к пятистам непосредственно вызванных ими смертям» (Center for Systemic Peace’s Major Episodes of Political Violence version 2018, http://www.systemicpeace.org/inscr/MEPVv2018.xls; дата обращения 08.05.2023). Для сравнения: данные COW включают только войны, которые приводят не менее, чем к 1 000 смертей комбатантов в течение 12-месячного периода. Мы решили работать с базой данных, в которой ниже порог по числу погибших, так как она обеспечивает более полный учет. У базы данных по войнам COW есть еще один недостаток – они заканчиваются 2007 годом, в то время как данные MEPV охватывают весь период наших замеров по типам диктатур (до 2015 года). В наших расчетах учтено участие Азербайджана в войне в 1993–1994 гг. В действительности война началась в 1991-м, но мы не можем классифицировать страну как диктатуру обмана или диктатуру страха за период 1991–1992 гг.: в те годы в стране сменилось два президента, каждый из которых провел в должности меньше пяти лет, требующихся для оценки интенсивности репрессий. Карабахский конфликт разгорелся вновь в 2020-м.
241. Это были Вьетнам, Камбоджа, Китай, Эфиопия, Эритрея, Ирак и Иран. Войны шли между Вьетнамом и Китаем, Вьетнамом и Камбоджей, Эфиопией и Эритреей, Ираком и Ираном, а также Ираком и Кувейтом при участии США и их союзников. Несколько дополнительных лет войн пришлись на диктатуры, которые мы не могли классифицировать, поскольку их лидеры находились у власти менее пяти лет (например, аргентинский генерал Галтьери), или в гибридных режимах.
242. См. онлайн-приложение, таблица OS6.2. Это вызывает удивление, так как диктатуры обмана часто «персоналистские», а исследования показывают, что автократы такого типа особенно склонны к международной агрессии (Weeks J. Strongmen and Straw Men).
243. Инициаторами по нашей классификации являются: Армения (в отношении Азербайджана), Камбоджа (в отношении Вьетнама), Китай (в отношении Вьетнама), Эритрея (в отношении Эфиопии), Ирак (в отношении Ирана), Ирак (в отношении Кувейта), Россия (в отношении Грузии), Израиль (в отношении Ливана), Аргентина (в отношении Великобритании), США (в отношении Ирака).
244. Мы используем данные Correlates of War, Dyadic Militarized Interstate Dispute Data, v.4.01 ( https://correlatesofwar.org/data-sets/MIDs; дата обращения 08.05.2023).
245. См. онлайн-приложение, таблица OS6.3.
246. Россия классифицирована здесь как диктатура обмана только с 2007 года, так как в 2000–2006 гг. база данных Polity классифицирует ее как «несовершенную демократию». В 2000–2014 гг. при Путине Россия была инициатором 35 вооруженных споров, в среднем больше двух в год. Россию в 2000–2006 гг. было бы все равно трудно классифицировать как диктатуру обмана, так как диктатуры обмана начинают вооруженные споры в среднем раз в 6,5 лет, а диктатуры страха – раз в 2,9 лет.
1. Пинкер C. Лучшее в нас.
2. См. также: Пинкер С. Просвещение продолжается.
3. Guriev S., Treisman D. Informational Autocrats.
4. В 1982–2018 гг. число межгосударственных войн (по определению в главе 6 – это «эпизоды межгосударственного насилия, которые приводят не менее, чем к пятистам непосредственно вызванных ими смертям») упало с 8 до 0. В 1992-м число этнических или гражданских вооруженных конфликтов было максимальным – 30, а к 2018-му снизилось до 15 (Center for Systemic Peace, Major Episodes of Political Violence; см. онлайн-приложение, рис. OS7.1).
5. Среди диктаторов, за время правления которых не было восстаний, гражданских или межгосударственных войн, доля тех стран, в которых происходило более 10 государственных политических убийств в год, упала с 50 % в когорте 1980-х годов до 17 % в когорте 2000-х. См. онлайн-приложение, рис. OS7.2.
6. Левицкий и Вэй (Levitsky S., Way L. A. International Linkage and Democratization) выделяют в международном влиянии два рычага: влияние Запада (осознанное давление, оказываемое западными правительствами) и связи с Западом (экономические и дипломатические связи с западными странами и организациями). По их мнению, когда оба рычага достаточно сильны, авторитаризм становится конкурентным, а когда они особенно сильны, в конкурентных авторитарных режимах проявляется стремление к демократизации. Мы согласны с распространенным тезисом о том, что международное влияние обычно способствует политической либерализации. Однако мы считаем, что чаще рычаги и связи приводят не к конкурентному авторитаризму, а к своего рода неконкурентной, имитационной демократии, которую мы называем «диктатурой обмана», такой, как в Сингапуре. После окончания холодной войны международное влияние нередко приводит к снижению уровня жестоких репрессий (причем в конкурентных автократиях он не обязательно ниже). И еще один момент, который отмечают Левицкий и Вэй: эффект глобализации частично зависит от уровня модернизации, который достигнут в конкретном государстве и в мире в целом.
7. Противоположная точка зрения изложена в статье: Acemoglu D. et al. Income and Democracy. Мы согласны с авторами, которые показывают, что на краткосрочном горизонте рост доходов не приводит к систематическим изменениям в политической системе. Но в ряде последующих работ было установлено, что между экономическим развитием и демократией существует более долгосрочная взаимосвязь и что момент политических изменений зависит от других переменных, например, смены лидеров. Вероятно, Аджемоглу с соавторами не обнаружили влияния уровня дохода на своих панельных данных из-за короткого временного охвата большинства регрессий (только 1960–2000 гг.) и узкого странового охвата в панели данных с 25-летним периодом, которую они включают в свой анализ. Другим объяснением может быть отсутствие у них корректировки на то, что страны с наибольшим баллом по шкале Polity2 не могут сдвинуться по ней выше, вне зависимости от того, насколько растут их доходы. См. ссылки в: Treisman D. Economic Development and Democracy. Аджемоглу и Робинсон (Acemoglu D., Robinson J. Economic Origins) полагают, что диктатуры отступают и становятся демократиями, когда внешние катаклизмы мобилизуют массы на революцию.
8. Флорида Р. Креативный класс. С. 66.
9. Сегодня промышленное производство дает лишь 8 % рабочих мест в США (Employment by Major Industry Sector. U.S. Bureau of Labor Statistics)
10. Pinchot G., Pinchot E. The End of Bureaucracy. P. 30.
11. Флорида Р. Креативный класс.
12. Исходя из того, что в 2015-м доля креативного класса составляла 32,6 % (по данным исследования Флориды и соавторов: Florida R., Mellander Ch., King K. The Global Creativity Index, 2015. P. 59), и с учетом оценочной численности трудовых ресурсов в США – 160 млн человек (World Bank, Labor Force, Total).
13. Мы не утверждаем, что это изменение принесло пользу всем: фактически, сокращение занятости в промышленности и лишь частичное ее восстановление за счет рабочих мест в креативных отраслях привело к тому, что многие вынуждены соглашаться
