Литературка Литературная Газета - Литературная Газета 6457 ( № 14 2014)

Да и мы с тобой тоже так-сяк.

Тучка прячет колдовку-луну.

Опускается полночь на плечи.

Нам с тобою – далече, далече,

На две тысячи лье в глубину.

* * *

И было на земле смертельно тихо,

И первый человек чинил копьё.

И всюду Бог был и, как лис-марвихер*,

Все смыслы прятал в логи да репьё.

И было на земле новорождённо.

И первый человек не ведал слов.

Но стратосфера билась учащённо,

Когда мычал он между лопухов.

И было на земле росисто рано.

А первый человек уже страдал

От боли, соловьиного сопрано

И красоты, которой пах сандал.

___________

*Вор.

* * *

Ветер бродит-колобродит,

На детишек страх наводит:

Спать пора, ребята, чу:

Вот метель заносит дрожки,

Холодит чертятам рожки

И качает каланчу.

Домовым не спится тоже:

Их в трубе пурга тревожит,

Им ребята пятки жгут.

Эх, февральская позёмка,

Вей берёзку как тесёмку.

Вон с огнём идут.

Застели им очи тальком,

Снежным тальком, сыпким тальком,

Неповадно чтоб.

А огонь валится в хату

Снеговито, слеповато

И крестит свой лоб.

Хуртовинно на деревне.

На луне, как на царевне,

Полог белощёк.

Спят ребята, домовята,

Бог на землю сыплет вату,

И мычит телок.

Теги: современная поэзия

Владимир Войнович. Трибунал. - М.: Эксмо, 2014. – 256 с. – 5000 экз.

У Владимира Войновича теперь есть интернет. Этот радостный вывод сделает читатель, знакомясь с новой книгой "Трибунал". Войнович знает всё-всё про петиции, блоги, актуальные новости и форумную активность. С форумов и из новостей можно почерпнуть много шуток. Писатель терпеливо почерпывает. Старательно пародирует. Немножко фильтрует. Не очень тщательно, ведь такова сама жизнь в её российском однообразном течении: неправый суд – народный бунт – пьянка со смешным иностранцем – отдать концы – шлите смс – поезд уплывает в Америку. Шутки по рублю кило, в лучших традициях нового рязановского кинематографа 90-х годов.

А ведь начинается всё всерьёз, строго по Кафке. Абсурдное судилище, пугающее бессмысленностью и бесповоротностью. Случайный человек, попавший в сети и бьющийся, что твоя бабочка. Мертвящий суконный язык делопроизводства. Корявые смеховые пируэты. Надобно быть человеком немецкой культуры, чтобы скрупулёзно довести этот процесс до логического завершения, чтобы у читателя ледяная оторопь не сходила ещё три дня. Надо быть Андреем Платоновым, чтобы читатель над котлованом скрючился и встал на коленки и разогнуться не мог[?]

Но у Войновича то, что закручивается как дела и ужасы Кафки, очень быстро начинает напоминать незабвенную книженцию Мариэтты Чудаковой «Дела и ужасы Жени Осинкиной». Так и ждёшь, что из-за поворота выедет генеральская «Волга» и умчит всех юных и внушающих надежду по бескрайней и унылой среднерусской лесостепи в сияющую даль (окей, раскроем карты: почти так оно и будет). Слог писательский начинает бодро пружинить шаг, на глазах превращаясь в подтянутого комсомольца. Вот как выражается молодой и перспективный Жорик, сожалеющий, что папа его – бесчестный чиновник: «Отец лишил возможности гордиться своей фамилией меня и всех Мешалкиных. А ведь на свете есть много хороших, и даже очень хороших, Мешалкиных. Которые честно работают, не воруют, не берут взяток, не состоят в Государственной думе. И что, они все теперь должны стыдиться своей фамилии? И мне придётся всю жизнь жить с этой фамилией».

Этот пассаж найдёт отклик в сердце читателя. Читатель просто не сможет не посочувствовать тем несчастным, кому выпало на роду жить, например, с фамилией «Чубайс». Не говоря уже о множестве очень хороших Кудриных, или Немцовых, или Шендеровичей, которые наверняка есть на свете. В чём их вина? Да ни в чём. И что, они все теперь должны стыдиться своей фамилии?

На глазах у изумлённой публики мрачный фарс а-ля Кафка, нагнав страху, превращается в какую-то простецкую веселящуюся бяфку. Кстати, самое время запустить смешную шутку. Например: «Я похож на того, кто ездит в Турцию? Там уже столько наших! Везде русская речь: сэйл, шопинг, хау мач». Но не будем чрезмерно привередливы. В двух новых пьесах Войновича действительно встречаются неплохие остроты и целые забавные страницы. Вот только почему они выглядят как идеальные сценарии для юморесок в «Комеди Клаб»? Там ведь тоже попадаются очень неплохие скетчи.

Спаиваемый иностранец – смешной. Продажный чиновник – продажный и смешной. Хохол, прыгнувший из шофёров в бандиты, а из бандитов в олигархи, – смешной тоже. С хохлом, правда, проблемка: то он говорит как сельсоветский Мыколка, а то – так речисто и чисто, прямо как Николай Добролюбов. И непонятно, почему такая стилистическая перемена. Загадка. Надо сказать, главная загадка книги. Потому что со всем прочим всё очень скоро становится совершенно ясно. Будет русский бунт, бессмысленный и беспощадный, и все хорошие уедут на белой машине в голубую даль, которая условно обозначена на глобусе как «Америка». Именно эта умилительная прямота сакральных смыслов роднит позднего Войновича с поздним Эльдаром Рязановым, с той разницей, что последний ещё тасует колоду любимых актёров. А ведь писатель хотел, он правда хотел как лучше. Чтобы Жорик вырос хорошим, отринул дурную наследственность и женился на Свете. Чтобы чиновничья дочка предпочла бедного поэта (говорят, хорошего, но тут уж придётся поверить без доказательств). Войнович даже сделал это – пусть пунктирно, наспех, но практически сделал: поженил всех хороших, зачеркнул неправильную наследственность, вписал правильную, ввёл изрекающего пророчества Барда-резонёра. Однако вот ведь какая штука. Счастье не капсулируется. Оно вынуждено расцветать посреди людей грубых. Бессмысленных. Беспощадных. У счастья нет шанса в этой подчёркнуто недружественной среде, нарисованной бескомпромиссными мазками авторитетного диссидента. Комсомолистый слог шаркает ногами по-стариковски. Он всё ещё прям, он выглядит вполне, у него и зубы все на месте, он вполне может покусать на злобу дня, но он не знает, куда идти, и мыкается, и нарезает круги, словно пластинка, отыгравшая в патефоне…

Может быть, дело в том, что старики не должны перекладывать все надежды на молодых, а смыслы – на бардов-резонёров. Поступая так, они выбивают опору из-под времени и обесценивают собственное существование.

Теги: Владимир Войнович. Трибунал

80 лет Льву Аннинскому

Знаменитый критик, литературовед, издавший более 30 книг и напечатавший 5 тысяч статей, автор ярких литературных телепрограмм ("Серебро и чернь", «Медные трубы», «Мальчики державы»), неоднократный обладатель премии Тэффи, он однажды стал[?] архивариусом! Отложив дела литературные, Лев Александрович несколько лет донимал своих близких и дальних родственников расспросами, изучал документы, свидетельствующие о прошлом его большой семьи, а потом создал трёхтомную эпопею - «Родословие». О том, как история нашей страны воплотилась в судьбах его близких. Книги эти предназначались только для семьи. Но читали и зачитывали их многочисленные друзья разветвлённого семейства Аннинских. Они-то и вынудили Льва Александровича издать в 2005 году в издательстве «Вагриус» один том – «Жизнь Иванова». Для всех. Про отца Александра Иванова-Аннинского, про его казачьи корни. Про то, откуда и как произрастала в начале прошлого века новая русская интеллигенция.

А самый первый текст Льва Аннинского появился в 1956 году в университетской многотиражке – рецензия на громкую публикацию романа Владимира Дудинцева «Не хлебом единым». Потом были трудная журнальная жизнь, страстное желание понять каждого пишущего, близкое знакомство с суровой дланью неумолимой цензуры, попытки оставаться самим собой, не примыкая ни к каким «движениям» и «партиям». Из-за такой – кабальной! – установки выработалась в нём невероятная работоспособность, результатом которой явились замечательные книги, ставшие учебным пособием для молодых литературоведов: «Ядро ореха: критические очерки», «Тридцатые-семидесятые», «Лесковское ожерелье», «Три еретика: повести о Писемском, Мельникове-Печерском, Лескове», «Какая Россия мне нужна», «Век мой, зверь мой»… И множество других. Перечислить – газетной страницы не хватит.

О том, как работает критик Аннинский, читающий горы выходящих сейчас книг, рассказал в своих мемуарах писатель Руслан Киреев, вспомнив: в конце 70-х Лев Александрович, взявшийся за статью о только что опубликованном романе Киреева, попросил представить ему ВСЁ написанное этим автором. А несколько лет назад и я убедился в неукротимой скрупулёзности Аннинского: перед тем как писать предисловие к моей новой книге, он, прочитав рукопись, потребовал у меня подробнейшего рассказа о себе с документально точными фактами биографии.