По совпадению, в это время принимается постановление Совмина о придании лабораториям А и Г (руководители — Арденне и Герц) статуса институтов. Важный момент: институты по-прежнему остаются в системе 9-го управления МВД, ведающего всей системой немецких коллективов, действующих в данный момент в Союзе.
Одновременно утверждаются планы работ вновь созданных научных учреждений. По институту А это разработка электромагнитного метода разделения изотопов урана, разработка диафрагм для диффузионных машин и методов контроля их качества, конструирование масс-спектрометров, электронных микроскопов, ионизационных камер, других научных приборов, изучение влияния радиации на человеческий организм и пр. По всем пунктам этой программы назначены ответственные исполнители — 15 профессоров и докторов наук.
План работ по институту Г: разработка методов регулирования каскадов диффузионных машин, разработка диффузионного метода разделения изотопов урана, разработка диффузионных диафрагм и контроль их качества, конструирование масс-спектрометров, ионизационных камер и других научных приборов. Исполнители — 8 профессоров и докторов наук, отвечающих за отдельные разделы программы.
Судя по всему, немецкие ученые оказались в самом центре советского Атомного проекта, выполняя ее центральную, технологическую часть. Ничего секретнее в такого рода работах просто не было.
Осень. В Сухуми семьи немецких специалистов заселяют спецпоселки коттеджного типа, с просторными квартирами и мебелью, немецкие техники и мастера вселяются в дома упрощенного типа, с коридорной системой. А опекающие их всех чекисты обживают свои дома здесь же, в пределах зоны, для удобства круглосуточного присмотра за своими подопечными.
Напомним, что Лев Арцимович назначен Курчатовым научным руководителем электромагнитного метода разделения изотопов урана. Но, видимо, в эти осенние дни он чувствует себя не совсем уверенно, если, забыв о субординации, пишет прямо Берии: «Необходимо привлечь к работам по этому методу немецких физиков М. Штеенбека и М. Арденне».
По мере придания работам по атомному проекту поистине планетарного характера идет обеспечивающий его процесс перепрофилирования ряда лагерей под выполнение программы ПГУ: в 1949 году их число возрастет с 79 до 90, а к началу 1953 года — до 166! Работы ведутся такими бешеными темпами, что новые стройки обычно начинаются без технических проектов и экономических обоснований.
Берия, появляясь на стройплощадках и встречаясь с местным руководством объектов, все торопит и подстегивает:
— Медленно поворачиваетесь, мать вашу так! С курорта в подвал захотели? Могу помочь!..
Октябрь. Добываемые разведкой материалы об американском атомном проекте свидетельствуют, что соперник делает ставку на атомную взрывчатку не из урана-235, а из продукта его облучения в котле, то есть из плутония(!). В гениальности Курчатова и тогда, в 1946-м, наши вожди не сомневались — иначе его не назначили бы научным руководителем советского атомного проекта. Но сам-то он чувствовал себя способным совершить подобный подвиг — гарантировать получение плутония как ядерной взрывчатки? Ответ на этот вопрос находится в письме Берии от 2 октября, адресованном товарищами Заве-нягиным, Первухиным, Малышевым и Курчатовым, с обоснованием необходимости привлечения доктора Н.В. Риля к разработке выделения плутония из облученного урана и к проектированию специального цеха на заводе № 817.
Для обеспечения строительства этого завода организуется собственный лагерь под индексом п/я 2, будущий «Челябинск-40» в Кыштыме. По состоянию на 1 октября 1946 года численность заключенных в лагере составляет 5900 человек, на 1 января 1947-го — 7600, а на 1 января 1948-го — 20 400(!).
В ночь на 23 октября СМЕРШ по всей Восточной Германии проводит спецоперацию по дополнительному вывозу в Союз 300 физиков-ядерщиков и специалистов иных профилей, следы которых в нашей стране теряются.
25 декабря — настоящая веха в истории советского атомного проекта. Курчатов осуществляет запуск первого экспериментального атомного котла. В этот момент участники дей-ствия, включая не только самого Игоря Васильевича и его соратников, но и членов правительственной комиссии, убеждены и свято верят в то, что человечество впредь никогда не узнает двух фактов, относящихся к данному событию. Во-первых, запущенный Курчатовым аппарат представляет собой конструкцию, целиком добытую (в чертежах, схемах и образцах используемых в ней материалов) нашей разведкой в США, где ее абсолютная копия, а точнее, первый в мире экземпляр, была запущена еще в конце 1942 года. Во-вторых, весь уран, используемый в конструкции нашего котла, получен доктором Н. Рилем и коллективом руководимых им немецких специалистов на заводе № 12 в Электростали по технологиям немецкой фирмы «Ауэргезель-шафт» на вывезенном из Германии оборудовании.
Но победителей, как известно, не судят, и никто славой с немецким ученым делиться не собирался, хотя по этой же технологии Риля позднее в Электростали будут получены первые партии металлического урана для первого советского уран-графитового котла на Урале.
Часть XV. В поиске технических решений
Как и в прежние годы, в летописи 1946 года остается немало событий без конкретной привязки ко времени. Что не умаляет их значения в советском атомном проекте. Вот лишь некоторые из них.
Спецкомитет принимает решение об организации лаборатории Б, куда одним из первых переводится уже упоминавшийся нами в начале рассказа бывший советский невозвращенец, радиобиолог и генетик Николай Владимирович Тимофеев-Ресовский. Одновременно туда направляются наши заключенные. Благодаря организаторскому таланту и гениальности Тимофеева-Ресовского, в лаборатории формируется коллектив единомышленников — талантов и самородков, состоящий из бывших заключенных советских ученых, немецких специалистов, а также советских вольнонаемных, иными словами — подлинно научная школа знаменитого генетика и биолога.
В Обнинске проф. Гейнц Позе приступает к разработке котла принципиально нового типа: на обогащенном уране и с бериллиевым замедлителем. В качестве первого шага к этой цели в декабре 1946 года принимается решение построить экспериментальный котел и задействовать ряд физических установок, включая циклотрон и генератор Ван дер Граафа.
На усиление этого коллектива из Электростали переводится (не на постоянной основе, а, скорее, с консультативными функциями) доктор Николаус Риль, назначаемый руководителем лаборатории ядерных процессов. Также в ранге заведующих лабораториями появляются еще четыре немецких ученых — бывших участников германского уранового проекта(!). Для оснащения новых подразделений из Германии в лабораторию В поступают горы научных приборов, установок и большое количество агрегатных станков, а также три вагона лабораторной посуды. За всеми этими усилиями чувствуется направляющая твердая рука генерала Авраамия Завенягина.
Но не только его одного! Среди сотрудников его управления автору удалось обнаружить талантливого оператора Галину Попову, крупного специалиста и замечательного организатора. Она вплоть до 1949 года (момента взрыва советской атомной бомбы) занималась многими направлениями: всеми коллективами немецких специалистов, заводом № 12, НИИ-9, КБ-11 и пр. Непостижимо то, что она лично участвовала и в работах по получению металлического урана, и в создании оборудования для разделения изотопов урана, и в получении тяжелого водорода. Вклад этой женщины в создание советского атомного оружия велик и не оценен по достоинству.
Именно в 1946 году в ин-статуте А проф. Макс Ште-енбек начинает работу над центрифугами, имеющими гибкие роторы различной длины. Именно в процессе этих работ немецкий гений находит и применяет несколько технических решений стратегического значения для советского атомного проекта, а именно — магнитную подвеску верхнего конца цилиндрического корпуса центрифуги и опору нижнего конца ротора на иглу диаметром 1 мм. Руководитель газодиффузионного способа разделения изотопов урана Исаак Коконин прикрепляет к профессору в качестве стажера своего ученика, который дорабатывает первоначальную конструкцию Штеенбека.
В этом году в США издаются «Теоретические основы защиты от излучения» Цимлера и Кача (двух бывших участников немецкого уранового проекта, оказавшихся в Советском Союзе). Едва об этом становится известно в Союзе, как советское посольство в Вашингтоне приобретает 10 экземпляров книги и дипломатической почтой переправляет в Москву. Труд переводится и обсуждается в ПГУ.
На физических установках атомного проекта (прежде всего вокруг котла Ф-1), по инициативе профессора Радиевого института АН Николая Перфилова, вводится контроль уровня облучения персонала с помощью радиационных фотодозиметров. Это, вне всяких сомнений, большое достижение! Можно утверждать, что в этом году вопросы радиационной безопасности в системе атомного проекта еще не были самыми актуальными. Как подтверждение этому: в 1946-47 гг. в системе насчитывалось только 140 больничных коек и 8 медсанчастей, а в 1966 году только в стационарах Минатома будет 12 тыс. койко-мест.
