Парадоксальным образом пламенные борцы за Интернационал, за «мир без Россий, без Латвий», где все народы будут «жить единым человечьим общежитьем», оказались в своей национальной политике радикальными «мультинационалистами» (О. Б. Неменский), «можно сказать, что партия стала авангардом национализма нерусских народов» (Т. Мартин). «Если говорить о краткой формуле реального советского проекта, то здесь скорее нужно говорить об этнизации или национализациии социалистического, нежели о его интернационализации или деэтнизации… Реализация советского проекта шла рука об руку с созданием моноэтнических протогосударств для еще не существовавших тогда нерусских наций…» (О. В. Кильдюшов).
Советский Союз, таким образом, стал удивительной «фабрикой по производству наций», и в этом смысле его распад был «абсолютно закономерным явлением… процесс создания нации неизбежно приводит к постановке вопроса о ее суверенитете и независимости. Только добившись их, нация реализует себя, оформляется как полноценный nation-state. Распад СССР не был приостановкой, и тем более завершением действия „советской“ фабрики наций, а наоборот – ее победой, ее утверждением: с конвейера сошла основная партия новоиспеченных национальных государств… Можно даже сказать, что декабрь 1991 г. – не поражение Советского Союза, а его победа, победа заложенных в нем принципов, всего его механизма. СССР распался не из-за того, что был неэффективен (как это нередко пытаются представить). Наоборот, он распался именно из-за своей эффективности как мультинационалистического образования» (О. Б. Неменский).
Особенно впечатляюще эта нациестроительная горячка проявилась во время кампаний по «коренизации» как союзных, так и автономных республик в 1920-х – начале 1930-х гг., когда в них спешно, иногда практически на пустом месте, как в Средней Азии и на Северном Кавказе, создавались партийное и административное руководство и интеллигенция из представителей титульных национальностей, внедрялись в качестве языка делопроизводства и культуры местные наречия. К 1939 г., по подсчетам Т. Мартина, процент «коренных» в управленческом аппарате составлял, например, для Чечено-Ингушской АССР – 63,4, Чувашской АССР – 74,9, Дагестанской АССР – 71, Якутской АССР – 53, Азербайджанской ССР – 55, Таджикской ССР – 56,2, Туркменской ССР – 56,7, Узбекской ССР – 64,8, Армянской ССР – 79,6, Белорусской ССР – 81,6, Грузинской ССР – 59,7, Украинской ССР – 76,9 %. А среди писателей и журналистов: в Чувашской АССР – 82, Дагестанской АССР – 72,7, Калмыцкой – 72,7, Татарской АССР – 56,3, Якутской АССР – 62,3, Азербайджанской ССР – 62,5, Киргизской ССР – 53,2, Туркменской ССР – 54,4, Армянской ССР – 81,9, Белорусской ССР – 54,1, Грузинской ССР – 62,5, Украинской ССР – 55 %.
Мечта любого националиста – создание национальной элиты (бюрократической и культурной) – сбылась за весьма короткий срок для множества народов СССР, благодаря усилиям правивших в Кремле интернационалистов. Перед войной СССР аннексировал уже существовавшие национальные государства Прибалтики, которые в рамках советской национальной политики во многом сохранили свои особенности.
Со второй половины 1930-х союзное руководство взяло курс на поощрение «расцвета национальных культур»: активно конструировались национальные литературы, театры, оперы, балеты, кинематографы, причем, если не хватало «коренных» творцов, подключали «варягов». Так, основоположниками киргизского музыкального театра стали русский В. А. Власов и немец Поволжья В. Г. Фере (оперы «Айчурек», 1939, и «За счастье народа», 1941). Подобная «братская помощь» очень хорошо оплачивалась. Современник свидетельствует: «Ни для кого не секрет, что все столичные знаменитости приезжали в республики зарабатывать деньги, ордена, звания. Самые главные лица получали даже ордена Ленина» (Г. Ю. Бахтаров). Писатель Всеволод Иванов наблюдал в поезде, как «утешал свою жену» упомянутый выше Власов, «едущий во Фрунзе устраивать киргизскую оперу». Поскольку Киргизию «сделали 11-й союзной республикой, там, завидуя Казахстану и его театральным успехам в Москве, решили создать к 1938 г., когда в Москве будет театральная декада, – оперу и балет. Для музыкантов теперь, должно быть, здесь „золотая лихорадка“…»
Для судьбы русского национального проекта, в то время забитого и, по сути, поставленного вне закона, принципиально важна массированная украинизация Украины, окончательно откалывавшая от «большой русской нации» ее вторую по значению часть. В 1926 г. пленум ЦК Компартии Украины объявил украинизацию «одним из способов построения социализма». Уже к этому году делопроизводство в УССР было украинизировано на 65 %. В 1930 г. на украинском языке издавалось 84,7 % журналов и 80 % книг. К 1933 г. 89 % учащихся начальных школ учились на украинском языке. В 1924 г. в Киев из эмиграции было дозволено вернуться одному из столпов украинского национализма М. С. Грушевскому. Кадры культработников формировались в значительной степени из рядов националистически настроенной украинской интеллигенции, благодаря чему был создан настоящий культ Шевченко. Украинизации подверглись и некоторые русские регионы – например, Кубань и Курская область. После 1933 г. «тотальная украинизация была отменена, но и русификация Украины не началась» (Т. Мартин). В 1946 г. 70 % секретарей горкомов и райкомов КП(б)У были украинцами. Приблизительно ту же цифру видим и в 1964 г. Самостоятельность украинской национальной культуры никогда не ставилась под сомнение.
Присоединение в 1939 г. Западной Украины чрезвычайно обострило проблему радикального украинского национализма. Формально говоря, через семь веков после распада была восстановлена территориальная целостность «Русской федерации». Но на самом деле именно тогда Галичина для русского единства оказалась окончательно потерянной. Жертвы, понесенные в 1940-х гг. в борьбе с ее советизацией, Украинской повстанческой армией (УПА), поддерживаемой подавляющим населением края (по данным МВД СССР, только к июлю 1946 г. карательными органами было уничтожено более 110 тыс. «бандитов», в 1944–1946 гг. 203 тыс. человек было депортировано за пределы УССР) «дала украинскому национальному проекту целый пантеон мучеников и страдальцев-героев, о которых слагали легенды и песни» (Д. С. Павлов).
Сталин в 1930-х гг. резко затормозил «коренизацию», которая стала уже представлять потенциальную почву для сепаратизма, но не остановил ее совсем, и она пусть не такими быстрыми темпами, но продолжала осуществляться, что привело в 1970-е к окончательному закреплению власти местных элит в союзных республиках. Показательно, что, когда в декабре 1986 г. Центр попытался сменить на посту первого секретаря ЦК Компартии Казахстана казаха Д. Кунаева на русского Г. В. Колбина, в ответ в Алма-Ате произошли организованные выступления казахов с использованием насилия, и Москва была вынуждена отступить – уже в июне 1989 г. на место Колбина пришел нынешний казахский президент Н. Назарбаев.
Интересно свидетельство о недавнем прошлом современного философа и публициста О. В. Кильдюшова (1972 г. р.): «Я родился и вырос в Северном Казахстане, на целинных землях с преимущественно русским населением (например, в Кустанайской области казахи составляли лишь 12 % населения), и там в 70—80-е годы реализация принципа коренизации, то есть казахизации, in concreto выглядела следующим образом: все статусные, представительские и иные социально престижные позиции занимались кадрами из числа „коренного населения“, причем явно непропорционально их доле в общей структуре населения региона. Особенно это было заметно в органах власти, а в правоохранительных органах существовал такой дисбаланс, что даже родился такой анекдот: в школе проходит День дружбы народов. Учительница требует, чтобы школьники пришли в традиционной одежде своего этноса. На что маленький казах замечает: „А где я возьму такую маленькую милицейскую форму?“»
«…Федерализм советского типа имел своей целью максимально обезопасить государство от лишенных прав русских, поставив их под двойной контроль – Коммунистической партии и этнических меньшинств» (П. В. Святенков). Формирование в национальных республиках этнократических режимов низвело живущих там русских на положение граждан второго сорта. «Брошенные в политически слаборазвитую киргизскую массу лозунги борьбы с колонизаторством подхватываются туземными кулаками, баями и монапами в целях разжигания национальных страстей и развития в массах национальной ненависти против русских. Политработа в области слабая, вследствие чего агитация баев и монапов пользуется успехом», – сообщалось в сводках ГПУ 1922 г. по Пишпекскому уезду.
В начале 1920-х в Казахстане русских просто сгоняли с занимаемых ими земель и вынуждали покидать край, русское население которого только с 1920 по 1922 г. сократилось на 20 %, а русские пахотные угодья уменьшились более чем в два раза. Курировался этот процесс, провозглашенный казахскими властями «малым Октябрем», особыми карательными отрядами. Согласно одному из отчетов ОГПУ, за один только день «на мороз было выброшено целое поселение [Юрьев], насчитывающее от 500 до 600 дворов». Оставшиеся в Казахстане русские сетовали: «Тут у нас некуда пойти с жалобой: придешь в милицию – там киргиз, придешь в ГПУ – опять киргиз, придешь в местный совет – снова киргиз». В 1926 г. один из высших чинов ОГПУ Я. Х. Петерс назвал русских в Казахстане «вечно преследуемыми». Та же судьба постигла терских казаков на Северном Кавказе – было депортировано примерно 15 тыс. человек, их земли передали горцам.
