что никто не может прикрываться депутатским удостоверением, когда речь идет об ответственности за беззаконие, ибо депутат — лицо, которому избиратели и поручили защищать их законные интересы, интересы государства.
Можно предположить, что у преступников теплилась надежда и на крайнюю запутанность документации, что помешает изобличить особо крупные размеры хищения и поможет свести все к небольшим суммам. Полагали, что тем, кто будет проверять — ревизорам, инспекторам, следователям — не осилить всей кучи бумаг. Не случайно в период следствия на вопрос, признают ли себя виновными, Удицкий и Лавров отвечали: «частично». «Частично» потому, что полученные за приписанное молоко деньги они присваивали не все, большую часть будто передавали Ивченко. Но зря крутили преступники. Каждый факт удалось выяснить, установить степень виновности, размер причиненного ущерба и количество похищенных средств. Только одних свидетелей было около 400. Судебно-бухгалтерская и почерковедческая экспертизы помогли следствию установить правду.
Одним словом, случившееся дает повод для серьезных размышлений. Можно и нужно, не прибегая к неправомерным обобщениям, крайностям, перегибам и шараханиям, сделать должные выводы: не порхать по поверхности явления, а копнуть глубже, добраться до причин преступления и разработать действенные меры предупреждения их. К этому призывают нас решения партии, требования сегодняшнего дня. Незаконным сделкам необходимо поставить надежный заслон, правовой, экономический, моральный. Бесхозяйственность и разбазаривание народного добра не могут быть терпимы.
ПРОХОДИМЦЫ НА КОЛХОЗНЫХ ПРОМЫСЛАХ
История, представшая перед судьями, не являла собой такой уж запутанный детектив. Обыкновенное дело, каких, к сожалению, бывает немало. Простой, как говорится, сюжет. Несколько проходимцев в течение длительного времени на глазах у многих и с ведома представителей местных органов власти безнаказанно обирали колхозные кассы. Они выдавали себя за всесильных добытчиков дефицита, за людей, повсюду уважаемых и почитаемых, за бескорыстных радетелей колхозного крестьянства, только и мечтающих облегчить его нелегкий труд и украсить быт. Заявляясь невесть откуда, небрежно бросали на стол мандаты и удостоверения, отпечатанные на глянцевой бумаге бланки, на которых, словно знаки непреходящей надежности, красовались печати и штампы. И выглядели при этом как сама респектабельность, представительность, само благородство. Их, упаси боже, нельзя было даже заподозрить в мелочности или там в меркантильности.
Конечно, проявляя готовность помочь, они должны потратиться, а денежки любят счет. Труды праведные и всякие там командировки, беседы с нужными людьми и не за пустым столом требуют расходов. Но это лишь самая малость по сравнению с теми большими выгодами, которые получают колхозы.
Некоторые из председателей колхозов в подобных ситуациях почему-то вдруг теряются, превращаются в простаков и легко дают обвести себя вокруг пальца. Их немного таких, безбрежно доверчивых, но они есть, и без тени сомнения открывают «залетным птицам» доступ к колхозным счетам и кассе.
В данном случае хищения происходили в колхозах Воронежской области, хотя задуманы были людьми, живущими за тридевять земель, в другой республике. Впрочем, место действия не имеет значения, ибо эти люди готовы были осуществить преступный план на любой другой территории, лишь бы нашлись охотники им посодействовать. А поскольку связи и желающие помочь нашлись именно на воронежской земле, то деляги обосновались для осуществления своей миссии они не увольнялись с работы, не брали длительного отпуска за свой счет, поскольку Наджария и Кабидзе вообще нигде не трудились. Обоим было уже далеко за сорок, оба обладали дипломами об окончании вузов, но ни тот, ни другой не спешили приносить обществу пользу по избранной им специальности. Трутни по природе и убеждениям, они со свойственным этой категории людей презрением смотрели на тех, кто честно отрабатывал заработную плату, вел порядочный, законопослушный образ жизни. Укладываться в рамки трудового семейного бюджета, стеснять себя в желаниях Наджария и Кабидзе не хотели. Они стремились к роскоши, богатству. Хотелось жить так, чтобы, к примеру, небрежно оставить официанту на чай крупную купюру, слетать в Москву и провести время с не очень разборчивой женщиной. Мечтали иметь, как каждый уважающий себя делец, собственную «Волгу», для шику украшенную хромированными цацками. Ну, еще дачка, гараж. Дальше фантазия, несмотря на высшее образование и даже некоторую начитанность, не простиралась.
Слоняясь без дела, они и задумали операцию, ради которой ринулись в Воронежскую область. Кабидзе поначалу слегка испугался — не попасть бы на скамью подсудимых. Но Наджария поднял будущего компаньона на смех: какой же он после этого мужчина, если боится не сумы (сумой Наджария называл жизнь на одну зарплату), а тюрьмы. И минутное колебание Кабидзе исчезло. Его причиной была не совесть, а элементарная трусость, которая старается себя не показывать перед сообщниками, а, наоборот, моментально превращается в свою противоположность. И вот уже трус хорохорится, пытается выпячивать грудь, держится этаким смельчаком, выдает прежнюю стыдную боязнь за продуманную осторожность.
Словом, сговор состоялся, и каждый из новоявленных «фирмачей», как они себя называли, внес в задуманный бизнес свою долю пая: ведь им предстояло создать нечто вроде частного предприятия и пустить для этого в оборот определенную сумму, тем более что нужно было еще понести некоторые орграсходы на «полезных людей».
Весьма для них полезным в Воронеже оказался Горенко, преподаватель местного лесотехнического института, — личность, примечательная во всех отношениях. Кандидат экономических наук, отец семейства, он почти всю сознательную жизнь, а особенно в последние пять-шесть лет играл две роли. На людях и даже дома — он человек в науке, для которого все кроме книг, ученых записок и кафедральных дел — пыль, суета сует. С такими, как он сам, — это свой в доску парень, готовый помочь ближнему, посодействовать, отнюдь не жулик и не прохвост. А то, что оказался в компании жуликов и прохвостов, так не потому, будто он им ровня, а исключительно из человеколюбия. Таков у него характер — приносить пользу, спешить на выручку всем без разбора.
Ему, наверное же, приходило в голову, что, в сущности, он не кто иной, как стяжатель, старающийся любым способом «зашибить деньгу», обыватель с дипломом. Так что еще одно его грехопадение было естественным и закономерным.
«Представитель науки» до того, как оказал неоценимую услугу фирме Наджария — Кабидзе, занимался взяточничеством. Неоднократно подстрекал некоторых ищущих в науке легкого пути к даче взяток якобы для должностных лиц Воронежского сельскохозяйственного института. За что? За то, что брался с их помощью раздобыть фиктивные удостоверения о сдаче кандидатского минимума. Разумеется, по установленной им же таксе, которая менялась в зависимости от финансового положения
