Так что же там на самом деле произошло? Вопрос требует прояснения.
О ту пору среди размножившихся наследников Чингисхана началась грызня и усобица, как это ранее случилось на Руси среди без меры расплодившихся русско-варяжских князей. Между наследниками шла подковерная и открытая борьба за трон, и в этой мутной воде всплыл наверх усилившийся воевода Мамай. Он был инородцем в Орде, в его жилах не текла кровь Чингисхана, поэтому с точки зрения ордынцев никакой легитимностью он не обладал и сесть на ханский трон не мог. Но ему очень хотелось! Поэтому Мамай посадил на ордынский трон свою марионетку — Абдуллу, одного из наследников Чингисхана.
Мамай, играя подставной фигурой Абдуллы, чья несамостоятельность ни для кого не была секретом, объявил своим врагам войну. Ничего иного ему не оставалось: ханы Большой Орды притязаний Абдуллы (читай Мамая) не признали, и началась многолетняя гражданская война внутри великой империи. Узурпатору Мамаю пришлось воевать аж с девятью ханами Большой Орды. Военная удача была переменчивой; Мамаю удалось продвинуться до Волги, и он даже несколько раз брал ордынскую столицу — Сарай, но потом оставлял ее.
Понимая, что в империи его никогда не признают ханом, Мамай в поисках союзников обратил свой взор на запад, к родным христианам, и задружился с Европой — с Великим княжеством Литовским, Генуей, Венецианской республикой (имея в своем улусе Крым, где издавна были греческие и римские колонии, ему было нетрудно наладить торговые и политические связи с Апеннинским полуостровом).
За всей этой бучей внимательно смотрели из святой Руси соперничающие князья, каждому из которых хотелось урвать ярлык начальника Северного улуса и право собирать с русских дань для татар, чтобы часть потока, как водится, прилипала к ладоням.
На Москве о ту пору сидел князь Дмитрий — потомок Александра Невского. Он сел на московский трон будучи подростком, и потому Московской Русью правили совсем другие люди — бояре и опекун Дмитрия митрополит Алексий. Последний, как яркий представитель своего сословия, являлся твердым сторонником Золотой Орды. Он был лично дружен с ордынским ханом Джанибеком, а когда последний отправился пить кумыс в небесные степи и в Орде началась дележка наследства, перед митрополитом встала нелегкая задача — кого поддержать, кому продаться повыгоднее…
Решал именно он. Он и бояре. Потому что, по свидетельству современников, князь Дмитрий, которого наша официально-школьная история для младших и старших классов рисует решительным и отважным богатырем, был парнем робким, богобоязненным, стыдливым, к тому же весьма грузным, трусоватым да еще и весьма некрепкого здоровья (он отдал богу душу в 39 лет).
Поначалу Москва пыталась одной задницей усидеть на двух стульях, приняв ярлык на великое княжение и от Мамая, и от его главного соперника — хана Мюрида. Но подобного двойного крышевания ни одна банда не потерпит! Не потерпел и Мюрид. Кто такой Мамай? Самозванец, прикрывшийся отроком чингизовой крови! Огорченный донельзя такой неэтичностью со стороны Москвы, Мюрид взял и выдал тогда ярлык на великое княжение другому русскому князю — Дмитрию Суздальскому. Однако тот долго на великокняжеском престоле не просидел: Москва не собиралась отдавать свои привилегии. Московский Дмитрий явился во Владимирский край, где сидел его тезка с мюридовым ярлыком, и опустошил земли русские не хуже татарина.
Затем последовала серия жестоких войн между Москвой и Рязанью, Москвой и Тверью, Москвой и Великим княжеством Литовским. Параллельно в Орде шли свои разборки — до тех пор, пока там не усилился хан Синей Орды Тохтамыш, который решил положить конец распрям и наказать вконец оборзевшего самозванца Мамая.
Москва, увидев, что в Орду наконец пришел настоящий Хозяин, делает окончательный выбор — решает порвать с Мамаем и поставить на сильного. На Руси официально провозглашают Тохтамыша «ордынским царем». И автоматически становятся врагами Мамая.
Так что, разбив ордынского самозванца Мамая на Куликовом поле, Дмитрий Донской на самом деле выступил на стороне Орды. А вот Мамай, как ни парадоксально это звучит, выступил против Орды на стороне Запада. В его рядах воевали не только католики-фряги; на помощь к Мамаю вышли войска Великого княжества Литовского, однако к битве, к сожалению, тоже не поспели… Пара необходимых слов об этом княжестве. Пусть вас не пугает слово «литовское». Литовцы, в отличие от эстонцев, принадлежащих к финно-угорской группе народностей, — балтославяне, издавна поселившиеся, как видно из названия, на берегах Балтики. И, начавшись с территории современной Литвы, упомянутое выше славянское государство — Великое княжество Литовское — постепенно разрослось до огромных размеров. Оно раскинулось на территории современных Белоруссии, Литвы, Латвии, части Польши, Украины, Эстонии и России.
В Великое княжество Литовское входили Брянск, Киев, Курск, да и Смоленск был, по сути, его подвассальной территорией. На большей части Великого княжества Литовского жили православные и говорили по-русски. Более того, делопроизводство в Великом княжестве тоже велось не на литовском, а на западно-русском языке. Великое княжество претендовало на объединение русских земель точно так же, как и княжество Московское. Только Москва при этом опиралась на Орду, а Великое княжество ориентировалось на Европу (один из первых князей Великого княжества, принявший католичество, был провозглашен папой римским литовским королем и влился таким образом в семью европейских народов).
В описываемое время Московское княжество воевало с Великим княжеством Литовским из-за Твери: каждый желал включить Тверское княжество в свою орбиту. И если сказать по-честному, Тверь «принадлежала» Западу, поскольку литовский князь Ольгерд был женат на сестре тверского князя Михайлы. Тверь тянулась на Запад, а не к Москве. Но разве Москва может упустить такой лакомый кусок?..
Трудно сказать, как сложилась бы судьба России, если бы тогда победили не ставленники Орды (московские князья), а ориентированное на Запад Великое княжество, которое с Ордой вело успешную войну (например, задолго до Куликовской битвы войска Ольгерда разбили трех враждебных Мамаю ордынских ханов в так называемой битве на Синей воде). Мы жили бы сейчас совсем в другом мире. Менее «татарском». Ведь, по сути, ориентация Москвы не на Европу, а на Азию и победа Орды на Куликовом поле над «западником» Мамаем уничтожили для Руси второй шанс сделать шаг в Европу (первый, как мы знаем, загасил ордынец Александр Невский). Что было бы, победи тогда Мамай с Ольгердом и подгреби они под себя Московские земли? Мамай был врагом Орды и союзником прозападного Великого княжества Литовского, включавшего в себя уйму русских земель. Справился бы с объединенными силами Мамая, Москвы и Великого княжества Литовского хан Тохтамыш, если бы победивший Мамай сел на московский трон?[3] Да и Новгородская республика, к тому времени еще не разоренная Москвой и в силу своей «торговой специализации» всегда тяготевшая к Западу, не осталась бы в стороне от этого союза, о несбыточности которого нам теперь остается только жалеть. А ведь могли бы шагнуть в Европу, расплатившись в конечном счете малым — православием.
Но, увы! Татарский деспотизм, который степняки насаждали везде, где появлялись, отлично прижился в русских землях «московского розлива» и был взят русскими правителями за основу, что отмечается многими историками. Тут самое время вспомнить о ненадолго забытом нами специалисте по русской истории Ричарде Пайпсе, который, говоря о вотчинном характере власти в России, отмечает: русских очень обижают ссылки на то, что многое в их стране до сих пор остается как при татаро-монгольском иге. Но факт остается фактом: «Какой образец для подражания избрали московские князья, добивавшиеся самодержавной, имперской власти? Они были знакомы с двумя образцами — византийским василевсом и монгольским ханом… [Но] византийский образец сделался известным на Руси почти исключительно через посредство духовенства и церковной литературы. У Москвы не было прямых дипломатических или торговых связей с Константинополем и потому не было возможностей узнать, что представляет собой тамошний монарх и что он делает… Если мы хотим узнать, где Москва обучилась науке царствования (не как некоего идеала, а как реально действующего института), нам следует обратиться к Золотой Орде».
О том же сообщали не только современные историки, но и простые европейские путешественники, которым довелось посетить Русь. Вот, например, какие заметки оставил прусский дипломат Иоганн-Готхильф Фоккеродт: «То была их беда, что правила они должны были взять у старинных своих победителей и владык, татар Золотой Орды, у коих заимствовали и все прочие учреждения… Естественно, вышло не что другое, а только усвоение русскими такого образа жизни у татар, какой для иностранцев, приезжавших в Москву, необходимо должен был казаться варварским и зверским…»
