Такое высказывание, похоже, никого на Западе не удивляет. Переселенные души — это вроде как «перемещенные предметы». Все к ним привыкли. Абсурд повседневной жизни заслоняет абсурдность высказываний. Это происходит уже давно. По крайней мере, с тех пор, когда в фантазиях Дарвина обезьяна «превращалась» в человека, а кит — в медведя. Когда жгучие сновидения сексуально озабоченного Фрейда изливались поллюциями его теории. Когда из пустыни Гоби слышался топот — за поднятой пылью не видно было, кто скачет и куда, но каждому рисовалось свое: нацисты усматривали во всадниках очертания своих арийских предков, а теперь номадологи уверяют, что мчащиеся в поисках корма, в поисках родины-однодневки кочевники — это не только прошлое, но и будущее человечества... Из этих метафизических зыбкостей и формировался демон постмодерна. И о нем еще — речь впереди.
Уэллс так отзывался о Хаксли: «...я полагал, что это самый выдающийся человек, какого мне довелось встретить, и теперь уверен в этом как никогда ранее». Прежде чем метафизик Уэллс оказался способным на отвлеченно-циничные высказывания о необходимости атомной бомбы, какую-то другую бомбу в сознании писателя взорвал его наставник. Кстати, именно Хаксли пустил в оборот термин «агностицизм». Атеист утверждает, что Бога нет; агностик как бы оставляет вопрос открытым. Он вообще отрицает способность человека к познанию чего-либо. Эта концепция, представляющая собой переработку метафизики, близкой Аристотелю, Юму и Канту, дополнена доктриной «бездушия» — сердцевины Открытого Заговора.
В 1874 году перед собранием Британской ассоциации содействия развитию наук Хаксли утверждал: «Мозг так же отделен от тела, как звонок от механизма часов, и сознание реагирует на звуки, издаваемые звонком, когда в него звонят». И вот практический вывод. Взрыв супербомбы должен стать звонком, а миллионы скотов отреагируют как надо. Как в экспериментах академика Павлова.
Итак, звонит звонок, и, если за дверью стоит не ноющая боль, а шумная компания удовольствий, человек привычно отворяет. Встречает дорогих гостей. Вот и весь смысл жизни. Подобные идеи жили в британской интеллектуальной элите уже давно. Еще в 1780 году Иеремия Бентам категорически отрицал любое отличие людей от низших существ (молодой Рассел был, конечно, не оригинален). Он определял человека как организм, движимый чисто гедонистическими побуждениями. Философ писал: «Природа поместила человечество под власть двух разных хозяев — Боли и Удовольствия. Только они указывают нам, как мы должны поступать, только они предопределяют наши поступки»... Конечно, Бентам был поборником свободы. Однажды этот замшелый педераст записал в своем дневнике: «Моя старая мечта состоит в тот, чтобы проценты были свободны, как и любовь».[16]
Бентам умер в 1832 году. Его тело было вскрыто и набальзамировано, голова отлита в бронзе и помещена у ног, а вместо нее укреплена маска. Теперь «перемещенные предметы» этой фигуры были бы признаны шедевром постмодернизма. Долгие годы безголовая засохшая мумия сверхрационального Бентама восседала в его любимом кресле в стеклянном шкафу. Вокруг нее собирался некий «кружок радикалов». Потом жутковатый терафим перенесли в Лондонский университет. Чтобы не шокировать публику, голову водрузили на место.
Но о каком «кружке радикалов» идет речь?[17] Скорее всего, об одном из секретных сообществ, наподобие Хельфайр- клуба. Впрочем, эти Клубы Адского Пламени таились лишь до начала XVIII века. Со времени воцарения короля Георга I такие сатанинские организации стали функционировать в Англии открыто. Их легализации предшествовала публикация «Басни Пчел» Бернарда Мандевиля (1714 год). Мандевиль писал о том же, о чем впоследствии и Бентам. О том, что интересы государства — не более чем интересы максимального удовлетворения гедонистических потребностей его индивидуумов. Метафизический выверт Мандевиля звучал так: больше частных пороков — больше общественного блага. Начиная с 1721 года (это практически совпало с выходом на поверхность масонства),
Хельфайр-клубы не только размножились — они стали «внутренним святилищем» дегенерирующей британской элиты. Самый крупный из них, основанный в 1720 году лордом Уортоном, включал в обеденное меню: «Пунш адского пламени», «Пирожок святого духа», «Чертовы чресла» и «Груди Венеры» (украшенные вишенками вместо сосков).
В 1760-х годах (когда Бентам был подающим надежды юношей) большинство придворных короля являлись членами подобных сообществ. Их мироощущение проецировалось, конечно, не только в гастрономическую сферу. Адское пламя начинало бушевать уже не в кубке с горячительным напитком. Оно зажигалось подстрекательскими речами в палате лордов. Оно полыхало на полях сражений, и из этого огня англичане умело заставляли других таскать для себя каштаны. Оно, это «хельфайр»-пламя, тлело в типично британских политических интригах. Впоследствии именно оно вырвалось из жерла крейсера «Аврора».[18] И из пистолета убийцы Распутина — тоже. «Пожилой джентльмен» всегда ненавидел наших старцев.
Уэллс писал: «Наш Бог подобно Прометею, мы это чувствуем, — бунтовщик. Он не имеет чувства «сыновства». Это точно. Отпадение от Бога взбунтовавшихся ангелов — «архетип» всякой революций. Поэтому буйство восстания неизменно имеет инфернальную природу.
«Так, например, революционные матросы с крейсера «Алмаз», по свидетельству бывшего чекиста, матроса Силаева, вполне сознательно делали на груди художественные наколки с изображением дьявола, а впоследствии, став сотрудниками ЧК, с дьявольской жестокостью пытали и убивали “классовых врагов”». [42].
Одно из имен диавола — дух безумия. Не случайно в Европе массовое сумасшествие стало распространяться с конца XVIII века, со времени французских «завихрений». Помните, в одной из поэм Виктора Гюго перо из крыла падшего ангела превращается в прекрасного ангела, чье имя — Свобода?
«Таким образом, в самом своем бунте Сатана порождает надежду на обретение свободы и любви.
В современности Бог позволяет Свободе посетить бездну, где томится Сатана. Бог также дает ей разрешение сойти на землю и освободить людей, но она должна получить согласие на это Сатаны. Сначала, помня свои обиды, Сатана эгоистично отказывается, но, тронутый ее мольбами, неохотно произносит наконец: «Иди!» Свобода воодушевляет людей, они восстают и разрушают Бастилию...» [50].
Фантазия Гюго весьма знаковая. Но как «турбулентные процессы» революции возникли во Франции на самом деле? Конспирологи из Шиллеровского института (США) описывают тактику, хорошо известную нам по революционным событиям во многих странах. Сначала был инспирирован экономический кризис, а за ним последовали политический хаос и вооруженный бунт.[19] Дестабилизация была подготовлена Лондоном через создание клуба радикальных писателей в Бовуде. Кадры для Бовуда готовились Бентамом со товарищи. Заточив перо из крыла Денницы, речи писал Бентам, по дипломатической почте они переправлялись в Париж, где лидеры якобинского террора Марат, Дантон и Робеспьер (очень странный субъект в зеленых очках) произносили свои пламенные призывы. Копии платежных документов Ост-Индской компании, свидетельствующие о выплате денег якобинцам, до сих пор хранятся в запасниках Британского музея...
Интересно получается: революция спонсировалась наркофунтами, добытыми Ост-Индской компанией в Китае.[20] Перманентная революция всегда так или иначе связана с массовой наркотизацией.[21] Вторую опиумную войну, кстати, режиссировал английский посол в Кантоне Боуринг — бывший личный секретарь Иеремии Бентама. Удивительно все сходится к одним и тем же ключевым личностям, к одним и тем же революционным методам и к одним и тем же симптомам: человекоубийству и сумасшествию! И — к особой роли Британии. Один битломан уверовал в Бога. Вскоре ему попалась поразившая его брошюра. О демоническом характере посланий, адресованных человеческому сознанию через рок-музыку. Человек был бескомпромиссный. Вздохнул и пошел в туалет ломать виниловые пластинки. Через коленку. Трудно ломаются! Никогда бы не подумал. Пока уничтожил пару дисков, аж взмок. И вдруг - на левое ухо: «Зря!» Хриплый голос... Неофит аж остолбенел. Почудилось? Да нет. Может, что еще скажут? Ждал долго. Больше контакта не было. Эта подлинная история — присказка...
Стоит ли удивляться: «Не так давно глава католической церкви Англии и Уэльса архиепископ Вестминстерский, кардинал Кормак Мэрфи О'Коннор признал, что «в сегодняшней Британии христианство... практически побеждено». В том же смысле высказывался и глава англиканской церкви архиепископ Кентерберийский Джордж Кэрри». [8].
