– Я пока не чувствовал потребности в Законе. Может быть, потому, что мы пока ни с кем не судились и к защите со стороны Закона не прибегали. Говорят, он нужен для защиты от давления властей – меня власти не давят. Говорят, нужен для защиты от давления владельцев, хозяев. Но тут уж, если мы живем в условиях рынка, какого-то давления не избежать. Иначе зачем хозяину содержать газету, если она живет сама по себе? Это же не аквариум с рыбками! Нужно находить с владельцем общий язык, понимать, что он хочет, что требует, если, конечно, он не олигархический отморозок.
Когда я пришел в газету четыре года назад, многие в редакции выражали недовольство создавшимся к тому времени положением вещей. Я прямо сказал: «Вы боролись за капитализм, я – за усовершенствованный социализм. Вы победили. Но теперь хотите, чтобы вам в редакции оставили немножко социализма для внутреннего пользования. Но так не бывает. И давайте будем работать так, как положено при капитализме».
– Так теперь и работаете?
– Так и работаем…
– И последний вопрос. Уже несколько лет по инициативе Союза издателей и распространителей печатной продукции ежегодно проводятся конгрессы в поддержку чтения. У общественности они встречают поддержку. Но их эффективность так просто определить невозможно. А как вы лично относитесь к этим конгрессам?
– В одном из конгрессов я участвовал, выступал там. Считаю, что дело очень нужное, очень полезное. Воспитание интереса к чтению, общественной потребности к чтению должно стать заботой общегосударственной. Государство, я думаю, рано или поздно спохватится, что упускает такое важное дело. Конгрессы же способствуют тому, чтобы спохватились поскорее. Надеюсь, и ТВ начнет пропагандировать книги, чтение. Пока же писателей под разными предлогами фактически выжили с телевидения.
– Знаете, чем мне показалась необычной наша беседа? Зачастую, когда берешь у кого-либо интервью, примерно знаешь, каким будет ответ на твой вопрос. Будут, конечно, приведены незнакомые тебе, а то и вообще новые цифры, факты, примеры, но направленность ответов, суть их как бы предвосхищаешь. Ваши ответы во многом были просто неожиданными. Спасибо.
Witrina.ru, 18 февраля 2005 г.
«Литература без эпатажа не интересна…»
Юрий Поляков о Лукьяненко, Пелевине и Распутине
Произошедшие в стране перемены не могли не коснуться литературы. О том, что же именно изменилось, а что осталось незыблемым, говорит писатель, редактор «Литературной газеты» Юрий Поляков.
– Прежде чем говорить, о современной русской литературе, скажите, а существует ли предмет нашего разговора?
– Это миф, будто литература утратила свою роль в жизни нашей страны. Как бы кто-то ни пытался принизить роль литературы, она по-прежнему велика. Литература остается той сферой, где обкатываются и создаются новые социальные и политические идеи. Откройте газеты конца восьмидесятых – начала девяностых годов, вы увидите, что именно писатели предупреждали об опасности грядущих преобразований, предсказывали их сценарий. Мне кажется, литературе так и не простили ее пророческой роли, вытеснили из СМИ, постарались маргинализировать, убрать с телевидения. Стал насаждаться миф, будто литература – вещь частная, а литературоцентризм вреден. Это неправда.
– То есть писатели остаются «инженерами человеческих душ»?
– Я не люблю это определение. Оно появилось в эпоху, когда казалось, что техника и наука способны решить все вопросы. Конечно, хороший писатель не инженер человеческих душ, он их исследователь, иногда – поводырь… Плохой писатель может быть и инженером, и техником, и сантехником человеческих душ…
– И о чем тогда следует писать «Литературной газете»? Вас обвиняют, что вы слишком увлекаетесь политикой.
– «Литературка» должна снова стать общей газетой российской интеллигенции. Когда в две тысячи первом году я возглавил редакцию, газета служила рупором воинствующего либерализма, и слово в ней имело лишь одно направление. Сегодня у нас печатаются авторы самых разных воззрений: либералы и монархисты, атеисты и верующие. Наша сверхзадача – дать объективную картину духовной и художественной жизни российского общества, чтобы, читая нас, человек получал максимально полную картину. Знаете, через сто лет кто-нибудь возьмет читать «Новый мир», «Наш современник», «Октябрь» и решит, что это литературные журналы разных стран. Разные темы, разные имена, разные идеи… Существование в интеллектуальных гетто – бесперспективный путь. Опыт показывает, что самые интересные мысли, идеи, интеллектуальные прорывы происходили именно в столкновении разных, порой враждебных точек зрения. Поэтому главная наша задача: вернуть российскую интеллигенцию в режим диалога.
– Идущее в нашей стране возрождение Православия находит отражение в литературе?
– Конечно. Появились религиозные писатели и мыслители, появились исследования. Например, книга Днепрова, где история отечественной литературы анализируется с точки зрения Православия и православной этики. Появились интересные православные публицисты. Все это так, но сказать, что Православная мысль доминирует в современной литературе, – нельзя, и причин тому несколько. Необходимо время. Сам я человек не воцерковленный, а лишь находящийся на пути к храму, и это весьма характерная ситуация для людей моего поколения. Я был крещен в младенчестве бабушкой втайне от партийных родителей. Настоящий интерес к религии пришел ко мне и ко многим моим сверстникам через интерес к роли Православия в истории и искусстве. Многие приняли религию как культурную данность, но не изменили собственных взглядов. Лично я знаю многих умных образованных людей, которые остались не просто агностиками, но убежденными и целеустремленными атеистами.
Должно смениться несколько поколений людей, людей, воспитанных в православной традиции, чтобы религиозная мысль начала доминировать в литературе. Правда, осуществимо ли это… не знаю. Кроме того, процессы, произошедшие в русской литературе в восьмидесятые-девяностые годы, имели много последствий, и отнюдь не все из них благостны. В СССР запрет на нравственный негатив был элементом идеологии. Теперь идеология исчезла, и ее место просто нечем занять. Религия? Она не в том положении, к тому же она еще не стала нравственным авторитетом для всего общества. Для некоторой его части – да, но здесь речь идет о чем-то, объединяющем всю страну. В девяностые антихристианской и антиправославной литературы стало гораздо больше, нежели было в советские годы. Но цензуры, в том числе и этико-эстетической, у нас больше нет, так что бороться можно лишь литературными средствами. Достоевский в свое время сказал, что дьявол борется с Богом и поле битвы – душа человека. Позволю себе дополнить классика, теперь сражение распространилось на всю нашу литературу.
Молодые авторы воспитываются в ироническом отношении к Православию и христианству в целом. Посмотрите, кто получает сегодня литературные премии? В лучшем случае люди равнодушные к Православию. Знаю лишь одно исключение – Алексей Варламов, чей роман «Рождение» получил «Антибукер», кажется. Но Варламов компенсирует свое православие показательным антисоветизмом, что не может не нравиться либералам, раздающим премии.
– А можно ли, в принципе, говорить о наличии у нас Православной литературы?
– Смотря что под этим подразумевать. Литературу в жизни интересуют экстремальные ситуации. Благостный рассказ не вписывается в саму природу литературного конфликта, поэтому интерес литературы к религиозным проблемам весьма специфичен. Конечно, есть рассказы священника отца Ярослава Шипова, пишущего о жизни прихода. Можно сказать, это вот и есть православная литература «в чистом виде». Впрочем, есть и Олеся Николаева. Ее проза глубоко православная, но написана хлестко и с иронией по отношению к жизни современной Церкви. Не удивлюсь, если это вызовет одобрение далеко не у всех священников и верующих.
Здесь важна та причина, ради которой автор взялся за перо. Одно дело, когда он пытается сделать церковную жизнь чуточку лучше, очистить ее от каких-то сиюминутных недостатков. Другое дело – попытка унизить саму Церковь, оттолкнуть от нее людей. Я сам давно хотел в моих сочинениях затронуть жизнь церкви, но долгое время не решался. Все-таки я – писатель с сатирическим уклоном. Собрался только недавно, в моем последнем романе «Грибной царь» есть история бывшего партийного активиста, занимавшегося атеистической пропагандой и пришедшего к вере через серьезную болезнь. Насколько мне это удалось – не знаю. Скажу одно – написать по-другому я не мог, потому что приторная благостность иногда отталкивает сильнее откровенной насмешки.
