Моя работа состояла в обслуживании космо-очистителей. Всего было изготовлено порядка шестидесяти крупногабаритных установок для наружного монтажа. На их основе позже стали делать очистители для помещений и аппараты, в которых использовался активированный уголь. На нас лежало техобслуживание всей этой техники. А это было посложнее, чем ее изготовление. Проблем хватало – то утечка жидкости, то неисправный мотор, то еще что-нибудь.
Космо-очистители стояли в Сатиаме № 7, то есть на заводе, где получали зарин?
У меня не было допуска туда. Если б был, я точно не сидел бы здесь сейчас.
В тот самый день – 20 марта 1995 года – я находился в Камикуисики, в Сатиаме № 2, и ждал, когда явится полиция. Мы уже знали, что это произойдет. Кажется, с нами еще было несколько журналистов. Девять утра, полиции все нет. Я подумал: «Значит, не сегодня», – и пошел работать. Включил радио – передавали, что в токийском метро что-то случилось. Вообще-то слушать радио нам запрещали, но я все равно слушал (смеется). Обсудив новость с приятелем, мы решили: «Опять на "Аум" начнут сваливать». Полицейские нагрянули с обыском через два дня.
Вы допускаете сейчас, что газовая атака в подземке – это дело рук людей из «Аум»?
Допускаю. Раз эти люди сами признались и их отдали под суд, значит, так оно и есть. Хотя я и сейчас кое-чего не могу понять.
А как насчет вины Асахары?
Его должны судить по закону, если он виноват. Однако, как я уже говорил, есть огромная разница между Асахарой, каким я его воспринимаю, и тем человеком, которого мы видим в суде… Это, конечно, незаурядная личность – как гуру, как религиозная фигура. Поэтому мне еще нужно время, чтобы разобраться…
И потом, я приобрел в «Аум» много ценного, настоящего. И оно сидит во мне. Хотя это другое… а если что-то плохо – значит, плохо. Это надо четко разделять. Что я и пытаюсь сейчас сделать. Внутри себя. Честно сказать, я плохо представляю, что будет дальше, в том числе и со мной.
Обычно люди думают, что у буддизма и «Аум Синрикё» нет ничего общего. Говорят, что «Аум» создана только для «контроля над умами». Но я хочу сказать: не все так просто. Для меня, во всяком случае, «Аум» – пусть в этом и есть небольшое преувеличение – это нечто, на чем строилось мое существование на третьем и четвертом десятке лет.
Я слышал, что тибетские эзотерические практики подразумевают тесную связь между гуру и учеником, абсолютную покорность воле учителя. Но предположим такую ситуацию: с человеком, который на первых порах был замечательным учителем, по ходу дела происходит что-то странное. Говоря компьютерным языком, в него проникает вирус и нарушает его функции. И нет никакой третьей силы или системы, способной заблокировать этот процесс.
Не знаю…
Так вот. В этом изначально заложена опасность. Я имею в виду абсолютную покорность. На этот раз вы оказались в стороне, но если рассуждать логически, в следующий раз гуру прикажет: «Делай по-а!» и придется подчиниться, да?
Но такой порядок – свойство любой религии. Разве нет? Хотя, если бы мне так сказали, я бы, наверное, не смог. Хм-м… может, у меня покорность не на том уровне {смеется). Не могу всего себя отдавать. Иначе говоря, я еще слаб. Кроме того, у меня такой характер – если не будет уверенности, что так нужно сделать, с места не сдвинусь. В любом деле. Избыток здравого смысла, что ли.
Предположим, вас убедили. Тогда бы вы сделали? То есть если бы вам сказали: «Тэрахата-сан! Видите, какая ситуация? Надо делать по-а». Если бы все-таки вас убедили, что тогда?
Даже не знаю. Да нет… Хм-м… Трудно сказать.
Я хочу понять, какое место в учении «Аум Синрикё» принадлежит личности, человеческому «я». Что в процессе духовной практики вы передоверяете гуру, а что оставляете решать себе? Я пока еще этого не понял из нашего разговора.
В сущности, человек не может быть абсолютно независим. На него обязательно что-то влияет. Окружающая среда, жизненный опыт, образ мыслей. Так что это большой вопрос – как далеко простирается подлинное человеческое «я». Буддизм начинается с осознания того, что «я», о котором человек думает как о своем собственном, на самом деле таковым не является. На самом деле буддизм дальше всего стоит от так называемого «контроля над умами». Ему куда ближе мысль Сократа: я знаю, что ничего не знаю51.
Наверное, можно сказать, что человеческое «я» делится как бы на две половины – внешнюю и подсознательную, ту, что находится в глубине. Это своего рода «черный ящик». Некоторые люди видят свое жизненное предназначение в том, чтобы доискаться до истины и открыть этот «ящик». Это что-то вроде астрала, о котором вы говорили.
Средством понимания, постижения того, что запрятано у человека внутри, является медитация. С точки зрения буддизма где-то в истоках человеческого подсознания лежит сущностная деформация. У каждого – своя. Медитация дает возможность ее выправить.
По-моему, человек должен сделать одновременно две вещи – открыть «черный ящик» и усвоить, впитать в себя его содержимое.
Иной путь просто опасен, с разных точек зрения. Но когда я слышу, что говорят люди, совершившие это преступление, мне кажется, что им такая задача не по силам. Я не вижу у них сочетания анализа и интуитивного чувства. Точнее говоря, они только анализируют, а в интуиции полагаются на кого-то другого. В результате их мировосприятие становится крайне статичным. Поэтому когда появляется динамичная личность, вроде Асахары, и говорит: «Это надо сделать», они не могут сказать «нет». Так, наверное?
Я не знаю толком, как к этому относиться, хотя понимаю, что вы имеете в виду. Разум и знание?
Но с другой стороны, есть люди, которые не имеют никакого отношения к этому происшествию, кто изо всех сил стремится к духовному совершенствованию и спасению. Конечно, «Аум» совершила ужасные вещи, тут уже ничего не исправишь. Но что же получается? Людей, не сделавших ничего плохого, могут арестовать за любой пустяк, и вообще, им тяжко приходится. Например, стоит мне выйти на улицу, как полиция тут же увязывается следом. На работу не устроишься. Те, кто раньше жил в братстве, даже жилья себе найти не могут. Журналисты пишут на эту тему односторонне, как им нравится. Неудивительно, что нам все труднее приспосабливаться к жизни в этом мире.
Нам говорят: откажитесь от своей веры, и общество вас примет. Но надо иметь в виду, что у тех, кто в свое время стал послушником, были чистые помыслы. В некотором смысле, у этих людей слабая психика. Живи они обычной жизнью – работали бы, как все, и при этом занимались духовным совершенствованием, никто бы им слова не сказал. Но они не могли так жить и временно отделились от мира – ушли в послушники. Их натура тяготится узами мирской жизни, ее проблемами.
Структура «Аум» сильно изменилась. Принципиальным образом. Со стороны может показаться, что все осталось как прежде, но это не так – организация трансформировалась изнутри. Она возвращается к тому, с чего все начиналось, – к йоге. Хотя, узнав, что во главе братства теперь сын Основателя, люди могут возмутиться: дескать, они так ничему и не научились.
Я не буду возмущаться, но если ваша организация не отреагирует на то, что совершили ее члены, не сделает для себя выводов и не принесет публичные извинения, если и дальше все будет идти как сейчас, вам никто не поверит. Вы можете сказать: «Это сделали другие люди. Наше учение в основе своей правильное. Мы сами пострадали», – но вы вряд ли так легко отделаетесь. Опасные гены лежат в самом характере «Аум», в происхождении вашего учения. Я считаю, что ваша организация обязана учесть полученные уроки и объявить об этом обществу. И тогда можете дальше исповедовать свою веру.
Постепенно, по частям, мы стараемся подойти к какому-то промежуточному итогу. Сделать что-то вроде отчета, пусть и неполного. Но разве кто-нибудь его опубликует? Нам тоже хочется, чтобы люди указали, в чем мы ошибались. Жаль, буддийское духовенство не желает иметь с нами дело.
А может, это из-за того, что вы говорите с людьми только на своем языке, излагаете суть вещей по-своему? А им требуется другое: обыкновенные слова, обыкновенная логика. Иначе не получится. Если с людьми не разговаривать, а вещать, никто слушать не станет.
Да… Это сложный вопрос. Что будет, если мы заговорим обычным языком? (Смеется.) Ведь о нас чего только не писали… Уже никто не поверит, все равно ненавидеть будут. Что ни скажи, журналисты все равно по-своему подадут, совсем не так, как на самом деле. Среди СМИ не найдется ни одного, которое рассказало бы о наших истинных намерениях. Хоть бы кто-нибудь пришел, как вы, и выслушал. Надо признаться, искренним быть нелегко, даже если тебя просят. И когда люди говорят, что мы прилагаем недостаточно усилий, это в какой-то мере верно.
