Да, в Переделкине жизнь кипит, на глазах возрождается это легендарное место. Марина Владимировна, спасибо за все, что вы делаете! Сергей Шаргунов
«Чтобы понять жизнь, нужно ее проживать на максимальных скоростях»
Кажется, с самого раннего детства Сергею был предуготовлен писательский путь. В два года он продекламировал свое первое стихотворение, вскочив на кровать: «В моем окне живет луна, какая твердая она». Книжная атмосфера, семья – все способствовало творчеству. Сергей любил перерисовывать буквы, еще не понимая их смысла; сочинять начал с пяти лет. Довольно рано стал писать стихи, потом перешел на рассказы, и в девятнадцать лет отнес их в журнал «Новый мир». А в 2001 году он уже получил премию «Дебют» в номинации «Крупная проза». С тех пор книги Сергея Шаргунова неоднократно становились победителями престижных литературных конкурсов «Большая книга», «Очарованный странник», «Золотой Витязь» и др.
Признаться, Шаргунов остается для меня загадкой. Как возможно в сорок лет так полно раскрыться и реализовать себя: стать известным писателем, лауреатом знаковых литературных премий, активным гражданином, общественными деятелем, политиком и телеведущим? Быть всегда в эпицентре литературной, культурной и общественной жизни страны? Собирать талантливых людей, открывать молодых писателей, помогать литературным журналам и отечественной культуре?
Самоуспокоенность или самодовольство – это не про него. Каждый раз он как будто в самом начале пути, в нем живет ощущение детской открытости миру. «Спешите делать добро» – эти слова-призыв из Послания апостола Павла к Галатам стали жизненным девизом Сергея Шаргунова. Он на деле доказывает, что можно помогать талантливым писателям, хорошим литературным журналам, отечественной культуре. Уверена, что и на новом посту председателя Ассоциации союзов писателей и издателей России он сможет проявить себя наиболее полно и ярко.
Жизнь Шаргунова – это беспрестанный полет на высоких скоростях. Дух захватывает, ветер свистит в ушах… И это здорово!
Семья – мой компас
Сергей, вы личность многогранная: известный писатель, журналист, радио- и телеведущий программ «Двенадцать» и «Открытая книга», общественный и политический деятель, депутат Государственной Думы, заместитель председателя Комитета по культуре. А как рождалась эта личность? Все мы родом из детства… Расскажите, пожалуйста, о вашей семье, родителях, что особенно повлияло на формирование вашего мировоззрения?
Конечно, сложно быть собственным психоаналитиком, пытаться копаться в генезисе своего «я» и понять, начиная с колыбели, как все складывалось. Отчасти об этом написано в моих книгах – в рассказах, повестях, романах.
Вы знаете, что мой отец священник, он уже более сорока лет батюшка, служит в Храме святителя Николая в Пыжах. Наверное, определенная закваска совестливости, которую дали мне домашние, – это то, что остается со мной. В своей жизни, двигаясь по самостоятельной траектории, я постоянно оглядываюсь на родителей в плане определенных критериев совести. Я оглядываюсь, совершая те или иные действия, поступки, потому что представления о долге, чести, отзывчивости, о ближнем твоем, которые были заложены в детстве, остаются со мной. Мама – человек литературный, ну, собственно говоря, как и папа, ведь до того, как стать священником, он был поэтом, поэтом-переводчиком, переводил французскую и американскую литературу. В рассказе «Мой батюшка», который вошел в недавнюю книгу «Свои», описана остросюжетная и головокружительная судьба моего папы. Мама рисует, до сих пор реставрирует некоторые иконы. Они с папой пришли к вере, когда им было по двадцать пять лет, и это осталось с ними. Родители для меня – удивительный пример. Понимаете, я безоглядно свободный человек, и когда кто-то превращается в тень своих предков – это его выбор, но это не про меня. Многие люди оказываются в заложниках своей именитой родни. У меня, может быть, всегда было некоторое отталкивание от этого, как у пловца от берега, но отталкивание подразумевает и причастность. Я горячо люблю своих родителей, и связь между нами становится все прочнее со временем. Когда к нам в дом приходили бедные, слабые, то двери для них всегда были открыты, всегда старались им помочь. Вот сейчас, когда уже по депутатским делам ко мне обращаются, я чувствую очень важную, часто немногословную поддержку со стороны родителей.
Семья – ваш внутренний духовный камертон.
Да, семья – мой компас. Вы понимаете, о вещах, заложенных с детства, ты даже не задумываешься: для тебя естественно поступать так, а не иначе. Мне не хочется быть патетичным, но жить по совести, помогать ближним – для меня это вошло в дыхание и в кровь, как само собой разумеющееся.
А как рождался писатель Сергей Шаргунов? Вы как-то вспоминали: «Писать я начал раньше, чем читать, – уже в три года инстинктивно переписывал буквы из книг…»
Это действительно так: когда мне было два года, я продекламировал свое первое стихотворение, вскочив на кровать: «В моем окне живет луна, какая твердая она». Видите, такой авангардный этюд, спасибо родителям, которые это запомнили. Неизвестно, что откуда бралось, никто меня не подталкивал к тому, чтобы писать или интересоваться историей. Это само пробудилось. Наверное, атмосфера, окружение книг, присутствие взрослых, которые зачастую говорили со мной на равных и обсуждали взрослые серьезные темы, – это так или иначе формировало. Формировали книги: от «Тяжелой лиры» Ходасевича до «Тихого Дона», – все было рядом, книги открывались, прочитывались без всяких представлений о «18+».
Вы же были совсем крохой, а книги такие серьезные!
В советское время мой папа имел подпольную типографию, которая выпускала богослужебные и житийные тексты. В рязанской избушке у него был станок, на котором печатались издания для церковного круга. У нас дома в странных, часто невнятного оттенка домотканых обложках хранились интересные тексты с полурасплывшимися буквами, в том числе и жития святых, новомучеников, людей, пострадавших за веру в XX веке. Я помню, что было ощущение причастности к запретному и само слово «книга» дома тоже было сакральным и почти секретным. Я перерисовывал буквы, еще не понимая их смысл; сочинять начал лет с пяти. Это были жития, иллюстрированные истории, в том числе сказки. Я помню одну из первых сказок – про мальчика, который сорвал розу, и она его уколола шипом. Русские народные сказки, страшные скандинавские сказки, Пушкин, Гоголь окружали меня с детства. У нас была такая каморка, заваленная доверху книгами; некоторые книги были уже совершенно старые, без обложек или располовиненные, помню издания «Фауста» Гёте и Николая Васильевича Гоголя. Я туда пробирался утром, пораньше, обложенный этой башней из книг, и читал часами. И Бунин, и Чехов, и западная литература – это все сказывалось на моем восприятии. Довольно рано начал писать стихи, лет в семнадцать этот поток стал редеть, я перешел на рассказы. Помню, когда мне было девятнадцать лет, отнес их в журнал «Новый мир».
С этого и начался ваш писательский путь?
Да. Когда меня спрашивают о моей дороге в литературе, то я говорю, что здесь важно и чтение, и писание текстов, в том числе и чтение современной литературы. «Я каждый раз чувствую себя в самом начале пути»
Что сейчас вы читаете? Какие идеи, темы вас занимают?
Я делаю на канале «Культура» программу под названием «Открытая книга», поэтому постоянно читаю современных авторов и подбираю тех писателей, чьи книги мне кажутся яркими и интересными. Прочитал книгу Марины Степновой «Сад» – она замечательный стилист. Книга эта получилась изящная, узорчатая и многослойная. Для меня очень важно не делить писателей на левых и правых, не проводить идеологическую линию посреди живой и бескрайней литературы. Я и в своей программе разговариваю с совершенно разными авторами: Евгением Водолазкиным, Эдуардом Лимоновым, Григорием Служителем, Гузель Яхиной, Захаром Прилепиным, Алексеем Варламовым, Павлом Басинским, Юрием Поляковым. Они зачастую находятся в довольно жестких отношениях друг с другом, но это мой принцип и в журнале «Юность», потому что я как главный редактор печатаю не только львиную долю молодых авторов, но и все то, что мне кажется живым и интересным вне зависимости от воззрений авторов.
