Некоторые проповедуют, что Путин станет своего рода Дэн Сяопином. То есть верховным руководителем, не занимающим официально никаких постов, но контролирующим все. Ссылаются при этом на «древнюю китайскую традицию». Но дело даже не в том, что в России нет китайцев в достаточном количестве для утверждения подобной традиции. Механизм личной власти Дэн Сяопина не был «древним». Просто у власти находилось поколение, много претерпевшее в период культурной революции. Тогда должности не значили ничего. В самом деле, Лю Шаоци, формальный глава государства, председатель КНР, был фактически умерщвлен в годы «культурной революции».
Карьера того же Дэн Сяопина в те годы могла развиваться так: сегодня — могущественный заместитель Мао по партии, заместитель главы правительства и начальник Генштаба (все эти посты Дэн занимал одновременно), завтра — перевоспитываемый рабочий на каком-нибудь удаленном заводе, живущий под надзором «органов». При этом статус с «поднадзорного» на «высшего руководителя государства» менялся только за 1970-е годы несколько раз. В этих условиях ориентация на должности была бы глупа. Понятно, что те люди, которые занимались политикой в Китае того периода, ориентировались только на личности. Привычка осталась и после смерти Мао. Но с приходом к власти нового поколения руководителей роль официально занимаемых должностей вновь выросла. Сегодняшний лидер Китая Ху Цзиньтао занимает все высшие посты — генсека компартии, председателя КНР и председателя двух Центральных военных комиссий — партийной и государственной.
* * *
Исходя из вышеизложенного, повторить Дэн Сяопина у нас не удастся, ибо во власти нет целого поколения людей, ориентированных лично на Путина, считающих его Вождем и Другом вне зависимости от занимаемых постов.
Но ведь Борис Ельцин и его сторонники не понесли ущерба во время правления Путина, скажете вы. Все это так. Ибо Ельцин весьма мудро использовал для самосохранения совершенно иной ресурс, который обычно не учитывается в спорах вокруг сценариев преемства. Он подписал всю политическую элиту страны за себя. Непонятно? Сейчас поясним. Наша политическая и экономическая верхушка получила собственность в 1990-е годы, в годы правления Ельцина. Эта собственность была оформлена ельцинской Конституцией. Конституцию утвердил Ельцин. Следовательно, удар по Ельцину означал бы, что автоматически наносится удар по его детищу — Конституции.
Удар по Конституции означал бы удар по элите 90-х, старт тотального передела собственности. Этого наш правящий класс допустить никак не мог. Именно поэтому он согласился на неприкосновенность Ельцина. Именно поэтому он так трепетно относится к возможности внесения поправок в Конституцию. С Ельцина при жизни пылинки сдували. Мы не знаем, как — хорошо или плохо, относился к Ельцину президент Путин. Мы знаем лишь, что он был вынужден учитывать эти настроения. Потому никакого ущерба не претерпели ни сам Ельцин, ни его семья, ни олигархическое окружение «первого президента России».
Путин не может обеспечить безопасность себе и своим людям никакими бумажками о неприкосновенности, никакими коллективными руководствами, никакими «советами безопасности». Все это легко отменяется, как легко отменяется и статус международного чиновника. Гарантии со стороны Запада Путин вряд ли получит — Запад неоднороден, а президент Буш, который может их дать, вот-вот станет, если уже не стал, «хромой уткой». Он сам нуждается в гарантиях, если уж говорить всерьез. Другие же западные лидеры, рангом помельче, не смогут противостоять давлению США, если последним почему-то понадобится Путин для того, чтобы превратить его в нового Милошевича.
Поэтому гарантии Путину может дать только Россия как государство. А для этого надо связать Путина и страну, сделать так, чтобы Путин, если угодно, въелся в плоть и кровь государственных институтов, чтобы от него было невозможно отказаться. Задача эта нетривиальна. Повторить «подвиг» Ельцина не удастся. Принять путинскую Конституцию было бы очень хорошим ходом, но элиты боятся обвального пересмотра результатов 1990-х, и потому Конституция, как неоднократно заявлял Владимир Путин, останется в неприкосновенности. Значит, должны быть обходные пути.
Из новейшей истории мы знаем примеры, когда государственный деятель, уходя от власти, получал подобные гарантии. Например, китайский лидер Цзянь Цземинь, передавая власть нынешнему генсеку и главе КНР Ху Цзиньтао, стал видным марксистским теоретиком. Партийный съезд провозгласил, что Цзянь — фигура, сопоставимая с Мао и Дэн Сяопином, а придуманная уходящим руководителем «теория трех представительств» (изложение ее смысла увело бы нас слишком далеко от темы нашего исследования), была включена в партийный устав. Именно это обстоятельство до сих пор защищает Цзянь Цземиня и возглавляемую им «шанхайскую группировку» (китайский аналог питерских) от полного разгрома.
Наша логика находит здесь свое подтверждение. Уходя на пенсию, Цзянь Цземинь оставил себе пост верховного главнокомандующего. В Китае глава армии — председатель Центральной военной комиссии — избирается парламентом независимо от председателя КНР и не подчиняется последнему. Казалось бы — вот она, гарантия. Но как только Ху Цзиньтао обрел власть, он легко сломал сопротивление своего предшественника и добился его отставки с поста главковерха уже в 2004 году (между тем планировалось, что Цзянь пробудет в этой должности до нынешнего, 2007 года и, быть может, даже дольше).
Но пересмотреть решение партийного съезда гораздо сложнее, чем убрать бывшего руководителя с последнего крупного поста. За Цзянь Цземиня «вписаны» десятки миллионов китайских коммунистов. Они не могут без потери лица перед народом отказаться от теории «трех представительств». Вот и приходится терпеть и Цзяня, и его «шанхайских».
* * *
Подобная методика «вписки» за лидера популярна и в других странах, но, увы, неприменима в России. Дело в том, что китайские коммунисты слиты с государством. Партия не может исчезнуть, ибо она есть становой хребет КНР. Ее устав вполне стабилен. Коммунисты и вертикаль власти неотделимы друг от друга. Не то у нас. Партия «Единая Россия», которая хотела было принять некий «План Путина» и выдвинуть самого вероятного преемника президента в свою первую тройку, не может быть гарантом пенсионного статуса Путина просто потому, что сама является плодом политтехнологических усилий администрации президента.
Сегодня есть план Путина — завтра нет. Да и сама партия может легко перестать существовать, если Кремль решит, что ее надо подвергнуть реформе или переименовать.
Беда, однако, в том, что у нас нет ни одного политического института, который, подобно КПК в Китае, мог бы «подписаться» за Путина. Парламент слаб и неавторитетен, губернаторы назначаемы и как гаранты не годятся. Разумеется, можно созвать какую-нибудь Ассамблею народов России, которая заявит, что Путин — самое ценное, что только есть у дорогих россиян. Но на следующий день люди забудут, как эту Ассамблею звали.
Церковный собор? Увы, Церковь обладает огромным престижем в обществе, но как политическую силу ее никто слушать не будет. Русская православная церковь многие годы борется за введение предмета «Основы православной культуры» и никак не может его ввести в школах, где уж тут гарантировать преемственность президентской власти. Когда в октябре 1993 года в центре Москвы состоялась «маленькая гражданская война», патриарх пообещал отлучить от церкви тех, кто первым вступит в конфликт. Тем не менее Ельцин, как мы знаем, победил силовым путем и отлучен не был. Короче говоря, собрания, какими бы авторитетными они не были — слабая гарантия.
В нашем обществе единственным институтом, который обладает политической реальностью, является институт президентства. Но именно президентский пост Путин и покидает. Казалось бы, выхода нет?
И тем не менее один институт все же имеется. И этот институт обладает реальностью просто потому, что включает весь народ. Это институт референдума.
Решение референдума в наших условиях стоит решения китайского партийного съезда. Разумеется, оно не дает абсолютной гарантии. Но абсолютной гарантии не может дать никто, даже президент США.
Что выносить на референдум — это большой вопрос. И я прямо сейчас не готов дать на него однозначный ответ. Понятно, что не Конституцию, раз Путин категорически против этого варианта. Но это может быть программа развития страны на ближайшие годы, путинский пятилетний план, например. В общем, такой документ, который был бы аналогом «теории трех представительств» и мог послужить охранной грамотой для уходящего лидера и его окружения. Если Путин все же решится внести изменения, нет, не в Конституцию, а в закон о правительстве, в сторону ограничения полномочий главы государства, как уже предлагалось рядом аналитиков — это был бы идеальный вариант.
