Переполнясь, налившись любовью,
Я тебя перелью в красоту.
Вообще поэтика Миркиной состоит практически из одних штампов: «А что такое красота? Ведь это тайна», «Но я любима и люблю», «Тайный трепет бытия», «таинственный покой», «божественный покой», «смысл жизни в красоте», «вечные объятья», «океан любви», «тайна смерти», «земная тоска», «великая тишь», «сердце с сердцем рядом», «нежность не имеет дна» и т.д.
Каждое стихотворение предсказуемо и не содержит никакой новизны, подобные поэтические тексты читаны-перечитаны уже множество раз, ими наполнены сайты поэзии. Да, бесспорно, по смыслу стихи Миркиной глубоки, но любая глубина, став банальной, превращается в мелководье. Иные произведения похожи на юношеские стихотворные пробы пера на тему любви:
Как листья с деревьев слетают слова.
Как слёзы всё льются и льются.
В любви признаются не раз и не два,
В любви каждый день признаются.
Признанье, вздымаясь опять и опять,
Растёт, как волна в океане.
Любовь – это то, что нельзя исчерпать,
В любви не найти окончанья.
Стихи Зинаиды Миркиной могут очаровать и произвести серьёзное впечатление лишь на профанного читателя, чего тоже добиться не так-то просто: книга стоит довольно дорого и купить её не каждому по карману.
Пора разобрать кладовку
Олег Юрьев. О Родине : Стихи, хоры и песеньки. – М.: Книжное обозрение, 2013. – 64 с. – Книжный проект журнала «Воздух». – Тираж не указан.
Вы разбирали когда-нибудь заваленную кладовку? Если да, то вспомните, как чихали и чертыхались, разглядывая мирно дремлющие в пыльном хаосе старые стоптанные башмаки и колесо от велосипеда, лыжи с трещиной и журналы за бог знает какой год, заплесневевшие маринады и горы разновозрастных игрушек...
Когда читаешь книгу Олега Юрьева, именно такое ощущение и создаётся, – ощущение сбившихся в кучу слов, громоздящихся друг на друге образов, хаотически наваленных миров. И если в кладовке есть хотя бы какой-то смысл, демонстрирующий спрессованные слои времени и некий по-своему гармоничный закон сосуществования рухляди, то в стихотворениях Юрьева нет даже и этого.
Кое-где промелькнёт Хлебников, кое-где Заболоцкий, но в целом – сумбур вместо музыки:
есть город маленький как птичья переносица
на светло-чёрной и сверкающей реке
чей шёлк просвеченный не переносится
на свет прищёлкнутый мостами на руке
Это вообще о чём? Попыталась представить город размером с птичью переносицу – не получилось. Дальше ещё непонятнее. Как шёлк реки можно перенести на свет? И не просто свет, а ещё и «прищёлкнутый мостами на руке»? Ну да, дескать, поэт так видит, у него сложное мироощущение и внятным ему быть неинтересно. Но всё же давайте называть вещи своими именами. Бредословие – это не стихи. Бред он и есть бред. И не нужно награждать его непроявленными смыслами. И тем более называть стихами о Родине.
А вот ещё пример:
Кто ты, товарищ бессонный, ночной,
вздыбленный дым у стены зоопарка?
Кто ты, на полой подушке свечной
льнущая к стёклам ночная товарка?
Даже не знаю, стоит ли это комментировать. Представить некоего товарища в виде «вздыбленного дыма», к тому же почему-то именно «у стены зоопарка» весьма проблематично. И что за свечная подушка? И при чём тут ночная товарка?
Любой эксперимент (в данном случае лексическая расхлябанность и нестыковка) лишён смысла, если он не работает на углубление текста. Внятность ещё никому не вредила. Представьте себе диктора телевидения, который шепелявит и картавит. Бессмысленные эксперименты в искусстве выглядят примерно так же.
Как сказано в аннотации, Олег Юрьев с 1991 года живёт в Германии, автор пяти книг прозы и драматургии и десяти – на немецком языке, получил премию Хильды Домин, присуждаемую писателям-эмигрантам.
Что же, поздравляем. Теперь и нам, живущим на родине, представилась возможность «насладиться» его творчеством. Только вот подумалось: не лучше ли всё-таки разобрать кладовку?
Теги: современная поэзия
Любовь к будущей Атлантиде
Станислав Тарасов. Тайны из ларца времени: Повести. Рассказы. - Белгород: КОНСТАНТА, 2013. – 256 с. – 1000 экз.
"Потемнел и ожесточился общий тон нашей литературы. Мы стали писать прошедшее либо с брезгливым ожесточением, либо с ностальгической пышностью, рисуя век то железным, то золотым и медленно забывая век человеческий, где высокое ходит об руку с низким, где свет мешается с тьмой, а беда с победой. Словно мы пишем свою Родину из эмигрантского далёка, как невольные изгнанники не только из времени, но и из страны" – так сказал в одной из статей о состоянии сегодняшней отечественной литературы известный критик Валентин Курбатов. Но, думаю, если бы он прочитал прозу Станислава Тарасова, то мог бы изменить своё мнение.
Писатель-белгородец любит своих героев – красивых и смешных, сильных и слабых, удачливых и не очень. Как правило, они представители, так сказать, простого народа, на котором и держатся наша жизнь, наше бытие и в конце концов наша страна. И время, в котором он жил и живёт – от военного безотцовского детства до нынешних, тоже далеко неблагоприятных лет, – любит, хоть о последних годах чаще говорит с грустью и печальной иронией. Это в первую очередь относится к таким произведениям, как «Поддувало и Жиганка», «Жук и Бабочка», «Приватные беседы», «Пензия». В них вчерашняя и нынешняя жизнь показана такой, какой она была и есть, но, естественно, не без гротеска, что подвигает задуматься над извечными вопросами: в чём же состоит смысл человеческой жизни и правильно ли мы её проживаем?
Станислав Тарасов идёт по творческому пути, по которому ходили великие русские писатели – Николай Гоголь, Михаил Булгаков, Василий Шукшин. Порой в его прозе чувствуется болящая интонация Василия Белова, грустно-рассудительная – Валентина Распутина, вспыльчиво-обличительная – Виктора Астафьева. И всё-таки у него в литературе своя дорога, ну, может быть, и всего-навсего тропа. Это тем более удивительно, что живёт он не в столице и даже не в областном центре, а в небольшом посёлке Ракитное на Белгородчине.
Его первая публикация была в журнале «Юность» ещё в 1960 году А в 2013-м Тарасов стал лауреатом Международной литературной премии «Прохоровское поле».
Чтение книги «Тайны из ларца времени» – это встреча с настоящей, самобытной русской прозой, с языком, которым она написана. В подтверждение сказанному выше начало повести «Жук и Бабочка»: «На нашей улице их зовут Жук и Бабочка. Потому что он завсегда тащит что-то в руках, шарф выбился и хомутом сидит на шее, создав сходство с намыленной тягловой силой, а она бежит налегке, на зависть бабам модно, по-городскому одетая, головку кверху, ну чуть не взлетит – цок-цок-цок каблучками[?]»
Теперь уже понятно: почти столетняя эпоха, называемая советской, в которой жило несколько поколений русских (и не только) людей, постепенно становится будущей Атлантидой. Пройдёт совсем немного времени, и она уйдёт в небытие (или вечность), о ней будут слагать легенды, рассказывать мифы. Да уже рассказывают! Только история да литература донесут до будущих поколений то, чем мы жили и дорожили, что и кого любили. И, может быть, тогда, исследуя культурный пласт нашей эпохи, кто-то отыщет книги Станислава Тарасова, прочитает их и тоже полюбит его героев.
Теги: Станислав Тарасов. Тайны из ларца времени
Михаил Попов. Берестяная история, или Приключения отрока Онфима. - Архангельск: Правда Севера, 2013. – 61 с. – 1100 экз.
Архангельский писатель Михаил Попов создал повесть по мотивам новгородских берестяных грамоток. Время действия повести "Берестяная история" – канун нашествия на Русь степняков-ордынцев. Место действия – Великий Новгород и Русский Север.
Главные персонажи книги – мальчик Онфим и девочка Настёна. Попадая волею обстоятельств в череду смертельных опасностей, отроки с честью выходят из них. А помогают им в невзгодах крепкие нравственные устои: любовь к матушке и батюшке, своим кровникам, преданность большой Родине. Онфим и Настёна учатся преодолевать трудности и помогают взрослым в опасном путешествии.
