Ржавчина коррупции подтачивала институт российской монархии со всех сторон. И во многом предопределила ее падение. Чудовищная фигура старца Распутина, занимавшегося при дворе не только шаманством и блудом, но и корыстным устроением нужных людей на нужные должности – окончательно дискредитировала самодержавие и унизила все более-менее здоровые силы в российском обществе. У тех, кто еще пытался хоть что-то сделать, хоть как-то остановить наступление коррупции и взяточничества – опускались руки. Во время Первой мировой войны шеф всей русской артиллерии Великий князь Сергей Михайлович с помощью балерины Матильды Кшесинской, которая была любовницей некоторых заметных членов царской семьи, за баснословные взятки раздавал заказы на поставку снарядов для действующей армии на фронте. Но это еще полбеды – лично императрица прилагала все усилия для освобождения изпод стражи банкира Дмитрия Рубинштейна – а его обвиняли не в чем-нибудь, а в шпионаже. Но – Рубинштейн пользовался покровительством Распутина. И что же? В своих мемуарах секретарь Распутина господин Симонович не стесняясь пишет, что он вместе с женой Рубинштейна отправился к министру юстиции Добровольскому и положил ему на лапу сто тысяч рублей. Добровольский деньги взял, но освободить Рубинштейна-таки не решился, а всего лишь постановил перевести его из тюрьмы в санаторий строгого режима… Интересно, что сам Арон Симонович был все-таки арестован, но уже во время февральской революции. Собственное освобождение обошлось советнику Распутина уже в 200 тысяч рублей, которые упали в карман министра Переверзева. Единственное условие, которое поставили Симоновичу, немедленно выехать из Питера. Отмена этого условия обошлась взяточнику еще в 40 тысяч рублей…
Общество бредило революцией, поскольку вся государственная система просто прогнила насквозь. И многим в том страшном для России 1917 году казалось, что накатывавшаяся на страну революция принесет избавление от многих социальных болезней – в том числе уж, конечно, и от коррупции, казнокрадства и мздоимства. Увы, ожиданиям этим не суждено было сбыться…
Часть II. Товарищи в законе
«Взяточники должны трепетать, если они наворовали сколько нужно для них самих. Когда они награбши достаточно для того, чтобы поделиться с другими, им нечего бояться».
Цицерон
События 1917 года круто изменили весь общественный уклад жизни российского общества. В прошлое, казалось, навсегда должны были кануть мздоимцы и лихоимцы, герои едкой сатиры Гоголя и Салтыкова-Щедрина, «родимые пятна» царского режима, на которые достаточно справедливо указывали многие, а не только теоретики революции, чья деятельность обязательным и непременным элементом включала в себя гневное обличение продажности властей.
Советский период истории лихоимства в городе на Неве начался уже в сам исторический момент штурма Зимнего. В шестидесятые годы в ленинградских скупках появились различные драгоценности, бронзовая утварь, хозяева которой прямо признавались продавцам, что вещицы достались им по наследству от дедов, штурмовавших оплот Временного правительства.
Сразу же после Октябрьского переворота лихоимство в Петрограде приняло такие размеры, что Ленин видел выход лишь в массовом крестовом походе «для вооруженного уничтожения спекуляции, взяточничества и неряшливости». Уже в 1918 году был издан декрет «О взяточничестве», который во всех бедах нового аппарата винил буржуазные элементы. Однако вскоре было признано, что на путь мздоимства встала и часть малосознательных трудящихся.
Председатель Всероссийской чрезвычайной комиссии Дзержинский прямо заявил, что если советская власть не справится со взяткой, то взятка доконает советскую власть. Присмотримся к главному чекисту повнимательнее. Бессребренничество, как оказалось, в числе его достоинств не отмечалось. Получив в наследство после смерти матушки тысячу рублей (что по тем временам – немалая сумма), Феликс Эдмундович не счел для себя нужным даже поприсутствовать на ее похоронах. Зная силу денег, он не раз использовал экспроприированные на нужды революции средства для откупа от преследующих его жандармов. Войдя во власть, Дзержинский, согласно партийной легенде, так и норовил отдать свою скудную пайку постовому или многодетной мамаше. На самом же деле он перестал отказывать себе в чем бы то ни было. Его рабочий день начинался с хвойной ванны, которую готовила специальная работница. В обеденное меню Железного Феликса непременно входили следующие блюда – консоме из дичи, лососина, котлеты телячьи, осетрина, цыпленок маренго, суп из спаржи… Скромность меню имела свои причины: врачи рекомендовали Феликсу Эдмундовичу белое мясо, фрукты, мучные изделия. Утомленный борьбой с контрреволюцией, Феликс Эдмундович любил со вкусом отдохнуть, например, в Швейцарии. Одновременно он выполнял и важные партийные поручения – вывозил награбленное добро из России и размещал его на счетах революционеров в Швейцарских банках, о чем упоминают многие источники. На его счету лежали 80 миллионов швейцарских франков. На счету Ильича – 75 миллионов швейцарских франков, у Зиновьева – 80 миллионов швейцарских франков, у Троцкого – 90 миллионов швейцарских франков и 1 миллион долларов США. На фотографиях, сделанных в Швейцарии, Дзержинский выглядит респектабельным отцом семейства в своем дорогом костюме. Длиннополую шинель и прочие реквизиты революционных будней Феликс Эдмундович оставлял на родине.
Современников, впрочем, не особенно удивляли нравы новых властителей России. Вот что писал Князев в своей «Записной книжке русского интеллигента»: «Удивляются, что кругом воровство, а сами, когда были господами, как крали, какие бесстыдные дела делались во время войны, сколько миллионов народных денег было украдено под самыми различными предлогами, стыдно и страшно вспомнить, как богатели все, кто умел и имел возможность красть. И те, кто крали сами, как клеймят тех, кто крадут теперь». И дело даже не в личностях, ибо: «Если народ в корне своем подгнил, то никакие идеи не смогли бы его спасти. Большевики же ничего не стесняются, ничем „не брезгуют“, им все позволено… В стране настоящая тирания и полнейший кризис, чудовищные злоупотребления и преступления. Не миллионы, а миллиарды расхищаются, никто не гарантирует, что вот сейчас не придут к нему, не отнимут все и самого не засадят в тюрьму…» Но и здесь большевикам удалось переплюнуть мздоимцев и лихоимцев царских времен – новгородские чиновники, например, усадили в тюрьму прибывшего из Петрограда ревизора Кангера, что гоголевскому городничему и в голову бы не пришло.
И еще одна цитата из записной книжки Князева: «Власть окончательно развратила большевиков. Ничего идейного у них не осталось. Наглость некоторых дошла до полного бесстыдства. Все эти господа Крыленки, Курские и Каменевы давно забыли и думать о коммунизме. Они держатся за власть, и все их силы направлены к тому, чтобы удержаться у власти. Некоторые из них нисколько не стесняются своей личной жизнью – и пьют, и развратничают. Мы во власти обнаглевших хулиганов. Большевики будут существовать до тех пор, пока будет что грабить. Бриллиантовый фонд еще цел. Вот когда его не будет, тогда и большевиков не будет».
В те времена был популярен такой анекдот. В чем разница между Чичериным и Ллойд-Джорджем? Оба безукоризненно одеты, великолепно держатся, оба прекрасно говорят и во время речи вынимают золотой портсигар. В чем отличие? Только в надписи на портсигаре. У Ллойд-Джорджа выгравировано: «Ллойд-Джорджу – Георг II», у Чичерина: «Савве Морозову от служащих».
В период военного коммунизма, когда жизнь человеческая ценилась ниже понюшки табаку, покупать себе какие-либо другие блага за деньги никакого смысла не имело. (Да и сами деньги стоили дешевле той бумаги, на которой их печатали.) Однако представители новой власти – вчерашние люмпены – частенько покупали друг у друг различные услуги. Разменной монетой этой купли-продажи служили ценности, награбленные у бывших «мздоимцев» и «лихоимцев». Горстью ювелирных побрякушек можно было искупить любые преступления, вплоть до невыполнения приказов революционного командования, и тем самым избегнуть «справедливого пролетарского гнева».
Верхушка, воспитанная на принципе «грабь награбленное», оказалась вполне готова воспринять старорежимную традицию получения дополнительных материальных благ за счет взяток или собственного служебного положения. Новорожденную номенклатуру еще не успел охватить страх за свою жизнь. Кроме того, сохранялась возможность бегства за кордон, где можно было беспечно проживать награбленное и скорбеть об антагонизме загнивающего классового общества. Например, после гибели Якова Свердлова в его служебном сейфе, набитом бриллиантами и золотыми монетами, нашли и загранпаспорта на всех членов семейства видного революционера.
