Возможно, безмятежная для гангстеров обстановка существовала бы в Маниле долго, если бы филиппинская полиция не обнаружила однажды в море, в лабиринте крошечных островов, вместительную лодку, на которой разместилась лаборатория по производству наркотика. Происхождение оборудования и принадлежность лодки не оставили сомнений, кто промышлял подпольным бизнесом. «Мэйд ин Джапан» — значилось на оборудовании, лодку приобрело представительство «Ямагути гуми». Объявленные «персонами нон грата», работники представительства отбыл с Филиппин в сопровождении полицейских.
Но одновременно японский МИД выдал заграничные паспорта и филиппинские иммиграционные службы проставили в них въездные визы новым эмиссарам гангстерского синдиката. «Ямагути гуми» занимается бизнесом, как и любое другое предприятие, — заявил cn Кэнъити Ямамото, второй после Таоки человек в гангстерском синдикате. — Нарушение отдельными членами «Ямагути гуми» законов не может служить поводом для преследования всей организации». Логика с точки зрения буржуазной демократии неопровержимая, и японские и филиппинские власти следуют, естественно, ей.
С 1974 по 1978 год банда «Нэгоро гуми» из синдиката Таоки тайно ввезла в Японию 83 килограмма наркотика. Полиция раскрыла гангстерскую сеть и арестовала 116 человек. За незаконный ввоз на протяжении четырех лет 300 килограммов наркотиков полиция взяла под стражу в 1980 году 160 якудза из «Ямагути гуми» и еще двух синдикатов. В 1983 году полиции удалось захватить у контрабандистов 100 килограммов наркотических средств на общую сумму около 5 миллиардов иен. В среднем ежегодно полиция задерживает 20 тысяч человек, связанных с контрабандой и распространением в Японии наркотиков. Но контрабанда растет. И преступников за нарушение закона о контроле над наркотиками японские суды приговаривают к 10-летней каторге. Секрет прост. Прибыль, приносимая контрабандой наркотиков, достигает 5 тысяч процентов. Здесь нет опечатки: 5 тысяч процентов. Грамм наркотика, купленного за границей, стоит 2300–4000 иен. В Японии он приносит 130 тысяч — 170 тысяч иен.
Столь высокая норма прибыли побудила японских гангстеров обратить взор через Тихий океан — на Западное побережье США. Начальник полиции города Гонолулу Бернард Чинг считает, что якудза высадились на Гавайях и в Калифорнии в 50-х годах вместе с первыми японскими предпринимателями, вложившими там капитал, и первыми японскими туристами. Скоро контрабанда наркотиков сделалась, указал Чинг, основным «профилем» японского преступного мира в этой части Соединенных Штатов.
Контрабанда наркотиками — арена острой конкурентной борьбы, грозящая нередко физическим устранением соперника. С учетом этого якудза со свойственным японцам прагматизмом быстро наладили кооперацию с американской мафией. Предназначенные для американского рынка наркотики стали ввозиться сначала в Японию. Здесь у «курьеров» — таиландцев, малайцев, китайцев — контрабанду принимали якудза и доставляли ее на Гавайские острова и в Калифорнию. Дело в том, что американская таможня менее строга к тем, кто въезжает в страну из Японии, чем к путешественникам из Юго-Восточной Азии.
За контрабанду якудза брали с американской мафии не деньги. Японским гангстерам привлекательнее представлялась бартерная торговля: за наркотики они просили оружие. Револьвер обходился якудза в этом случае 4 тысячи иен, винтовка 38-го калибра — 20 тысяч иен. В Японии якудза выручали за них 400 тысяч иен и 2 миллиона иен соответственно. Прибыль оказывалась намного больше, чем от продажи в Японии наркотиков.
«Рискуем больше, зато и получаем больше», — разоткровенничался перед гавайскими полицейскими якудза из «Сумиёси рэнго» Ватару Инада, заподозренный в контрабанде. Инада получил пулю в затылок через 12 минут после того, как уплатил суду залог и вышел до окончания следствия на волю. Он давал показания в совершенно изолированном помещении гавайской полиции считанному числу ее сотрудников. Нетрудно догадаться, что гангстерам, ворочающим баснословными суммами, не составляет труда проникнуть за самые прочные стены и внедриться в среду самых высокопоставленных полицейских.
Помните меткие слова английского профсоюзного деятеля и публициста Т. Дж. Даннинга, процитированные Марксом в I томе «Капитала»: «Обеспечьте 10 процентов, и капитал согласен на всякое применение, при 20 процентах он становится оживленным, при 50 процентах положительно готов сломать себе голову, при 100 процентах он попирает все человеческие законы, при 300 процентах нет такого преступления, на которое он не рискнул бы, хотя бы под страхом виселицы».[1]
Что способна заставить сделать прибыль в 16 с лишним раз большая? Человеческая фантазия не в состоянии, вероятно, вообразить этого. И сколь ничтожными представляются в сравнении с подобной прибылью какие-то 10, 15 или даже 20 лет каторги, на которые обрекаются «курьеры» и «лоцманы» — рядовые, как правило, участники гангстерских синдикатов.
Огромные прибыли распахивают перед гангстерами, так же как и перед предпринимателями, обогащающимися, скажем, на импорте нефти, производстве автомобилей, торговле кока-колой или на банковских операциях, двери не только полиции — своей и зарубежной, — но и министерств, в частности тех, где гангстеры получают заграничные паспорта. Благодаря бешеным деньгам преступному бизнесу открыт путь на газетные полосы и телевизионный экран. И в этом смысле слова представителя Национального полицейского управления Симады как нельзя лучше свидетельствуют о заинтересованности средств массовой информации в пропаганде «прелестей» гангстерского подполья.
Пять тысяч процентов прибыли обладают колдовской силой, какой наделены в сказках маги. Только сила эта не превращает булыжники в изумруды или безобразных старух в юных красавиц-принцесс. Пять тысяч процентов прибыли способны в буржуазном обществе выдать самое страшное зло за лучезарное добро, подлое убийство — за святой подвиг, моральную растленность — за высшее проявление человеческого духа. И нет в этом обществе социальной несправедливости такого преступления, на которое при 5 тысячах процентов прибыли не нашлось бы охотников из числа владельцев капитала рискнуть даже под угрозой — нет, не быть повешенным, — быть сваренным в котле живым.
Револьверы для «патриотов»
Человек в темно-синей рабочей куртке с вышитыми над нагрудным карманом мелкими золотистыми иероглифами вышел из машины, прижавшейся к самому краю пустынного в предрассветный час шоссе, скользя резиновыми сапогами по мокрой гальке, спустился к морю, отыскал место за валунами, невидное с дороги, и раскрыл чемоданчик «атташе». В нем находилась рация. Человек вытащил из углубления в чемоданчике антенну, прикрепил ее одним концом к выступу валуна и надел наушники. Точно в условленное время в них запищала морзянка: «Но-ма-ру-ё». Человек отстучал ключом ответы: «Ру-ру-то-ноль» — и дал отбой. Быстро свернул антенну, закрыл чемоданчик и направился, стараясь не поскользнуться на осыпавшейся под ногами гальке, к машине. Сделалось светлее, и уже можно было разобрать золотистые иероглифы на фирменной темно-синей куртке: «Сигэру Канадзава». И чуть ниже: «Порт Иокогама».
Шифр, которым пользовался Канадзава, был прост. Потому полиции, давно запеленговавшей рацию Канадзавы, не составило большого труда понять короткие послания, которые появлялись в эфире с той же регулярностью — это полиция установила тоже, — с какой курсировал между Филиппинами и Японией либерийский контейнеровоз «Брадеверетт». Цифры от единицы до девяти Канадзава обозначил знаками «катаканы» — японской слоговой азбуки: «Са-ру-но-то-си-ё-ри-ма-су». Запомнить очень легко, так как знаки образовывали фразу: «Приближается год обезьяны». В телеграмме, которую принял Канадзава, сообщалось: «Три—восемь—два—шесть», то есть: «Везу 26 револьверов 38-го калибра». В ответ Канадзава послал просьбу: «Два—два—четыре—ноль» — «Нужны 40 револьверов 22-го калибра».
4 февраля 1982 года контейнеровоз «Брадеверетт» с лоцманом Сигэру Канадзава на капитанском мостике пришвартовался к грузовому пирсу Иокогамы. Против обыкновения иммиграционные чиновники, поднявшиеся на борт судна вместе с лоцманом еще в Токийском заливе, не позволили команде сразу спуститься на берег. Попросили задержаться и лоцмана. На судно пришла полиция и приступила к обыску. Только разыскав 26-й, последний револьвер, детективы перестали обшаривать каюты и трюм. Они увели с собой лоцмана Канадзаву и повара «Брадеверетта» — филиппинца Эутикио Флорес. Канадзава покупал у повара револьверы по 70–80 тысяч иен за штуку и перепродавал их «Ямагути гуми» и «Инагава кай» по 300–500 тысяч иен. На допросе Флорес сознался, что снабдил Канадзаву в общей сложности сотней револьверов и что в следующий приход в Иокогаму должен был доставить еще 40 револьверов 22-го калибра. Столько заказал синдикат «Сумиёси рэнго».
