопрос самостоятельной работы — это один из основных вопросов в организации самодеятельности масс.
Все эти вопросы о новых методах работы, конечно, отзываются на постановке всего дела народного образования. Отзываются эти методы и на наших вузах. Когда мы бросаем наших студентов на массовую работу, сначала им кажется, что они не для того учились, чтобы заниматься какой-то ликвидацией безграмотности, или не для того они учились, чтобы руководить «вводными курсами в производство», а для того, чтобы быть инженерами. Но когда они соприкасаются с массами, то скоро начинают понимать, что значит «уча — учимся». Они видят, что они и того, и другого не знают, — здесь начинается серьезная самопроверка. Поэтому студент, который работает с массами, уже не тот, который сидит только над книжками.
Американский ученый Тейлор, когда пишет о профобразовании, говорит, что необходимо, чтобы студент высшего учебного заведения годик поработал на производстве рядом с рабочим в таких же условиях, что и рабочий, не получая никакой привилегии, на одной ноге с ним работал, — тогда он будет настоящим специалистом, который не только пишет какие-то планы, но умеет свои планы и проверять. Сейчас у нас это идет стихийно, и жизнь требует того, чтобы студенты шли в массы. Многим, особенно старой профессуре, это кажется нарушением учебных порядков, сами студенты не всегда идут охотно; но массовая работа — это школа, через которую должен всякий специалист пройти. И вузовская работа сейчас принимает несколько другой характер — гораздо более глубокий, чем это было раньше.
Здесь мы подходим еще к одному вопросу. Мы знаем, что в хозяйственной области у нас — пятилетка. У нас каждый малыш о пятилетке говорит, пионеры всё толкуют о пятилетке. Приезжал к нам один американец. Когда наш работник, т. Киров, стал рассказывать ему, как мы ведем пропаганду пятилетки, американец все повторял, что это удивительно. «Неужели вы это делаете — уделяете так много внимания этому вопросу? У нас ничего подобного нет», — говорил он. Ему рассказывали о всех плакатах, о диаграммах — обо всем, что делается по пропаганде пятилетки. Надо сказать, что размах пропаганды пятилетки у нас чрезвычайно большой.
Кто не знает про пятилетку, про плановую работу, про промфинплан? Все знают, что надо действовать по плану. Это уже вошло в жизнь. А вот насчет культурной работы, что и тут надо по плану делать, — этого еще никто не знает. А если бы кто-нибудь обмолвился, что надо планово работать, то сам он хотя и скажет, что надо планово работать, но думает, что это еще не скоро будет. Возьмите село: тут у вас и детский дом, и школа, и изба-читальня, а школьники пишут: «У нас нет книжек», — и пионеры пишут: «У нас нет книжек», — и детский дом пишет: «У нас нет книжек», — и изба-читальня пишет, что нет книжек. А если бы сложили гроши вместе, были бы книжки. Детский дом рядом, но ничего не знает об избе-читальне. Школа ничего не знает о детском доме, живут точно на необитаемом острове. Нет не то что плановой работы, а нет и элементарной связи, скажем, между избой-читальней и школой. Тут нет никакой увязки, нет культурного комбината, нет плановости в работе.
У нас при Наркомпросе работает Комитет политпросветработы. Он имеет большое значение. Очень редко кто-нибудь из Московского отдела народного образования заглядывает в Комитет политпросветработы. Мы думали, что туда будет заходить не только один т. Артамонов, а вообще Моно в целом будет больше интересоваться этой работой. Но вот т. Артамонов видел, знает и всеми косточками чувствует, как мы врассыпную все работаем: отдельно профсоюзы, отдельно кооперация, отдельно Политпросвет и отдельно Колхозсоюз. Когда мы поставили злободневный вопрос о работе в колхозах, то к нам пришли представители от сорока организаций, работающих среди взрослых. Таких организаций уйма, но каждая организация работает сепаратно.
Когда профсоюзы сейчас перестраивают свою работу, то они ее перестраивают так, что неизвестно, куда культотделы делись. Но все же попробуйте поговорить с культотделами (прошлыми или будущими) об общей плановой работе — немножко трудновато договориться, а с кооперацией еще труднее. Каждый говорит, что руководства нет, а когда говоришь, что надо по одному плану работать, то отвечают: «У профсоюза деньги — вы на деньги заритесь!» А вот в Бежице, в семи километрах от Брянска, был народный дом на шестьсот человек, профсоюз же теперь через улицу построил Дом культуры и затратил миллион. Насчет неграмотности профсоюз говорит: «Ну что мы будем заниматься ликбезом? Это дело отдела народного образования, пусть он занимается; детсадов кот наплакал» — и т. д. Так сейчас идет растрата сил и средств.
В Орехово-Зуеве оказалось двадцать две библиотеки профсоюзные, несколько кооперативных, одна детская библиотека, и все они действуют каждая за себя. Одна купит научных книг, а популярные забудет, две библиотеки рядом купят одну и ту же литературу. Такой разнобой, что через улицу один завод металлический, другой текстильный, но если в библиотеку металлистов придет текстильщик, то ему книги не дадут.
Я была в Ростове-на-Дону — там великолепный Дом культуры имени Ленина. Неплохая там и библиотека. Я спросила библиотекаря: «Ну а если зайдет к вам крестьянин из колхоза и попросит книгу, вы ему дадите?» Библиотекарь посмотрел на меня подозрительно и сказал: «Пусть он посмотрит, как рабочие живут, а книжку мы ему не дадим». Оказалось, что дают книги только железнодорожникам; есть там большой завод — Сельмашстрой, у которого своя плохая библиотечка, но эта хорошая библиотека к ней никакого отношения не имеет — большой разнобой и страшная неорганизованность. Этому должен быть положен конец.
Я думаю, что это ясно, но даже практически чрезвычайно трудно проводится единый план. И надо, чтобы партия сказала свое авторитетное мнение, потому что, если не будет определенной партийной директивы, мы еще долго будем канителиться с этим делом и будем работать не по единому плану, а врозь, бессистемно, бесперспективно.
Какой должен быть план? Он не может быть произвольным, это не бюрократический план — не то, что взять и высчитать: столько-то селений, на каждое селение столько-то учреждений, — взять перемножить, сократить и т. д. Не так подходить надо. Надо такой план строить на основе состояния и развития хозяйственной жизни — тогда он будет настоящим планом. Мы знаем: состояние промышленности и сельского хозяйства в крае такое-то, в этом округе — такое-то, в этом — такое-то и т. д. Сообразно этому нужен и разный подход. Население разное — и потребности разные. Каждый край имеет свое прошлое, свой национальный состав, свой культурный уровень. Все эти особенности надо учесть и на основании их построить план, в котором можно защитить каждую цифру и доказать, что нужен именно такой, а не какой-нибудь другой план. Только тогда этот план будет построен на хозяйственной основе. Он должен быть оперативным. Необходимо, чтобы все организации объединили свои средства, объединили свои силы, распределили между собой работу, заключили между собой генеральный договор, который обязывает каждую организацию вести работу, и тогда общими усилиями удастся сдвинуть дело с места.
Если мы сейчас посмотрим на деревню, она, конечно, другая, чем была двенадцать лет тому назад, но все же поразительно, когда изо дня в день читаешь в газете о каком-то «антихристе» и т. д. Думаешь, неужели за эти годы мы настолько культурно не продвинулись, что у нас еще так много отсталости? Когда слышишь, что на таком-то заводе пришедший из деревни рабочий в машину всунул лом, чтобы убедиться, справится ли с ним машина, и завод, работающий на конвейерной системе, из-за этого останавливается, или что рабочие не вышли на работу, потому что «надо выгнать скот в поле», — когда все это слышишь, то думаешь: «До чего мы отстали и как от этой нашей отсталости страдает все развитие нашей страны!»
Несомненно, что партсовещание подойдет к этому вопросу со всей серьезностью и, надеюсь, даст нам новые твердые установки, даст возможность широко развить громадную массовую работу.
1930 г.
НОВЫЕ МЕТОДЫ И ЕДИНЫЙ ПЛАН КУЛЬТРАБОТЫ
