История одиночества - Дэвид Винсент

тем цифровая революция последних лет исследуемого периода, по-видимому, приведет к существенному нарушению устоявшихся моделей сетевого уединения. Критическое уединение, поиск альтернативных форм духовной истины перед лицом разрушительных социальных отношений характеризовались на протяжении всего этого времени бурным ростом, на который влияло ускоряющееся перемещение населения из сельской местности в города. Но, как будет показано в шестой главе, с поддержанием авторитета христианского уединения и святости природы как убежища от городской цивилизации возникало все больше трудностей. Спрос на них сохранялся, но во все более размытой и персонализированной форме.

Посмертная жизнь «Уединения…» увела его далеко от истока. Книга «Циммерман об уединении» стала самостоятельным культурным явлением, во многом независимым от полного текста трактата [125]. В течение XIX века она использовалась как символ, указывающий на некритическое превознесение ее предмета. Молодой человек или девушка, желавшие казаться серьезными и утонченными, старались, чтобы их видели с этой книгой, когда они гуляют за городом или же нашли себе место для спокойного чтения дома. Как и в случае с другими имевшими успех произведениями литературы, «Уединение…» присутствовало на отдыхе самого разного вида, включая скачки. В марте 1845 года трехлетний скакун мистера Уэсли, носивший кличку Уединение Циммермана, принял участие в скачках «Талли-хо» в Нортгемптоне и Питчли-Хант. Стартовав в прекрасном темпе, лошадь на первом повороте понесла, позволив своему сопернику Дегвиллю лидировать, обойдя ее на триста ярдов [126]. В конце концов наездник вернул себе контроль над жеребцом. Газетный репортаж завершался словами: «Уединение, однако, наверстал упущенное время при подъезде к трассе и был побит лишь примерно на три корпуса» [127].

Весной 1820 года Джон Клэр обсуждал с Джоном Китсом свою поэму «Одиночество». Встретиться лично им не удалось. В начале того года Клэр по приглашению своего издателя Джона Тейлора впервые в жизни приехал в Лондон. Он очень хотел увидеть Китса, с которым у него был общий литературный менеджер, но вышло так, что Китс был нездоров и не смог присутствовать на устроенном Тейлором ужине. Когда здоровье Китса немного улучшилось, Клэр уже вернулся домой в Хелпстон и, к своему большому сожалению, так и не увиделся с человеком, которым восхищался как поэтом и как «братом, странствующим по нелегкой дороге жизни, тем, чей взгляд улавливает порою дикий цветок, способный скрасить его одинокий путь» [128]. После смерти Китса в Риме в феврале 1821 года Клэр написал сонет в его память.

Подобно всем остальным сочинениям, составившим в следующем году сборник Клэра «Деревенский менестрель», «Одиночество» было результатом упорной работы. Как автор объяснил в одном письме начала 1820 года, поэма «писалась урывками в период тяжелого труда прошлым летом» [129], и он с нетерпением ждал суждения Китса. Из-за невозможности личной встречи Тейлор организовал для двух своих молодых поэтов эпистолярную дискуссию [130]. Он показал Китсу поэму из трехсот строк, а затем изложил его замечания в письме, на которое Клэр ответил. Тейлор сообщал, что «Одиночество» Китсу понравилось, однако у него есть сомнения насчет композиции: «Когда я прочел ему „Одиночество“, он заметил, что описание слишком перевешивает чувство. Но не огорчайтесь, это хороший недостаток, и потом, вы ведь знаете, мне нужно непременно что-нибудь вырезать – или „кончен труд Отелло“, как сказано в пьесе» [131]. Ответ Китса отражал его общий взгляд на творчество Клэра. В другом письме того же года Тейлор писал Клэру: «Думаю, он хочет сказать вам, что слишком часто ваши образы природы вводятся, не будучи вызваны каким-то определенным чувством» [132].

Реакцию Китса понять нетрудно. Написание поэмы на эту тему было, вероятно, попыткой переписать «Элегию, написанную на сельском кладбище» Томаса Грея с точки зрения «пахаря»:

Далее дается подробное описание жизни среди полей, окружающих дом Клэра, которое отличают точные наблюдения о природе и экспрессивная местная лексика:

Время от времени Клэр посвящает несколько строк своей основной теме, прежде чем вновь вернуться к тому, что Китс назвал описанием [135]. Трактовка одиночества основана на проверенных временем характеристиках гнетущего городского мира, от которого стремится сбежать поэт. Джеймс Томсон во «Временах года», оказавших глубокое влияние на Клэра, как и на всех других читателей и писателей из рабочего класса в начале XIX века, писал о «железном этом веке, / отребьях этих жизни» [136]. Отозвался на тему и Питер Куртье, чья длинная поэма «Радости одиночества» имела успех на рубеже веков: «Как сладко, шумную презрев толпу, / Вдохнуть прохладу свежую лесов!» [137] Клэр, в свою очередь, нашел самую очевидную рифму для своей темы: «O thou soothing Solitude, / From the vain and from the rude» («О ты, Одиночество, успокаивающее / После тщеты и грубости») [138]. Для всякого амбициозного поэта одиночество было едва ли не обязательной к покорению вершиной, и Клэр, желавший быть признанным крупными писателями и их аудиторией, не мог проигнорировать такую возможность.

Существует, однако, и другой способ прочтения этой поэмы, сводящий составные части в одно целое, несмотря на периодические скатывания в рутинное «чувство». В первых строках тема определяется как процесс движения: «С одиночеством пойду». Эмоция – одновременно и нечто внешнее, сопровождающее Клэра, и продукт наблюдения на ходу. Как и в большинстве его стихов, повествование было и посвящено, и обязано писателю, прогуливающемуся по дорожкам вокруг своего дома. Иногда предмет составляло само путешествие. В «Зарисовках из жизни Джона Клэра» Клэр описал начало своей жизни как поэта. По дороге на работу он перелез через стену Бургли-парка, чтобы почитать книгу вне поля зрения строгих соседей:

В других случаях яркие наблюдения за миром природы возникали в результате последовательного контакта с нею – когда он гулял среди хорошо знакомого, но неизменно удивляющего пейзажа. Это был замкнутый мир. В жизни