Не знаю, каких аморальных вершин в своих «охотничьих подвигах» достиг бы министр сельского хозяйства В. Мацкевич, не вразумляй его время от времени со страниц центральной печати Леонид Леонов и Борис Рябинин. А Михаил Павлович Розанов, несмотря на рогатки цензуры, рассказал в прессе о вопиющих беззакониях в крымской «хрущевско-брежневской спецохоте». В этой статье, наверное, единственной в отечественной печати за все 30 доперестроечных лет, автор писал:
«Вызывает глубокое сомнение целесообразность превращения Крымского заповедника в заповедно-охотничье хозяйство. В заповедном лесу производятся сплошные рубки. Построен даже механизированный лесопильный завод, требующий для своей загрузки интенсивной вырубки сырорастущих, то есть ценных высокоствольных дубовых, буковых и сосновых деревьев.
В охотничьем хозяйстве стали, как это ни возмутительно, применяться запущенные на всей территории СССР хищнические браконьерские способы охоты на животных с помощью автомашины, из-под фар. Более того, вездеходы охотничьего хозяйства специально оборудованы мощными прожекторами».[34]
Рассказывают, что прочитав эту статью, директор Прокопенко сорвал со стены портрет Розанова (ранее он был директором Крымского заповедника) и с нецензурной бранью растоптал его.
Буквально до последних дней своей жизни боролся с превращением Крымского заповедника в «барские охоты» один из его создателей, пионер охраны природы Украины, профессор Одесского университета Иван Иванович Пузанов. В 1967 году он направляет президенту АН УССР академику Б. Патону пространную докладную на 23 листах с предложением реорганизовать Крымское заповедно-охотничье хозяйство в национальный парк, выступал по этому поводу в журнале «Охота и охотничье хозяйство», на различных конференциях.
Делая доклад в день своего семидесятилетия в Главприроде Минсельхоза СССР, известный советский природоохранник, профессор Александр Николаевич Формозов смело бросился в бой с «царскими охотами»:
«Вот за эти дни было очень много сказано об охоте в заповедниках. Нашего докладчика, тов. Козлова, я попросил бы ответить на вопрос: „При Ленине было шесть заповедников, но почему-то он не ездил туда охотиться. Почему?“»
Из президиума возразили: «Охота на заповедных территориях не ведется. В Приокско-Террасном заповеднике выделено 88 га для охотпользования, на других участках охота не ведется».
Формозов: «Ответ не по существу. Ленин из принципа не охотился в заповедниках… А когда крупные деятели страны приезжают в ту же Беловежскую Пущу и охотятся — это дает неприятный резонанс и поступают даже внешнеполитические отклики. Когда, скажем, приезжает начальство и устраивает массовую охоту в Ленкорани, это дает отголоски на весь Кавказ. Мы хлопочем, чтобы оградить отстрел дичи на пролете и зимовках, а тут устраивают охоты для отдельных персон в заповедниках. Это не оправданно и имеет отрицательный отклик из-за рубежа. Это надо прекратить».[35]
Полжизни положил на борьбу с «охотничьими вотчинами» заместитель председателя комиссии АН УССР по охране природы киевлянин Федор Пугач. Он направлял свои письма с текстами против «барских охот» Брежневу, Шелесту, Подгорному, Щербицкому. Не раз его вызывали в хорошо обставленные кабинеты, «на ковер» для «вразумления».
Иногда принимали меры. После того, как Пугач разослал по всем возможным адресам письмо о спецхозяйстве первого секретаря Одесского обкома КПУ М. Синицы на острове Лимба в дунайских плавнях, вопрос слушали в июле 1967 года на секретариате ЦК КПУ. «Спецсафари» решено было прикрыть. В бывшем партархиве ЦК КПУ я нашел письмо Пугача (от 17 февраля 1965 г.). «За ленинские леса и заповедники», адресованное лично Первому секретарю ЦК КПУ П. Шелесту. К нему прикреплен цековский «бегунок»: «т. Кальченко Н., Шелест П. Е. просит вызвать Пугача и разъяснить ему вопросы, о которых он пишет в своих письмах, а также указать на его неправильное поведение, предупредив, что если он и дальше будет так себя вести, то будут приняты соответствующие меры». И рядом еще одна приписка: «Предупрежден один раз и больше нет необходимости».[36]
Однако это только подстегнуло Пугача. Разъезжая по стране, он создавал общественное мнение. Под его воззваниями подписывались многие известные и уважаемые в стране люди. На одной такой бумаге я насчитал 73 подписи, среди них Константина Федина, Максима Рыльского, Константина Паустовского, Олеся Гончара, Павла Тычины, Юрия Гагарина, Платона Воронько, Дмитра Павлычко.
«Что у них в зубах, из зубов не вырвать», — тяжело вздохнула Ванда Василевская, прочитав текст. Но подписалась. Поддержал и Михаил Шолохов: «Дело и идея настолько велики, что можно и следует рисковать. В этом деле я с Вами… до конца». А вот писатели Н. Тихонов, Н. Бажан, академик-кибернетик В. Глушков, певец И. Козловский и не менее известная Мария Демченко подписать отказались. Ф. Пугачу удалось прорваться к помощнику Брежнева В. Голикову и передать ему одно из писем с подписями. «Все будет в порядке», — ответил через Голикова генсек, повелев, кроме того, все эти бумаги переслать для «принятия мер» в Киев. И меры были срочно приняты: все подписавшие воззвание в защиту заповедников были вызваны в ЦК КПУ, где секретарь компартии Украины М. Соболь «рекомендовал» писателям и ученым снять свои подписи, а Пугача, в назидание другим, исключили из партии и вывели из состава Президиума Украинского общества охраны природы.
28 августа 1970 года украинская республиканская «Рабочая газета» опубликовала статью Л. Леонова и Б. Рябинина «Заповедный — значит неприкосновенный». Под прицел, правда без фамилий, попали сильные мира сего, охотящиеся в заповедниках. «Заниматься заповедниками ради… организации охот в заповедниках! Что может быть нелепее и несовместимее с духом и понятиями нашего времени!» — спрашивали авторы.
Политбюро ЦК КПУ не замедлило с ответом. Собравшись 4 сентября под председательством секретаря Лутака, разразилось постановлением «Об ошибках и неправильных выступлениях „Рабочей газеты“». Получил разнос и редактор газеты за «притупление политической бдительности». А журналиста Н. Якименко, более 10 лет писавшего об охране природы, отправили на пенсию.
В середине 80-х жестоко поплатился и Константин Стразов, журналист этой же «Рабочей газеты». В одной из статей обмолвился словом о Березовой клади — излюбленном местечке охоты ЦК КПУ и на следующий день оказался на улице.
Евгения Инякина, охотоведа спецохотхозяйства «Борзнянское», бросившего перчатку браконьерству и взяточничеству, просто убили. Не миновать бы расправы директору Менского зоопарка Черниговской области Геннадию Полосьмаку, задержавшему на браконьерстве в конце 1988 года в спецугодье Чемарово первых лиц Менского райкома партии, райисполкома и КГБ, если бы не выборы и помощь прессы — он стал народным депутатом местного совета.
Одна из серьезных попыток прикрыть «царские» охоты была предпринята в Украине в 1989 году. Ее провал — красноречивое свидетельство, как отлажено работал механизм Совета Министров республики, когда требовалось завалить какое-нибудь дело.
Я лично принимал участие в этой природоохранительной акции. Началось все с того, что нам удалось организовать письмо председателя комиссии по заповедникам АН СССР академика В. Соколова на имя председателя Совета Министров УССР В. Масола. Копии пошли в Минлесхоз Украины — министру В. Самоплавскому и председателю Госкомприроды УССР Д. Проценко.
Масол расписал корреспонденцию на своего зама — Е. Качаловского (тот возглавлял в это время еще и Украинское общество охраны природы), а Качаловский спустил бумагу рядовому клерку Совмина по фамилии Криволапчук. Криволапчука я знал хорошо, это был закаленный в аппаратных играх волк, ведал вопросами охраны природы. В том, что Украина практически вся превратилась в зону экологического бедствия — и его, Криволапчука, немалая заслуга.
Итак, пришло письмо московского академика. На его надо реагировать. Самый легкий путь — отписка при помощи ответственного за этот вопрос ведомства — здесь не проходила. Поэтому использовали другой отработанный вариант — опрос ведомств. Аппаратчики рассчитали верно: кто-то поддержит, кто-то выскажется против и проблему можно смело «топить». Так оно и вышло. Госкомприрода, Минводхоз и АН УССР настаивали на закрытии заповедно-охотничьих хозяйств, а Крымский облисполком и лесники возражали. По законам советской бюрократии из этого следовало: вопрос подготовить не удастся и, значит, бумаги можно спрятать в архив.
Я позвонил Криволапчуку: «Но почему же Совет Министров волевым решением не реорганизует „спецохоты“ обратно в заповедники? Ведь на этом настаивают союзная и республиканская Академии наук, Госкомприрода УССР, общественность. „Качаловский на это не пойдет. Скажет, зачем мне работу подсовываешь, да еще и выгонит из кабинета“», — услышал я в ответ.
