По всему, чего не обойти, –
Расскажи, душа, об этом мире
Тем, кто призадумался в пути.
Расскажи о родине и боли,
О последних смыслах мировых,
Передай привет с далёкой воли
В переулках гулких и кривых.
Не суди, – ведь и тебя жалели,
И несли порою на руках.
Где рубцы на совести и теле,
Там и правда в жизни и в строках.
Улыбнись, душа, небесным светом
Затопляет мостики твои.
Расскажи, как просто быть поэтом!
Оттолкнись, доверься – и плыви!
* * *
Как стонут морские сирены!
Над клочьями розовой пены,
Над жизнью смешной и мгновенной,
Бесшумной, как тень мотылька...
А где-то в соседней вселенной
Лежит, улыбается пленный.
Простой жизнерадостный пленный
Без глаз, головы, языка.
Вечерний час
Закат скользит над соснами, над кромкой.
И сизый сумрак следует за ним.
Над родиной печальной и негромкой
Вечерний час – недвижим и храним.
Лишь плеск реки да жалобы кукушки
Ещё тревожат сумерки мои.
Но дальних сосен алые верхушки
Уж не томят предчувствием любви.
Какой-то новой тишиною полный,
Я каждый день Тебя благодарю.
И всё сильней, таинственнее волны
К незримому несутся алтарю.
И в этот час, как будто в час последний,
Седое море настигает нас,
Чтобы судьбу мою с судьбой соседней
Соединить – хотя б на этот час.
Теги: Алексей Шорохов , современная поэзия
Михаил КРУПИН
* * *
Жизнь и смерть летят по свету -
Никого на свете нету,
Только яблони в цвету[?]
Остальное населенье
Не имеет отношенья
Ни к Яриле, ни к Христу.
Всех людей с земли убрать бы,
Отменить суды и свадьбы,
Сесть и выпить в честь Земли!
Человеку выдать тело,
Чтоб душа чудила, пела…
Только нету человека,
Всюду змеи, муравьи…
Жизнь и смерть летят по свету –
Никого под ними нету,
Или просто на лету
Не рассмотришь человечка?
Только белочка, овечка,
Только яблони в цвету…
* * *
В колодец звёздочка летит,
Очнулся – сел на лавке Тит…
Как будто голос из-за моря
Знакомый, мать его етит.
Как будто говорит Москва,
Как будто вся родня жива,
Как будто русскую державу
Опять признала татарва!..
А голос рвётся и поёт,
На речке снег, по веткам лёд,
Броня крепка и танки быстры,
– Восстань, урод! Служи, урод!..
Служи за сахар, за тепло,
Чтоб сердце не перемело,
Не выстудило воровато...
Но если брат пойдёт на брата,
Стрелять купчишек мы не будем.
(А то и стрельнем, коль чего)…
В колодец канула звезда,
Остыли в поле поезда…
И только голос поднебесный,
Победный, ватный, честный,
местный… –
Лишь на мгновение умолк:
Вползает под калитку волк.
* * *
Вот и вошла забота
сквозь кружево теней.
И жизнь есть совесть. Что ты
ни напиши о ней…
А думалось – всё просто:
мол, "рысью как-нибудь",
приятельские звёзды
покалывают путь.
И безмятежен Будда…
Но светел – Серафим.
А твой сынок как будто
тобою не любим.
Земля твоя продрогла
и тяжела, как яд.
И волны бьются блекло.
И звёзды не горят.
ЗА СТАРИКОВ
Шли они и Нижний освещали,
Нет их – снова это город-ад,
Что бы здесь народу ни вещали,
Всё пойдёт кругами, наугад.
Потому что нет такого звука,
Нет такого поля впереди,
Что без них запело бы в груди,
Чтобы гарью не взошла разлука,
Потому что нет такого звука
Даже в церкви, чтобы остерёг,
Чтобы хоть один из нас – соседей,
Внуков их, учеников, медведей… –
Хоть один не выждал верный срок
И не разорвал врага их с хрустом,
Род его не выжег в городах…
И не откопал в слепых скирдах
Девичий ларец
со счастьем русским.
БИТВА В БРЕДУ
Когда я болел недавно,
Мне заложило уши:
Кони бились в затоне,
Фыркая в дым кадил.
Жена сказала: не слушай,
А мать молчала бесславно,
И что им – иконы и кони,
И камыши на груди?
Что им иконы да кони?
Они говорят: «Это ветер.
Сиди, коротай с нами вечер,
Меды в этот год не пьют.
Уж месяц сразился с мглою,
Уж кони ржут за Сулою,
А если не ржут там кони,
Камни там вопиют».
Встал я, больной и вольный,
Мать обнял и супругу:
Простенького родства бы –
Нету его и всё.
Русские мы друг другу,
Всем нам за землю больно.
Пойдём, больные и бабы,
Солнце своё спасём.
Теги: Михаил Крупин , современная поэзия
Фигль-Мигль. Волки и медведи: Роман. - СПб.: Лимбус Пресс, ООО "Издательство К. Тублина", 2013. – 496 с. – 3000 экз.
Саморазоблачение произошло в питерской «Астории», где его назвали лауреатом премии «Национальный бестселлер». Нашла-таки своего героя награда, ведь ещё в 2011-м Фиглю прочили победу, но тогда всех конкурентов растолкал вездесущий Дмитрий Быков со своим «Остромовым». В нынешнем сезоне фаворитом считался Максим Кантор, но жюри, видимо, решило, что таким тяжеловесам в бестселлерах ходить не к лицу – пусть дождётся своей «Большой книги».
Кого только не назначали в фигли-мигли! Звучали самые разные версии, а оказалась им некая Екатерина Чеботарёва из Северной столицы. Раскрыла инкогнито, а чего ради? Вот талантливый Дмитрий Бакин, автор «Страны происхождения», не захотел светиться – так его никто и не увидел. Или тот же Пелевин. А Фигль-Мигль не очень-то и долго держал читателей в неведении. Неужели продажи пошли на спад и надо вновь чем-то привлечь покупателей? В общем, ничего, кроме раздражения, этот плохо срежиссированный «культ» не вызывает.
Пока критики гадали, кто скрывается за псевдонимом, загадочный автор работал не покладая пера: друг за другом вышли романы «Щастье» и «Ты так любишь эти фильмы», а недавно и новое «щастье» привалило – «Волки и медведи», продолжение дебютной книги.
Часто автор с эпитетом «культовый» оказывается «калифом на час». Тут же напрашивается вопрос: будет ли роман вообще прочитан? Не в тусовке, а неискушённым читателем. Банкир и фермер, рабочий и учитель, домохозяйка и продавщица – купят ли они эту книгу? Если продолжится активная кампания по раскрутке автора, то да, тираж раскупят, возможно, допечатают, но что потом? Нет, не забвение, но угасание – не таланта, но известности. Ведь если говорить без обиняков, ничего выдающегося в тексте женщины в тёмных очках нет. Беззубая, местами вопиюще схематичная антиутопия с зачатками сатиры. Грамотный текст. Даром, что автор – филолог. А вот с сюжетом – швах. «Волки и медведи» ближе к подземной саге Глуховского, чем к гениальным прозрениям Замятина и Платонова. Перед нами не литература идей, а скорее, литературный кунштюк, виртуозная поделка в манере Славниковой или Толстой. Слишком «литературный» продукт, «для своих, для тех, кто в теме». Но по прочтении понимаешь: ни уму ни сердцу. То, что Россию ожидает распад на удельные княжества, возвращение к варварству и междоусобицам – это вряд ли кого поразит, подобным футурологическим пессимизмом Сорокин в «Дне опричника» и «Сахарном кремле» уже пытался заразить читателя. Поэтому нельзя не вспомнить фразу Льва Толстого, сказанную по поводу произведений Леонида Андреева: «Он пугает, а мне не страшно». Мир Фигля-Мигля не ужасает, потому что при всей своей мрачности не убедителен, героям не сопереживаешь, потому что они на самом деле только маски (недаром почти у всех клички вместо имён), высказывания их – сплошь трюизмы, выдаваемые за нечто глубокомысленное. Ко всему прочему в тексте превышена концентрация сарказма – авторское хмыканье в любых ситуациях в итоге просто надоедает.
Картина апокалиптического мира проста: Питер в роли города – метрополии с полунезависимыми провинциями – Автово, Финбан, Охта, – в которых бесчинствуют анархисты, киллеры, менты, контрабандисты, наркоторговцы и отмороженные литераторы. Вот и вся ойкумена. А за её пределами – варвары, волки да медведи. И вот Канцлер Охты, вознамерившийся объединить под своей властью разрозненные территории, превратить конгломерат квазигосударственных образований в империю, начинает претворять свои честолюбивые планы в жизнь, для чего нанимает экстрасенса Разноглазого (это и прозвище, и физическая особенность героя). Сюжет как старый автобус – много дыма, а перевезти героев из точки А в точку Б не может, буксует в каждой луже. Преследует Разноглазый призрака-маньяка Сахарка, отбивает жену у питерского сановника, торгуется с Канцлером Николаем Павловичем относительно вознаграждения, сидит в тюрьме, рефлектирует в квартире, дискутирует с филологом Фиговидцем, но кажется, будто ничего не происходит, так, какие-то возня и болтовня. Пока следишь за приключениями Разноглазого, за пререканиями его разномастных спутников, за интригами выродившейся элиты, ловишь себя на мысли: а дальше-то что, к чему ведёт автор?
