Так бесславно завершилась эпоха либеральных “реформ” в России.
Валерий ЛУНЕВ
Даже в наше дикое время многих возмутила травля православного священника-серба о.Александра Кокановича в г.Подольске. Об этом злодействе властей сообщил корреспондент газеты “Русский вестник” (N15-17, 1997) казак К.Ершков. Батюшку из братской страны стала преследовать демократическая администрация. Настоятель храма Рождества Христова в деревне Варварьино под Подольском о.Александр, назначенный туда указом митрополита Ювеналия, помешал волостному голове В.Шитову и начальнику местной милиции Ю.Рябову тем, что церковная земля, на которой посмел жить священнослужитель, приглянулась столичному банку “Форт”. А интересы банкиров у ельцинистов - на первом месте.
Константин Иванович Ершков, огласивший подольский беспредел, был движим не только естественным чувством справедливости. Он - председатель Православного Русско-Сербского братства, активно способствует укреплению дружбы с единоверной Сербией, в 1993 г. добровольцем воевал на Балканах, отстаивая независимость героической Сербской республики. Кстати, он защищал и нашу Приднестровскую республику от того же пронатов- ского воронья. Был командиром расчета ракетной установки “Алазань”, награжден Крестом “За оборону Приднестровья”. Ершков, вероятно, “примелькался” на митингах и крестных ходах “ведомству по охране конституции”, или как оно там именуется? Словом, комитету безопасности 50-200 семейств, впившихся в Россию. Ведь недаром плюралист Прошечкин из Мосгордумы сфабриковал увесистое досье на русофилов. И публикация Константина Ивановича в “Русском вестнике” (которую публично никто не опроверг!), очевидно, явилась для оккупантов “последней каплей”.
Ждали удобного случая. И вот 30 декабря 1997 г. в 23 часа К.И.Ершков был зверски избит в собственном подъезде (Ленинский проспект, дом 43, корпус 8). Нападавший налетел сзади, выкручивая обе руки за спину, после чего нанес профессиональный удар в затылок. Швырнув журналиста лицом на лестницу, молодчик стал отводить голову жертвы назад и яростно бить ею о каменные ступени, приговаривая: “Я убью тебя, сволочь”.
Озверевшего наймита корреспондент знал в лицо: это был некто В.Дорофеев, проживавший в том же подъезде на пятом этаже, которого соседи видели обычно в милицейской форме. Впоследствии на очной ставке господин Дорофеев заявил, что читал статью Ершкова в газете “Русский вестник”, где автор, дескать, “поливает грязью подольскую милицию”. И ОНИ (т.е., очевидно, МВД и проамериканский режим в целом) “этого так не оставят”. Доблестная “корпорация” даже не посчитала нужным скрывать причину покушения.
Впрочем, поднаторевшее в “физическом воздействии” сообщество оформило собственно кровопускание как “задержание”… Когда Ершков очнулся от резкой боли в левой руке, прижатой сапогом из прибывшего милицейского наряда, и был выволочен из подъезда, он почувствовал, как в правый карман пальто ему сунули какой-то предмет, отчего ткань сразу резко потяжелела. В машине он вновь потерял сознание. В фильме “Место встречи изменить нельзя” Жеглов-Высоцкий незаметно опускает в карман рецидивисту украденный последним кошелек. Здесь - по-другому: заготовленное загодя зеркальце от автомашины подбрасывается задержанному, чтобы запротоколировать оное при обыске. В милиции (УВД “Гагаринский”, гор. Москва) стеклышко, конечно, было “обнаружено”: оно-то и явилось единственной “уликой” против Ершкова. Человек был избит - и сам же обвинен в хулиганстве: сорвал, дескать, понравившийся предмет и взял на память.
Ершкова посадили в камеру с туберкулезником из Азербайджана и продержали там почти сутки без сна, еды и воды. Лицо арестованного представляло один сплошной синяк, нос был сломан, тем не менее, просьбам о медицинской помощи “гагаринские” правоохранители не вняли. Дескать, мы его пожалели, не убили, а он еще жалуется.
На русского державника заводится уголовное дело: “хулиганство”! Им интересуются сотрудники УВД: некий Андрей Николаевич заявляется в травматологическое отделение I-й городской больницы, куда слег журналист в результате “задержания” в подъезде. Этот А.Н. грозит Ершкову объявить его в федеральный розыск, если он не придет в Гагаринское УВД. 14 мая 1998 г., несмотря на постельный режим (все еще - от “новогодних” пыток), Ершков был взят в 7 часов утра, по указанию дознавателя Пискунова, и под конвоем двух автоматчиков доставлен в УВД. Стражи порядка пригрозили оппозиционеру изменить меру пресечения на “содержание под стражей”. Председатель Русско-Сербского братства ждал операцию, но был вынужден доковылять к дознавателю Пискунову на допрос 18 мая. Вторично автоматчики доставили корреспондента в УВД 18 августа с.г.
Дознаватель Р.Майданчук предложил прекратить производство сфабрикованного дела о “хулиганстве”… “за примирением сторон”. Когда адвокат пострадавшего отказал ему в этом, Майданчук тут же - задним числом - переквалифицировал ”дело” с первой части на вторую, более тяжелую, часть, где стойкому патриоту России, защитнику Сербии и Приднестровья грозит 5 лет! Пять лет за критику демократии. Пять лет за разоблачение подольских держиморд.
“Иск” против газеты “Завтра”, передача в Госдуму законопроекта против русских националистов, подготовка показательной кары над Ершковым - звенья одной цепи. Истребляя под видом “девальвации рубля” ненавистный им народ, пятая колонна силится заткнуть рты несогласным. Призываю всех честных россиян не допустить циничной расправы над нашим соратником.
РУКИ ПРОЧЬ ОТ ЕРШКОВА!
Владимир ОСИПОВ,
глава Союза “Христианское Возрождение”
Михаил Ямбаев РАЗЫСКИВАЕТСЯ ГААГСКИМ “ТРИБУНАЛОМ”… ( В этом году исполнилось 55 лет генералу Р. Младичу, находящемуся в розыске вместе с Р. Караджичем за “военные преступления” )
ОН РОДИЛСЯ в 1943 году в 50 километрах южнее Сараева, в селе Божиновичи. Имя “Ратко” - уменьшительное от “Растислав” или “Ратимир”. “Рат” по-сербски - значит “война”. “Ратко” - такое имя часто дают в Сербии во время войны. Интересно, что слово “работа” по-сербски похоже на слово “война”: “рад” и “рат”. Наверное, не случайно. И с фамилией ему повезло. “Младич” - значит “юноша”, “молодой человек”. Вот такой он, всегда молодой Младич Ратко…
Отец Младича - партизан - погиб в бою с хорватскими фашистами, когда Ратко не исполнилось и двух лет.
Мечтавший в детстве стать учителем или врачом, Ратко в 15 лет поступил в военное училище.
Карьера офицера началась в Скопье, в Македонии, где 4 ноября 1965 года он стал самым молодым командиром взвода одного из полков. С той поры он прошел все командные армейские должности, командовал батальоном в Куманове, бригадой в Штипе. С 14 января по 26 июня 1991 года он заместитель командира Приштинского корпуса.
Когда обстановка в Хорватии накалилась, когда противостояние между сербами и хорватской армией переросло в бои, в кабинете Младича раздался звонок. Командующий корпусом сообщил о новом назначении полковника - в сербский борющийся Книн. И хотя речь шла о назначении на более низкую должность, Младич понял тогда все совершенно верно: назначение не было понижением, но высоким доверием, верой в то, что Младичу удастся переломить ход событий в Краине.
В то время обстановка в Хорватии была сложной. Вставая на путь отделения, Хорватия делала все, чтобы Югославская народная армия покинула республику. Одним из методов “давления” на военных была блокада казарм. В них были отключены электричество и вода. Для солдат это был сущий ад.
Книн уже был символом сербского сопротивления. Пока солдаты ЮНА находились в осажденных казармах, а высшее начальство опасалось предпринять решительные меры, здесь уже шли бои между хорватской национальной гвардией и наскоро созданными отрядами сербской милиции.
Прибыв в Книн, Младич заявил (и это было как гром среди ясного неба): “Кто еще не понял, что сейчас решается вопрос “быть или не быть”, тот отправится на свалку истории… Сниспосланному на нас, воскресшему злу необходимо противостоять всеми имеющимися средствами”. Его первый вопрос был: “Кто враг?” Полковник сам на него ответил. И себе, и солдатам: “Враг - каждый, кто стреляет в наших солдат, кто отключает воду и электричество, кто устраивает провокации и блокирует казармы”.
Младичу удалось успешно деблокировать казармы. Проще говоря, он спас тогда сербов от массового убийства. Но его решимость расправиться с противником и бескомпромиссность не встретили поддержки наверху. Младич слыл непослушным офицером еще до войны. Хотя сам так не считает:
- Я был офицером, который думает своей головой…
В конце июля 1991 года Младич представлял командование Книнского корпуса в ГШ ЮНА, где разрабатывался план действий на случай продолжения прежней провокационно-агрессивной линии Хорватии и Словении. Младич высказал свою точку зрения, разделяемую командованием Книнского корпуса. Младич высказывался за реализацию таких решений, которые заставили бы незаконные вооруженные формирования хорватов сдать оружие. ГШ не принял этот план… И что же?
