— Полчищам тьмы противостоят силы Света, — мой бодрый голос полон оптимизма. — Афон молится за весь мир.
— Лучшее, что мы ещё в силах сделать, — отодвинуть войну на какой-то срок, — признаётся могучий духом келиот. — Соединённые Штаты обречены, как, впрочем, и все другие крупные высокоразвитые страны. Планетарная Надгосударственная Власть, возглавляемая талмудическими сатанистами — лютыми врагами Святого Православия, — не нуждается в независимых государствах. Поэтому их будут безжалостно ослаблять, разрушать, уничтожать. Центр глобализационных процессов перемещается из Вашингтона, Нью-Йорка, Лондона в Тель-Авив и Иерусалим. Судьбоносные, эпохальные события разворачиваются на Ближнем Востоке.
— Яснее не скажешь.
— Всё висит на волоске, — спокойно, безбоязненно уточняет подвижник.
— В России духовные люди понимают: мощнейший бытийный фугас готов рвануть в любую секунду, — соглашаюсь со схимником. — Но сытый, грешный, самодовольный мир, враждебный Богу, страшнее, чем любая война. Недаром святитель Николай Сербский (Велимирович, 1880-1956) приводит исторический пример: "Содом и Гоморра погибли не от войны, а от мира — от мира без Бога".
— Если мы с Богом — сила Божия с нами, — утешительно подмечает никогда не унывающий исихаст.
— Где Бог — там Победа.
— Аминь, — подводит итог молитвенник за Россию и всю планету. — Твоя келья ждёт тебя. Располагайся, отдыхай…
Медленно поднимаюсь на второй этаж уютного домика. Делаю короткую остановку на широкой веранде под изящной крышей. Отсюда открывается замечательный вид на манящие афонские просторы…
Святая Гора, увенчанная короной вершины, пронзает заснеженным сверкающим пиком лазурный купол безбрежных небес. Напоминает гигантского орла. Свободно парит, словно могучий беркут, над всем полуостровом. Простирает к нам два своих колоссальных крыла, беря под надёжную духовную защиту всех "труждающихся и обременённых"…
Не в дурном ли сне привиделись угрюмые мегаполисы, стеклобетонные туши технотронных громадин — заводов, фабрик, нефтехранилищ, ТЭЦ, аналитических центров? Да был ли затяжной, удручающий сплин? Опускались ли вялые крылья тоскующей, омрачённой души?!..
Даже как-то не верится, ибо ты ощущаешь сильнейший духовный подъём. Остро чувствуешь фонтанирующую неизбывную радость. Легко взлетаешь над падшим агонизирующим миром. Оставляешь где-то позади, на грешной Земле, смерчи нашествий, крушения империй, битвы цивилизаций. Невесомо паришь над хронологической протяжённостью, продлевая, одолевая времена и сроки. Обретаешь телесную крепость, новые глубинные силы, светоносные энергии ума и сердца…
Внутри тебя — пир Бытия, торжество безконечной Жизни, "Гимны Божественной Любви" (преподобный Симеон, новый Богослов). Ты весь — реально безсмертен. На одном дыхании — в мановение ока — несказанно пронзаешь безпредельные метафизические пространства. И где-то Там, во внутренних Мирах — вне рассудочных понятий, отвлечённых категорий, на металогическом уровне — отверзаются неизглаголанные недра сияющей живоносной Гармонии и безвидной, безсмертной Красоты, имя которой — Неизреченность, Невыразимость…
Всем существом осознаёшь, что вышел, поднялся на особый бытийный перевал, не имеющий аналогов. На обычном земном перевале ты оглядываешься назад. Оцениваешь пройденный путь, глядя куда-то вниз, что вполне естественно. Та же самая картина в пространственном отношении ждёт тебя впереди, под ногами, далеко внизу. Но в данный момент — особенный случай, ибо ты прорвался к перевалу духа. Это в определённом смысле пограничная точка невозврата. И с этого места, от этой священной вехи возможен лишь один-единственный путь — стезя вверх и в Высь: от дольнего к Горнему, от чувственного к Сверхчувственному, от конечного к Безконечному, от тленного к Нетленному. Ты стоишь на особом, уже нездешнем пути, ведущем из бренного времени в живоносное Безсмертие — блаженную Вечность…
Приходит объёмное понимание, знание, ведение: со всем этим надо что-то делать. Пора принимать судьбоносное решение. И озарённый дух, объятый умилением, отвечает на Божий Призыв…
Вот она, спасительная Отвага для победного броска, решающего Прорыва за буруны времён, рифы греха — Туда, в Горнюю Синь…
У зева бурь — лагуны Тишины.
В их светлых водах — вешние скрижали.
Душистый плен жемчужно-пенной дали.
Фиалы жизни нежных тайн полны…
Средь гор, на гребне неземной волны,
Меня Горе — над временем подъяли.
Какие шири в сердце просияли!
Какие глуби стали там видны!…
Да был ли дольний мир — юдоль страданья?
Струится Свет Иного Мирозданья.
Душа выходит за пределы "я"…
И Миг вместил размах тысячелетий,
Когда в чертоги душ красоты эти
Прорвались вдруг сквозь тьму небытия…
Благодатные состояния приходят не так уж и редко. Проблема в том, как их удержать подольше, не потерять. Задача нелёгкая, но решаемая. Была бы сила воли и неослабная ревность к Богоугождению!..
Незаметно убегает плотный, насыщенный день. После короткого отдыха — вечерняя служба. Затем трапеза вместе с братией — и снова в церковь.
Священник в епитрахили и поручах открывает царские врата. Для поклонения выносит из алтаря серебряные ковчеги со святынями. Аккуратно ставит их на специальную скамью перед амвоном. В искусно украшенных ковчегах — частицы честного животворящего Креста Господня и цельбоносные мощи угодников Божиих: светло-коричневые черепа, разные косточки, нетленные части рук и ног.
Иеромонах приглашает паломников подойти поближе. Подробно объясняет им, что находится в том или ином ковчеге. Прикладывает к святыням нательные крестики, иконки, чётки.
Паломники благоговейно целуют святыни, молятся и расходятся до ночной службы.
Далее несколько часов сна. Потом сигнал подъёма: звон небольшого колокола (иногда — ручного колокольчика). Немного позже характерный стук в традиционное для востока било — специальное деревянное приспособление, похожее на широкую отполированную доску, — и опять на молитву…
Незабываемое ночное Богослужение. Мягкий благостный полумрак древнего намоленного храма, лишь кое-где слабо озаряемого крохотными огоньками лампад с оливковым маслом. Никакого электричества. Пахучие восковые свечи зажигают после прочтения полунощницы, шестопсалмия, кафизм.
Час за часом протекает в неослабном молитвенном трезвении и Богопредстоянии. Мерно, степенно, стройно поют аскеты-отшельники. Обычное время как бы замедляется, останавливается, исчезает. За церковными окнами робко пробиваются первые признаки рассвета.
Наконец Божественная Литургия приближается к долгожданному моменту. Отворяются царские врата. Из алтаря выходит служащий иеросхимонах с позолоченным потиром в руках.
С трепетом приближаюсь к чаше со Святыми Дарами. Благоговейно, со страхом Божиим и верою, причащаюсь Святых Христовых Тайн. Осторожно удаляюсь, чтобы взять антидор, и… покидаю эту грешную Землю, погружаясь в глубочайшее Созерцание…
Эгейское море и два залива, Сингитский и Стримонский, омывающие Святую Гору, тихо уплывают в бирюзовую дымку. А ты, поднимаясь над водами и ветрами, кельями и каливами, скитами и монастырями, улетаешь всё выше и глубже. Твоё победное восхитительное движение безостановочно, безконечно, как и само Безсмертие. Твой прозревающий дух, до предела наполненный молитвенным, живоносным Покоем, всецело устремлён в некую пленительную внутреннюю сферу. Он опытно уясняет смысл дивных слов преподобного Макария Египетского: "Истинная смерть внутри. И она сокровенна. Ею умирает внутренний человек. И если ты перешёл внутри себя от смерти к жизни — то уже не умрёшь".
Неизглаголанно слышу беззвучные, неслышимые глаголы нездешнего полифонического Безмолвия. Парадоксально прикасаюсь к совершенно Неприкасаемому. Таинственно постигаю Непостижимое. Чутко улавливаю нежнейшее дыхание Иных Измерений. Сладостно предощущаю Вечное Царство Божественной Славы…
Нет!.. Это вовсе не обмачивая игра болезненного воображения. Не разгорячённая мечтательность. Не опасные фантазии. Мы лишь убого пытаемся хоть как-то обозначить, обрисовать, выразить в словах абсолютно невыразимые на человеческих языках духовные реалии инобытийной Действительности, ожидающей нас Там, за гранью земной суеты, в Горнем Иерусалиме.
Разгорается свет у ворот Иверона.
Развевается знамя пурпурной Зари.
Под чудесное соло пасхального звона
Зарождается новая эра — внутри…
