Храм находился в весьма скверном состоянии, иконостас и настенная живопись оставляли желать лучшего. Отец Александр разработал целую программу реставрации и ремонта храма. Были написаны новые иконы. По его просьбе один художник заново расписал стены, следуя манере мастеров XIX века: древняя живопись была просто непонятна прихожанам, они ее не воспринимали, предпочитая слащавый и назидательный реализм. Однако невозможно достичь всего сразу, человеческие привычки надо менять постепенно.
Из храма в притвор перенесли свечной ящик, чтобы во время службы прихожанам не мешал звон монет. В домике возле церкви оборудовали комнату для приема посетителей. В том же домике поселился отец Александр с семьей: у него недавно родился сын. В свободное время отец устраивался в церковном саду и писал там свои книги и статьи. Благодаря Анатолию Ведерникову он опубликовал около двадцати статей в «Журнале Московской патриархии». Вполне естественно, что журнал «Наука и религия» откликнулся на это разгромной статьей[91].
Вскоре вторым священником в приход был назначен молодой человек, ставший отцу Александру настоящим другом[92]. Каждую субботу отец Александр объяснял прихожанам Символ Веры, смысл главных молитв и литургии. Несколько молодых людей, недавно обратившихся, стали его друзьями на долгие годы. Так возникла маленькая община активных христиан, которую они сами, шутя, называли «аббатством».
После войны священникам разрешили совершать богослужения вне храма, главным образом панихиды и отпевания усопших на кладбищах. Но во время антирелигиозной кампании, развязанной в 1958 году, и это было запрещено: в каждом отдельном случае священнику вменялось в обязанность заранее получать разрешение районных властей, а те давали такие разрешения крайне неохотно. Однако отец Александр продолжал служить панихиды в домах и на кладбищах и всякий раз произносил при этом проповедь. Он умел пользоваться обстоятельствами: как‑то у одного из районных начальников умер родственник, и, поскольку случай был исключительным, отцу Александру дали разрешение на панихиду. Прецедент был создан, и в следующий раз отец Александр попросил возобновить разрешение — и так еще двести пятьдесят раз! Приход сумел сохранить автомобиль — это также отличало его от других приходов, у которых машины, если они были, к тому времени отобрали. Отец Александр, пользуясь благоприятной возможностью, часто посещал своих прихожан в радиусе тридцати километров.
К несчастью, «аббатство» было вскоре ликвидировано по вине одного человека. Отец Александр по рекомендации своего друга взял его в церковь чтецом, чтобы как‑то ему помочь. Человек он был симпатичный, но несколько странный и со склонностью к пьянству. Как‑то ему в голову пришла злосчастная идея повести отца Александра и нескольких его друзей в Истринский музей, где он работал. Во время экскурсии он не удержался, выпил и устроил скандал, что привлекло внимание его начальника, фанатичного атеиста, который забавлялся тем, что разрисовывал иконы, выжигал и глаза, а дарохранительницу использовал под мусорный ящик. Так вот, этот чтец время от времени приносил отцу Александру старые книги. Поскольку на книгах не было ни штампа, ни регистрационного номера, понять, что они краденые, было невозможно…
На другой день после экскурсии милиция и КГБ прибыли в «аббатство» в сопровождении хранителя музея. Обыск длился весь день. Увидев библиотеку отца Александра — все это были труды по богословию и журналы на иностранных языках, — музейный работник возликовал. «Ну, — сказал он своим спутникам, — мы оказались здесь случайно, но, несомненно, нам попалась крупная дичь!» В газете появилась сатирическая статья об этом «деле». Антирелигиозная кампания в стране продолжалась, и власти решили устроить громкий процесс. Досье попало лично к Генеральному прокурору СССР Руденко. Отца Александра подвергали длительным допросам. Но, вопреки ожиданиям следователей, экспертиза оценила все эти книги в несколько десятков рублей, интерес к раздутому было делу сразу угас, и его вскоре закрыли.
Однако в связи с ремонтом церкви отец Александр оказался замешан в другую историю. Работы частично пришлось оплачивать «левым» образом.
Отцу Александру грозил суд. Шло лето 1964 года, он решил воспользоваться отпуском, чтобы взглянуть на мир, не дожидаясь, пока придется глядеть на него сквозь решетку — так он шутя рассказывал позже, — и отправился с женой в поездку по Волге. Внезапно телеграмма от друзей заставила его вернуться в Москву. Отца Александра пригласил к себе уполномоченный Совета по делам Православной Церкви по Московской области, высокий чин КГБ[93], и закатил ему жуткую сцену, повторяя раз пятьдесят: «Что нам с вами делать?» А потом запретил ему служить.
Но и на сей раз все кончилось благополучно. Антирелигиозное наступление в том виде, в котором оно было задумано Хрущевым и его окружением, близилось к концу. Последней акцией стало, кажется, разрушение именно в то лето церкви Преображения Господня в Москве под предлогом прокладки линии метро, невзирая на протесты верующих, во множестве собравшихся вокруг храма. Но ветер уже дул в другую сторону. Авторитет Хрущева в рядах партии становился все более и более сомнительным. Его противники втайне готовили ему замену. В это же время в Совете проводилось какое‑то совещание. Была ли там выработана и принята новая тактика? Получили ли они новые инструкции сверху? Как бы то ни было, но после этого совещания уполномоченный почему‑то потерял интерес к «виновному» и потребовал только, чтобы отец Александр покинул Алабино. Отцу Александру удалось послужить на Успение Богородицы 28 августа, а затем с помощью секретаря епархиального совета он нашел вакантное место второго священника в Тарасовке[94], к северу от Москвы, по дороге на Загорск. Эта церковь, как и предыдущие, где служил отец Александр, была под защитой Божьей Матери. Он избежал неприятностей, но «аббатство» перестало существовать. Никогда больше у него не было таких благоприятных условий, как в Алабине. В Тарасовке не было даже места, где он мог бы принимать прихожан; приходилось разговаривать с ними либо в церкви, либо в поезде.
В то же самое время, когда отец Александр создавал «аббатство», возник кружок молодых священников Москвы и Подмосковья, которые столь же пылко желали трудиться над обновлением Церкви. Собралось человек десять, из которых, помимо отца Александра, широкую известность получили отцы Г. Якунин, Д. Дудко и Н. Эшлиман.
Глеб Якунин, окончив учебу в Иркутске, продолжал поиски своего пути. Он стал чтецом в одной из московских церквей, а затем был рукоположен. Якунина отличало острое чувство справедливости и темперамент борца.
Дмитрий Дудко был старше других, он уже прошел лагеря. Крестьянский сын, он на собственном опыте узнал, что такое коллективизация. Когда люди с оружием вломились в избу, где жила его семья, отец лег на единственный мешок муки и закричал: «Нет, нет! Иначе дети мои умрут от голода!» Мужчины оттолкнули старика и унесли мешок. После войны Дмитрий поступил в семинарию, в 1948 году был арестован за то, что написал стихи, которые сочли «антисоветскими», и отправлен в ГУЛАГ. Освобожденный в 1956 году, возвратился в Москву, где закончил семинарию. Затем, после длительного ожидания, был, наконец, рукоположен в священники и назначен в один из московских приходов. Отец Дмитрий — человек простой, умеющий трогать сердца своих прихожан.
Николай Эшлимаи, напротив, принадлежал к аристократическому роду и был женат на внучке царского министра. Человек яркий и талантливый, он учился в школе живописи. К вере пришел поздно, но сразу познакомился с владыкой Пименом, который впоследствии станет Патриархом после Алексия I, но в ту пору только начинал служение как епископ. Владыка взял Николая под свое покровительство, советовал ему стать священником, а затем и рукоположил[95].
Отец Александр предложил им регулярно встречаться, вместе совершенствовать свое богословское образование, обмениваться друг с другом священническим опытом и пытаться решать проблемы, которые вставали перед ними в пастырской деятельности. В среде духовенства ситуация в Церкви вызывала тревогу. Реформа 1961 года начала претворяться в жизнь, и у многих священников появилось чувство, будто епископы о них забыли. Эта изолированность, в частности, удручала отца Александра: «Епископы — это преемники апостолов, а мы, священники, всего лишь их помощники», — напоминал он. От себя и от имени своих друзей он решил обратиться с письмом к владыке Гермогену[96] и написал ему примерно следующее: «…нам известна Ваша отважная позиция, мы знаем, что Вы противились закрытию церквей и не приняли реформу 1961 года. И хотя мы не принадлежим к Вашей епархии и поэтому не подчиняемся Вам, однако мы просим Вас стать нашим духовным отцом и разрешить обращаться к Вам с возникающими у нас проблемами». Владыка Гермоген согласился и приехал в Алабино.
